У времени нет любви

Trentemoller, Unkwon Sune Rose Wagner — Decieve (Unkwon remix) I’ll tell you, how I love you how I deceive you how I trick you to do it all the time

      Наверное, не так стоило провести свой последний вечер в Тросте Микасе Аккерман — молодой полуазиатке двадцати лет, которой, казалось бы, все двери в этот мир открыты. Но для себя она точно решила: ей нет места в этом городе, возможно, даже в этой жизни, но последнюю мысль она резко отгоняет от себя, словно назойливого комара, настойчиво пищащего над ухом в июльскую жару. Быстро поправляет спутанные ветром короткие волосы чуть выше плеч, бегло осматривая себя в отражении окон ночного клуба — короткая красная юбка так красиво контрастирует с черной блузкой, открывающей белые острые плечи, и, наконец, входит.       Ему так весело и так пьяно — очередная учебная неделя далась тяжело, и нет, Жан Кирштейн никогда не был глупым, всегда схватывал новый материал на лету, но совмещать учебу на юридическом факультете с любимым занятием — рисованием — оказалось труднее, чем он ожидал. Срываясь писать картину каждый раз, когда накрывает вдохновение, он напрочь забывает обо всех курсовых и текущих работах, что требуют от него преподаватели. Ели бы не мама (но правда же, удобно скидывать ответственность), давно ушел бы из универа. Рисовать ему нравилось гораздо больше, но матушка всегда говорила, как важно заиметь профессию, дабы обеспечивать семью.       Жан прыснул, выныривая из своих мыслей. Какая семья? Ему всего двадцать, и, к огромному стыду (самого Жана), он только-только расстался со своей первой девушкой. Приятно было думать, что привлекательная внешность и незаурядный ум без труда обеспечат ему еще толпу подружек, но на душе все равно было гадко, ведь не он выступил инициатором раздора. Собственно, именно поэтому его друзья — Конни и Марко — вытащили друга в клуб этим вечером — нужно же развеяться.       Под действием алкоголя и активном подстрекании товарищей, Кирштейн решается во что бы то ни стало познакомиться с той невероятно красивой черноволосой красоткой, несколько скромно стоящей около барной стойки. Выпивает остатки виски с колой, и под хлопки и крики друзей твердым шагом направляется к интересующей его особе.       Она видит, как высокий красивый парень со светло-русыми волосами встает из-за своего стола и двигается явно к ней. Что же, она ведь здесь для этого, верно? Мимолетная связь с кем-то достаточно привлекательным, такая, своего рода точка на этом городе. Она так любила драму, что не смогла отказать себе в такой слабости. Должна же она ему отомстить. Незаметно стряхивает головой, отгоняя неприятные мысли и улыбается подходящему парню, он и правда хорош собой — длинные волосы уложены назад, явно старался, короткие бородка и усы тоже точно не случайность — часть имиджа. Микаса расслабляется: все не так уж и плохо. Сносно, как бы он сказал. Стоп. Не имеет значения, что бы он сказал, все что хотел — уже сделал.       — Привет, можно угостить тебя? — Жан почти кричит ей, не рискуя подойти ближе.       — Можно, белое сухое, здравствуй, — Микаса наклоняется к уху парня, от чего у того мурашки по коже пробежались.       Кирштейн улыбается, чуть отстраняется от девушки, и проговаривает заказ бармену, себе — виски с колой, а ей бокал вина. Оплачивает сразу и оборачивается к незнакомке:       — Я Жан, как тебя зовут? — на этот раз не кричит, наклоняется к ней, старается вести себя расковано, держит левую руку на стойке позади нее. Смотрит на едва заметный шрам под правым глазом, он ее совсем не уродует, ощущается как родинка, изюминка, а не изъян. Надо бы узнать, откуда.       — А какое у тебя любимое имя? — легкая ухмылка на губах брюнетки заставляет парня немного взволноваться (но это ведь не страшно, в конце концов, не часто он в таких ситуациях бывает).       — Алиса, так как тебя зовут? — повторяет, забирая бокалы со стойки и протягивая один из них новой знакомой.       — Значит, — она широко улыбается, — буду Алисой.       Он собирается воспротивиться, настоять на своем и все же узнать ее имя, но девушка быстро делает большой глоток, улыбается, хватает его за запястье и тащит на танцпол.       Они танцуют, плотно прижавшись друг к другу. Жан больше не пытался выведать у девушки настоящее имя — не хочет говорить и ладно, так даже проще, значит, и она не сильно всерьез воспримет вечер. Правая рука парня проходится по боку неАлисы, сверху вниз, левой плотно держит бедро. Запах от ее волос щекочет нос, и он так хочет прижать ее еще ближе, но не решается.       Микаса танцует, повернувшись спиной к новому знакомому, он водит ладонями по ее телу, но не жмется и это несколько раздражает, нашелся тут самый приличный. Она оборачивается, смотрит снизу вверх на него, чуть приподняв голову и приоткрыв рот, как приглашение, и он понимает, теперь правая его рука на ее шее, а левая на талии.Наклоняется и целует мягко, аккуратно. Не этого она ждала, не за этим шла. Раздражается, крепко сжимает его волосы в кулаке на затылке и задает настроение поцелую сама, прижимается к парню, чувствует — хочет ее и давно, отстраняется и шепчет в губы:       — Я надеюсь, вечер продолжится у тебя? — Жан в шоке, он и не надеялся, что такая, как она ему мало того, что взаимностью ответит, так еще и сама такое предложит. Кивает.       Они едут в такси молча, держась за руки. Оба считают, что лобызаться в такси — крайне тупая идея, но Микаса переплетает их пальцы, закрывает глаза, так надо, она решила, и он ей нравится. Жан косится на свою спутницу — глаза закрыты, интересно, как же ее зовут? Может, она просто замужем, вот и не хочет выдавать себя. Но что-то внутри него кричит, что все сложнее, не может быть такая девушка такой простой.       Он заметил ее сразу, как она вошла, немного неуверенная, но буквально за мгновение собралась и ровным шагом направилась к бару. Он не мог отвести взгляда от ее серых, чуть раскосых глаз с азиатским разрезом. Белая кожа казалась крайне тонкой и хрупкой, а при прикосновении оказалась еще и отрезвляющие холодной. Нельзя быть такой, но она была. Жану уже давно было плевать на Кристен, что бросила его буквально накануне, весь мир остановился вокруг этой невероятной неАлисы.       Радуется, что успел прибраться в квартире вечером, кто бы мог подумать, что он действительно приведет кого-то домой из клуба. НеАлиса заходит, собирается наклониться, чтобы расстегнуть босоножки, но Жан останавливает ее жестом, сам садится на колени перед ней, проводит руками от колена к лодыжке правой ноги, слышит сверху полувздох-полустон, разбирается с застежкой на одной, а затем и на другой ноге, не забывая при этом достать аккуратную ступню из плена туфель, едва касаясь пальцами. Встает, не отрывая ладоней от ее тела — сначала ведет по ногам, переходит на бедра, задирая юбку, а затем на талию.       Микаса, кажется, забывает, как дышать, нежные прикосновения Жана так удивили ее. Закрывает глаза на мгновение и не сдерживает тихого полустона, когда он касается ее ног, так, словно это что-то драгоценное. Как только он поднимается, затягивает в страстный поцелуй, толкает вперед, намекая, что пора идти дальше. Жан одной рукой держит Микасу, другой открывает на ощупь дверь в комнату, поворачивается и кладет на кровать сначала ее, сам нависает сверху. Ее руки теперь расстегивают его рубашку, его — гладят бедра девушки под юбкой, гладкие, мягкие, он глухо стонет ей в рот, когда она проводит ладонью по его груди вниз, к животу. Жан отрывается от прелестного рта, снимает с себя рубашку, смотрит, как девушка стягивает через голову блузку, тянется к юбке. Он останавливает ее руки своими, сам хватается за пояс, тянет красную ткань вниз, девушка приподнимает бедра, остается в одном белье. Парень проводит носом от линии трусов до шеи девушки, целует сначала под подбородком, потом в губы, снимает брюки. Микаса нетерпеливо хватается за выпуклость в трусах Жана, ей нужно знать, он ее хочет. Аккуратно гладит, слегка сжимая, затем чуть оттягивает резинку белья и дотрагивается горячего органа, казалось, ледяными руками, но ее партнер лишь тяжело выдыхает ей в рот, явно довольный ее действиями, сам тоже начинает гладить ее, уже мокрую, сквозь белье. Микаса громко стонет, когда Жан вводит в нее один палец, аккуратно двигает им внутри, там горячо и влажно, помнит, как Кристен, будь она не ладна, просила быть нежнее и аккуратнее. Как догма запечатлелась в его голове. Он уперся лбом в ее шею, мысли путаются, тело не слушается, хочет всего и сразу, трудно сдерживать себя рядом с такой девушкой. — Твою мать, — стонет Жан, слезая с нее, ложится рядом, стягивает презерватив и выкидывает его на пол. Ее тяжелое влажное дыхание ему прямо в ухо направлено, приятно до жути. Он не был с кем-то кроме своей бывшей до этого, но, что странно, точно знал, что и как сделать, чтобы партнерше было приятно, ни капли не растерялся, когда она резко поменяла их положение и села сверху, смотря серыми глазами из-под упавшей на лицо пряди волос. Поворачивает голову и улыбается, смотрит на чуть покрасневший шрам под глазом, она отвечает ему легкой улыбкой и садится. — Я в душ, — он только кивает, не в силах сказать хоть что-то, как завороженный смотрит на ее прямую спину, красивую задницу и ловит себя на желании снова прикоснуться, рука неосознанно сжимает руку в кулак, тяжело ощущать пустоту вместо ее тела. Слышит воду и только после вспоминает, что в ванной нет чистого полотенца, встает, достает из шкафа серое махровое полотно и идет в санузел, сам себя успокаивает, видел он ее уже, ничего страшного. Жан заходит в комнату и видит, что неАлиса уже вышла из душевой кабинки, наматывает бинт (как он его сразу не заметил) на правое запястье. Она видит его в отражении зеркала и смущается.       — Что? — спрашивает раздраженно, он протягивает полотенце.       — Вот, принес, — он смущается от ее тона, не сдерживает любопытства, — а что у тебя там?       — Ошибка молодости, — отвечает она и слегка усмехается, разматывает бинты, под ними татуировка в виде буквы А из мечей, показывает ему, сама не знает, зачем. Ему ведь нужно знать?       Когда Микаса выходит из ванной, Жан уже одет в домашнюю одежду — спортивные штаны и растянутую футболку, девушка тянется к своим вещам, он собрал все с пола и сложил на стул у кровати.       — Может, останешься? — вырвалось против воли, зачем ему просить ее остаться? Она сама напросилась к нему, вряд ли он первый такой.       — Не могу, прости, — ей правда жаль, — я уезжаю утром.       — Тогда, может, чай?       — Лучше кофе, — она не хочет пить чай больше никогда.       Жан включает кофеварку, после ставит две наполненные чашки на стол, девушка, уже одетая, с все еще влажными волосами, садится напротив, смотрит прямо на него.       — Часто ты так? — у нее вырывается против воли.       — Как? — он не сразу понимает, о чем речь, двигает к ней сахарницу.       — Ну, — она делает глоток, отрицательно мотнув головой на предложение, — возишь домой девушек из клуба?       — Нет, — отводит взгляд, — на самом деле, ты первая.       — Вот как, — задумалась, — тогда почему я здесь?       Жан коротко смеется.       — Не знаю, изначально подошел, чтобы отвлечься от расставания, но я не думал об этом до этого момента, глупо даже, — делает паузу, — а ты? Часто ездишь так кому-то?       Она отворачивается, внимательно смотрит на плиту, чуть нахмурившись, первые рассветные лучи аккуратно касаются ее лица. Кирштейн хочет прикоснуться подушечками пальцев к ее щеке, как солнце, даже нежнее, она красива до неприличия.       — Впервые, — честно отвечает на выдохе, хочется быть искренней с ним, чувствует, что он ее примет любой.       — Почему тогда? — не сдерживает любопытства, пытается поймать взгляд и ловит, прямой, жесткий.       — Через пару часов я навсегда отсюда уеду, мне нужно было поставить своего рода точку на этом городе. Может, не самая лучшая идея была использовать тебя, но.       — Ну, знаешь, — он прерывает ее, улыбается — я ведь тоже можно сказать воспользовался тобой.       — Похоже на то, — она возвращает ему улыбку, взгляд смягчился.       — Куда ты уезжаешь?       — Неважно, — опять невидимая стена возникла пред ней, но Жан не сдается.       — Тогда, может, скажешь свое настоящее имя и дашь номер? Я бы не хотел так просто терять тебя, — спрашивает, не особо надеясь на успех.       — Договорились вроде, что Алисой для тебя буду. Телефон не дам. Я, знаешь ли, в судьбу верю, — она делает большой глоток кофе, — если и суждено нам снова встретиться, то тебе ни номер, ни имя мое не нужны будут. Найдемся как-нибудь.       Жан издает тихий смешок и кивает на забинтованную руку:       — А про тату расскажешь?       Девушка затихает, кажется, даже не дышит, но потом говорит:       — Расскажу, почему нет, — бросает короткий взгляд на экран телефона, время есть, можно и поболтать.       — Я три года была в отношениях с человеком на десять лет старше меня. Я влюблена была по уши, и он, казалось тоже. Забавно вышло, но мы оказались однофамильцами, я тогда точно решила, что это судьба, предложила парные татуировки сделать, он согласился. Я счастлива была безмерно, а потом он начал пропадать, сначала дела были постоянно, потом просто не отвечал. Я сорвалась в один из дней, поехала к нему. Дверь мне открыла девушка, по виду еще младше меня, в пижаме, растрепанная, явно не случайно там оказалась. Следом он показался, но я дольше там находиться не могла, сбежала, в истерике три дня провела, на четвертый забрала документы из университета, завтра уезжаю.       Жан не нашелся, что сказать, молча накрыл ладонь девушки своей, слегка сжал и поймал легкую, наполненную грустью, улыбку.       — Вот придурок, — выдохнул он, — такую девушку упустить.       Микаса усмехнулась, и правда, придурок. Все она правильно делает, нужно уехать, нужно, там все заново начнет, без него. А Жан… Он хороший, красивый, и в постели хорош оказался, а еще он выше него. Нет, это вообще значения не имеет, никогда не имело. Но давать обещания она сейчас не хочет, и не может тащить в новую жизнь людей из старой. Нет там места этой печали. Может, и правда, встретятся когда-нибудь случайно, тогда точно знать будет, что не зря. А о ком речь-то? Кого она встретить хочет? Точно не этого старого ублюдка. Нет, раз она ему не нужна, то и он ей тоже.       — Я пойду, прощай, Жан, — встает из-за стола, идет в коридор, он за ней не идет, знает, не сможет спокойно отпустить, слишком ярко в груди бьется желание обнять снова, поцеловать мягкие розовые губы, слышать, как стонет под ним.       — До свидания, неАлиса.       Раннее утро приятной прохладой обхватывает ее, кажется, все еще горячее тело, Микаса нервно ведет плечами и садится в подъехавшее такси, не поднимает глаза на окна дома, заметила, что с кухни обзор на эту сторону улицы, вдруг он смотрит. Очень не хочется лишних надежд давать, как она может в новые отношения вступать, когда из старых в одностороннем порядке только вышла? Одно знает точно — через час ее автобус в Орвуд, не столица, конечно, но достаточно далеко от Троста, и все же ближе к центру, а значит и к лучшей жизни.