магазинные воришки

Жизнь вдали от семьи кажется Хакури одновременно и счастьем и проклятьем. Теперь Соя его не мучает. Теперь Хакури не обязан с ужасом ждать нового дня, когда его изобьют еще сильнее. Но он понятия не имеет, что ему делать… Это странное опустошение преследует его все время, которое он живет вдали от семьи; пусть он даже находит работу в небольшом супермаркете, тем не менее, он не понимает, к чему именно стремится. То есть, очевидно, что он хочет уничтожить аукцион, но его сил сейчас на этого не хватит! Он даже не чародей! Потому Хакури просто существует. И пусть мирная жизнь ему нравится, пусть коллеги по работе — невероятные люди, пусть все в жизни складывается отлично — не то. Совсем не то. Все меняется, когда он случайно натыкается на улице на девочку, которая называет себя Шаль. Судя по всему, она сбегает откуда-то, из очень страшного места, потому что Шаль просит помощи, а Хакури не знает, чем он, бездарь в магии, может ей помочь. Но он все равно соглашается, потому что Шаль так сильно напоминает ему Ту Девушку. Он, как знающий принципы работы подпольного рынка, прекрасно понимает, что случится дальше (за Шаль придут), если он останется на одном месте, потому Хакури увольняется с работы, перестает снимать комнату и вместе с девочкой отправляется в путешествие по стране. Может, он чувствует вину за то, что не спас одну жизнь, а потому хочет спасти другую… Хакури не знает. Но его накоплений оказывается недостаточно на продолжительную поездку, потому они вместе с Шаль начинают воровать; иногда по ночам он подрабатывает грузчиком, а вместе с Шаль они ночуют в дешевых мотелях. Они довольно быстро сближаются, Шаль напоминает ему младшую сестру, одну из тех, что в родном доме были слишком малы, чтобы понимать ненависть остального клана к нему; она тянется к нему, и Хакури старается ответить тем же. Они едят вместе, спят, а когда Хакури работает по ночам, то она всегда где-то рядом, чтобы он точно знал — ее не похитили. Потом уже он узнает ее страшный секрет, из-за которого за ней охотятся, и это лишь болезненней откликается в нем, словно призрачное напоминание о Ней, о Той, кого он так и не спас. В какой-то момент времени жизнь заносит их в далекую мелкую деревушку. Это место хорошо тем, что тут явно нет чародеев, так что преследователи Шаль их не найдут. Проблема же заключается в том, что тут невозможно найти работу. Жаль. Это место сильно нравится Хакури, нравится и Шаль, только вот придется им отсюда уехать, ведь ловить тут нечего. Об этом он думает, когда они вдвоем сидят на поросших мхом каменных ступенях; Шаль сидит рядом с ним и с аппетитом жует купленный на последние деньги онигири. Сам Хакури ей краем рта улыбается, хотя сам не ел уже второй день. На одной воде он долго не продержится. Нужно в город. Там будет проще воровать. Но это место так хорошо… Он откидывает голову назад, на идущие вверх ступени. Заметив его взгляд, Шаль смотрит туда же, после чего по-птичьи склоняет голову набок. — Там что-то интересное? — Наверное, храм, — задумчиво роняет он. — В таких местах всегда находятся храмы. Наверное, заброшенный. — Ого!.. Никогда не была в заброшенном храме. Там, наверное, приведения! Глаза Шаль загораются азартным огнем, и Хакури со смехом качает головой. Скорее только пауки. Но там они будут одни, там можно будет не беспокоиться о слежке за собственным тылом, неплохое местечко, чтобы переночевать. Ступени так поросли мхом, там точно никого уже несколько лет не было. Потому он предлагает Шаль остаться на ночь там, пообещав, что он точно прогонит всех призраков, и Шаль милостиво соглашается. Она легко забирается ему на спину, и вдвоем они медленно поднимаются вверх. Путь занимает достаточно много времени, чтобы Хакури пришлось сделать два перерыва. Лестница кажется бесконечной, она все тянется и тянется вокруг холма, а вокруг — целая роща бамбука, и Хакури не понимает, кто выстроил храм в таком месте, и зачем было вести к нему столь странную дорожку. Но выбора нет. Шаль предлагает поменяться — она всегда так делает, когда он катает ее на спине — но Хакури мужественно отказывается, потому что не дело ей таскаться по таким местам своими ногами. Под конец ему кажется, что он сейчас рухнет на землю и упадет в обморок. В следующий раз… такой забег надо делать на сытый желудок!.. Когда Хакури поднимает голову, он понимает, что выходят они вовсе не к храму. Сперва он замечает разбитые каменные фонари, стоящие вокруг. Любой другой бы принял их за украшение, но Хакури вырос в семье чародеев, так что он легко понимает, что это — основа защитного барьера. Но они уже давно сломаны, тоже поросли мхом. Неужели здесь был не храм, но жилище какого-то сильного мага?.. Опасливо он прижимает Шаль к себе, пока она с любопытством смотрит по сторонам, а потом идет вперед. Ничего. Скорее всего тут никто не живет. Просто следы прошлого. Сглатывая, он делает шаг. За фонарями после мелкой рощи он видит самый обычный дом. Сначала думает — ну да, заброшенный, но видит, что это отнюдь не так; скорее даже новый, заметно по неокрашенным деревянным стенам. Местечко выглядит обжитым. Черт. Если тут реально живет чародей, им лучше сматываться. Но вокруг никого нет… Живот Хакури тихо урчит, словно напоминая, что путь обратно он без еды или отдыха не переживет, и он про себя чертыхается, после чего садится перед Шаль на корточки и прижимает палец к губам. — Я попытаюсь умыкнуть какой-нибудь еды, а ты сиди вот тут и не высовывайся, хорошо? Но если что-то случится — тут же кричи! — Так точно! Шаль шуточно копирует офицера из недавно увиденного ими в автобусе фильма и салютует; из-за этого слишком длинный рукав ее кофты начинает болтаться из стороны в сторону. В ответ Хакури ей улыбается и треплет по волосам, после чего крадется по направлению к дому. Итак, тут два здания, одно мелкое и второе — очевидно, жилой дом. Двери открыты нараспашку, и Хакури так и хочется забежать внутрь, найти кухню и украсть еды, но он понимает, что внутри скорее всего сейчас находится хозяин, потому это будет слишком рискованно. Мелкое здание может оказаться складом, где можно будет раздобыть каких-нибудь консервов. С этой мыслью он соглашается и крадется туда. Сначала прислушивается. Внутри тихо. Сглатывая, Хакури подходит туда ближе… И почти нос к носу сталкивается с мужчиной, который выходит из этого домика. Тот — высокий, сильный, видно по рукам, с черными лохматыми волосами, тем не менее, не застилающими его багряные глаза и шрам через переносицу; с неровной щетиной и странной формы бородкой. Но хуже всего то, что в руке он держит катану. Они смотрят друг на друга целую секунду, после чего мужчина хмурится и щелкает ножнами, открывая их, и, кажется, будто бы в этот момент с лезвия срывается капля воды. Хакури взвизгивает и дает деру, однако бежит он недолго — спотыкается о свою же ногу и катится кубарем по земле. Когда он поднимается на локтях, чувствуя, как болит лодыжка, он нервно оборачивается, видя, как прямо к нему идет хозяин дома. Черт! Он ведь наверняка чародей! Нельзя, чтобы он добрался до Шаль! — Беги! — кричит он ей. Шаль тут же, словно зверек, выскакивает из кустов, но вместо лестницы она бежит к нему. Ну нет же, глупая, это опасно! Хакури хочет наорать на нее, но не может, слова словно в горле застревают. Он просто в ужасе смотрит на то, как Шаль выскакивает прямо перед ним и расставляет руки в стороны, грозно (насколько грозно может выглядеть маленький котенок) смотря на мужчину. Тот словно впадает в оцепенение от этого. Видно, как его лицо искажается в гримасе шока, ужаса, но вместе с тем что-то болезненное проскальзывает в его глазах. Потом мужчина защелкивает катану обратно. — Прочь, призрак! — кричит Шаль. Мужчина будто прослушивает ее. — Что вы тут делаете? Голос у него охрипший. — Мы хотим кушать! — бодро гаркает Шаль, и Хакури, запинаясь, нервно лепечет: — Простите. Я… — Ты пытался своровать еды? Мужчина теперь смотрит на Хакури, а тот, наконец, может рассмотреть его: несмотря на грозный вид, тот выглядит неухоженно, словно запускает себя. На нем выцветшая майка с каким-то полинявшим от времени принтом, в котором Хакури с трудом узнает изображение солнца. Честно говоря, вообще не вяжется с обликом хозяина жилища. Слишком беззаботно. Но нельзя расслабляться. Они проникли сюда с весьма преступной целью, Хакури раскрыл себя. Честность сейчас может сыграть на руку. Он открывает рот, чтобы ответить, но урчание его живота опережает его — настолько громкое, что его слышит даже хозяин дома. После такого перфоманса уши у Хакури мгновенно краснеют, и он спешно отворачивается, но, кажется, это работает немного не так, как он предполагает. Хозяин дома смотрит на них двоих хмуро, но в его взгляде исчезает угроза. — Понятно. Встать сможешь? Хакури честно пытается подняться, но, кажется, при падении он тянет лодыжку, отчего та отзывается резкой болью. Видя его трудности, мужчина лишь качает головой и протягивает ему руку, помогая подняться на ноги. Рукопожатие у него сильное, горячее. Такие же сильные руки, как и у Сои, отчего Хакури невольно вздрагивает. — Я не стану вас ругать, но больше не воруй, слышишь? Это плохо закончится. — Извините… — мямлит Хакури. Он обменивается многозначительным взглядом с Шаль, но отвлекается, когда мужчина продолжает: — Идем. У меня наверняка завалялось что-то в холодильнике. — В смысле?.. Хакури недоуменно смотрит на мужчину, но никто из них не успевает ничего произнести, потому что рядом радостно пищит Шаль, что только рада бесплатной еде. Лодыжка неприятно болит после каждого шага, и Хакури приходится опереться на мужчину плечом, но тот не кажется больше злым, даже не возражает. Краем глаза Хакури видит, как тот наблюдает за Шаль, и этот взгляд ему знаком — так отец смотрел на Тенри. И никогда — на Хакури. Потом мужчина поворачивается к нему. — Ты можешь звать меня Кунисигэ. На кухне больше всего внимание Хакури привлекает большой аквариум, в котором плавают три золотые рыбки; сам он сидит на стуле, пока Кунисигэ осматривает его лодыжку. При каждом нажатии нога неприятно болит, но Хакури все молча терпит — это не самая страшная боль, какую он переносил. Но его просят ответить честно, и он отвечает. Так странно видеть, когда кому-то не все равно на твои раны. В обычное время лодыжку бы ему вылечила Шаль, но он наказал ей не показывать свои способности при незнакомцах, и потому сейчас Шаль просто сидит рядом на стуле, дожидаясь бесплатного обеда. Она выглядит впечатленной; еще бы, они оба уже давно не были в нормальном доме, мелкие кафетерии не в счет. Хотя самым безумным местом для ночевки было интернет-кафе, где они сняли кабинку, а потом Хакури торчал у кофейного автомата, который не работал, пока по нему не врезать. Прямо перед ним сидит мужчина… Кунисигэ, верно. Странно, что он назвался по имени, но и Хакури тоже назвал лишь его — ассоциации со своей семьей ему не хотелось. Может, Кунисигэ тоже. В данный момент тот осматривает его растянутую лодыжку, и, несмотря на грозный вид, его движения аккуратны, почти нежны. Никто никогда так не заботился о Хакури, если только Она. Но у Нее были свои мотивы. Иногда Хакури вспоминает Ее и думает, как бы все повернулось, если бы он не вел себя, как козел. Когда с ногой покончено, Кунисигэ поднимает на него взгляд, настолько пристальный, что Хакури тут же отводит глаза в сторону. Признаться, его пугает владелец дома… И почему он им помог? — До дома дойдешь? — Дома нет, — качает головой Хакури. Во взгляде Кунисигэ что-то меняется, но сложно сказать, что именно. — Понятно… После этого наступает тишина. Владелец дома отходил к плите, явно что-то готовя. Почему он им помогает? Сжалился? Пару раз Хакури получал еды от милых старушек, которые считали его достаточно очаровательным, но обычно жизнь была к нему крайне жестока. Все дело в Шаль, наверное. Шаль и правда способна очаровать кого угодно. Они с ней обмениваются взглядами, и Хакури ей улыбается. — Как давно вы бродяжничаете? — внезапно спрашивает его Кунисигэ, и он вздрагивает. — Пару месяцев. — Девочка выглядит более ухоженной, чем ты. Ты за собой не следишь? Хакури стыдливо опускает голову вниз. Признаться, так и есть — он в основном тратит время на Шаль, а на себя почти забивает. Повезет, если денег хватит пойти постирать одежду в прачечной, но запасной у него почти и нет, неудобно таскать с собой слишком большие сумки. Со страхом он ждет зимы, когда похолодает окончательно — у него нет одежды даже для себя, что уж говорить про Шаль, на которую точно придется потратиться. Плюс это не говоря о том, что он частенько отдавал ей часть своей порции… В какой-то момент это явно скажется на том, что какая-нибудь ночная разгрузка на складе, куда возьмут даже такого неудачника как он, закончится голодным обмороком. Потому он просто кивает, и Кунисигэ цокает языком. — Да. Заметно. — Извините… — Тут не передо мной ты должен извиняться. Ладно, сходи в душ для начала, освежись. Все равно с твоей ногой ты отсюда уйти не сможешь… В этот раз Хакури настораживается. — В смысле? Что Вы подразумеваете? — Вы можете остаться на ночь, если хотите. Кунисигэ произносит это так просто, будто нет ничего плохого в том, что они с Шаль ворвались к нему в дом и попытались украсть еды. Хакури вспоминаются разрушенные магические фонари, он смотрит в глаза человеку, владельца этого дома — будто бы мертвые, и что-то в его голове начинает складываться, словно мозаика. Но он не произносит ничего, просто склоняет голову вниз. — Спасибо. После душа он чувствует себя в миллион раз лучше, хотя там, перед зеркалом, он наконец видит себя после долгого времени. Не то, что он выглядит плохо или болезненно, но ребра теперь выпирают заметней, а старые шрамы кажутся еще более явными. На смену ему выдают одежду из хозяйских запасов: треники и черную футболку, и они странным образом ему как раз, хотя это явно не вещи Кунисигэ, тот выше Хакури на пару голов и шире в плечах. Когда он вежливо интересуется, чьи это вещи (не хотелось бы, чтобы настоящий владелец вдруг случайно обнаружил Хакури в своих вещах), Кунисигэ вдруг рассеянно с горечью в голосе замечает: — Да так, остались… Так и не пригодились. Хакури вдруг становится очень и очень страшно, и он больше не спрашивает. Кое-как он дохрамывает до кухни, где его уже ждет Шаль, явно едва сдерживающаяся, чтобы не накинуться на тарелку спагетти перед собой. Хакури тоже досталась порция, и он еще раз благодарно кланяется Кунисигэ, отчего тот довольно резко хмурится: — Не стоит. — Ну как же? — растерянно моргает Хакури, садясь за стол. — Мы ворвались к Вам домой и… — Все это неважно. Голос Кунисигэ звучит недовольно, и Хакури не понимает, почему. Он решает больше не спрашивать и не заигрывать с судьбой; если вдруг им позволили поужинать и остаться на ночь, то лучше этим воспользоваться. Близится зима, и не факт, что такая роскошь подвернется еще раз… Вместе с Шаль они желают приятного аппетита и принимаются за ужин. Теплая пища после долгой жизни на сухпайке выглядит словно настоящее блаженство, и Хакури едва сдерживает себя, чтобы не прикончить порцию за несколько укусов. Но надо вести себя прилично, окей? Краем глаза он замечает, что Кунисигэ наблюдает за ним, но смотрит не как на преступника, а… Это странный взгляд. Это тоска? Хакури сложно сказать, потому что он и не испытывал на себе подобного. Даже Она жалела его скорее просто потому, что была хорошим человеком, а не из настоящей жалости. Когда взгляд Кунисигэ пробегается по его рукам, Хакури хочет сбежать как можно дальше. Следы издевательств Сои останутся с ним навсегда, как напоминание об ужасающем времени в поместье Сазанами. Но Кунисигэ не произносит ничего. И Хакури ему благодарен. Сам он тоже старается не смотреть на пересекающий чужое лицо рубец…. Это не те вещи, на которые стоит смотреть. Лишь одна Шаль ощущает себя в своей тарелке: съев свою порцию, она принимается за стоящий рядом стакан молока, а потом с довольным видом потирает руки и откидывается на спинке стула назад: — Ну вот, теперь все смылось! Как хорошо! Давно так вкусно не ела! Хакури сейчас обидеться, да? — Спасибо! — Шаль машет руками. — Супер вкусно! Хакури-и-и-и, почему мы не можем так кушать каждый день? — Есть… причины, — нервно улыбается он. Он боится, что Кунисигэ вновь пристально на него взглянет, словно осуждая, но вместо этого он просто наблюдает за Шаль. Когда та смеется, он улыбается уголком рта, но после вновь возвращает себе мрачное тяжелое выражение лица. Остаток ужина проходит в тишине, и под конец Кунисигэ молча встает из-за стола, после чего пристально на них смотрит. — Я покажу комнату на эту ночь. — Чур я буду спать с Хакури! — восклицает Шаль, носясь вокруг него. — Не усну, если не будем рядом! Да, Хакури? — Да, да, — улыбается он ей. В такой момент можно было бы взять ее на руки, но подвернутая нога ему такого не простит. Он сглатывает, когда Кунисигэ вновь на него смотрит. — Вы — брат и сестра? — Да, — вымученно врет он, и отчего-то Кунисигэ больше ничего не произносит. Комната, которую им выдают, выглядит невероятно чистой, хотя очевидно, что тут никто не живет, слишком уж она кажется необжитой, будто фальшиво уютной. Хакури не знает, как объяснить это чувство: но он будто бы ступает в место, где ему быть нельзя. Кажется, Кунисигэ тоже это не нравится, но тот ничего не произносит, просто дает им тут остаться, и Хакури еще раз благодарит его и просит прощения за то, что произошло ранее. Ему не отвечают, и вот они с Шаль остаются наедине. Та натягивает на себя одну из маек, слишком большую для нее, отчего то напоминает платье. Пока Хакури стелет постель, Шаль носится по комнате, будто пытаясь найти что-то интересное, но тут пусто. На рабочем столе ничего нет, книги в шкафу максимально скучны — что-то про ковку и историю оружия? Шкаф с одеждой полон, но Хакури даже боится смотреть туда. Но кроме одежды тут нет ничего, и он боится знать почему, потому что… Потому что… Шаль подбегает к нему с чем-то в руках, и он отвлекается, хотя она протягивает ему это нечто в руки. Кажется, это фотокарточка. — Смотри! Лежало под книгами. Вдвоем они с любопытством смотрят на фото: там они видят двух человек. Один из них напоминает Кунисигэ, только без шрама на лице, более живого и веселого. Ну да, это точно он — его цвет глаз, его же странная майка с солнцем, только волосы короче, и он улыбается — и с улыбкой ему намного лучше. А рядом с ним стоит мальчик. У него короткие волосы и строгое лицо, но по таким же ярким алым глазам Хакури понимает, что они с Кунисигэ связаны. Он думает про шрам на лице. Про сломанные фонари. «Не пригодилось», говорит Кунисигэ. Пустая фальшиво уютная комната, в которой очень чисто… Ему не хочется об этом думать. Дрожащей рукой Хакури возвращает Шаль фото и шепчет ей на ухо: — Верни, пожалуйста, где ты ее нашла. Думаю, нам лучше это не трогать. Шаль — девочка не глупая, она потеряла мать, и потому хорошо знает, что такое смерть. Послушно она возвращает фото, и вдвоем они укладываются под одеяло, Шаль тут же льнется к нему. Обнимая ее за костлявые плечи, Хакури целует ее в лоб, отчего она тихо смеется, а потом, прикрыв глаза, сонно шепчет: — Хорошо, что мы есть друг у друга, да? Да, думает Хакури. Им очень повезло. С утра он просыпается первым. Спать под одеялом на мягкой постели — невероятное блаженство, которым Хакури наслаждается изо всех сил. Некоторое время он лежит в обнимку с Шаль, пытаясь вновь уснуть, но потом понимает, что уже проснулся — значит, пора начинать новый день. Тихонько, чтобы не разбудить Шаль, он встает с постели и затем хромает до ванной, где пробует, высушилась ли его одежда, а следом — до кухни, где не застает никого. И вообще в доме. Но, кажется, с улицы доносится какой-то шум. Туда Хакури и идет. Больная нога неприятно отзывается на каждое движение, потому передвигается он со скоростью черепахи, но ничего, время имеется. Во дворе, на удивление, тоже никого не находится, но зато он видит горячий свет в небольшом здании, которое ранее принимает за склад. Видимо, там что-то другое? С любопытством он направляется туда и осторожно заглядывает внутрь. Это кузня! Такую Хакури видел лишь на фотографиях, потому что отец увлекался всяким подобным. Внутри жарко, так, что он едва не отшатывается от волны горячего воздуха. Кунисигэ находится тут: Хакури видит, как он заносит молот. Сейчас он выглядит собранней, чем до этого, сосредоточенней: волосы спрятаны под головной повязкой. Он будто весь погружен в работу, и Хакури невольно засматривается — ровно до тех пор, пока на него не обращают внимания. Их взгляды пересекаются. Кунисигэ смотрит на него странно. Хакури же вдруг спохватывается и тут же глубоко кланяется. — Ах!.. Простите, что отвлек от работы. Я хотел поблагодарить Вас и попрощаться, — он складывает руки в замок. — Еще раз прошу прощения за доставленные неудобства, и… — Перестань извиняться, — резко обрывает его Кунисигэ, и Хакури послушно захлопывает рот. Потом он смотрит назад, на кузню. — Я все равно собирался сделать перерыв. — Ой, а Вы, выходит, кузнец?.. Хакури тут же закрывает рот, когда на него вновь смотрят, но взгляд Кунисигэ приобретает странные горькие нотки. — Ага. Ну да. Скорее всего, какой-нибудь делец, поставляющий на черный рынок оружие, думает про себя Хакури. Кто-то, кто точно повязан с миром чародеев, разбитые фонари это подтверждают. Он старается не думать ни о чем больше, что последовало за разбитыми барьерами; он просто отходит в сторону, когда Кунисигэ выходит из кузницы и срывает с себя головную повязку, отчего вновь напоминает привычного угрюмого себя. Они смотрят друг на друга, отчего на лице у Хакури вырастает нервная улыбка, однако голос Кунисигэ мягок. — Где девочка? — Спит. Это же ничего?.. — Все в порядке. Так даже лучше, — Хакури сглатывает, когда Кунисигэ направляется вперед. — Нам с тобой есть о чем потолковать. На кухне он подает простой завтрак из кофе и яичницы, и Хакури едва сдерживается, чтобы не накинуться и на него тоже; несколько дней впроголодь дают о себе знать. Кунисигэ садится напротив него: некоторое время он молчит, потом жестом дает понять, что Хакури может начинать без него. Ситуация становится жутко неловкой, но потом вдруг Кунисигэ интересуется: — Вы ведь не брат и сестра, верно? От такого Хакури едва не давится яичницей. Закашлявшись, он напугано смотрит на Кунисигэ, и тот добавляет: — Вы совершенно не похожи. — Э… — И она не обращается к тебе как к брату, скорее как к другу. Ой, блин! — Вчера ночью, — замечает Кунисигэ, — я связался со своим товарищем, который хорошо знает всю подноготную нашей чудесной страны. И он сообщил мне, что на черном рынке ходит ориентировка на поиск шестилетней девочки, вместе с фото. Черт. Если бы Хакури бы чародеем — он бы использовал «Погребение», схватил бы Шаль и был бы таков. Но он слабак и неумеха, который даже не способен защитить себя, и потому сейчас он в проигрышной позиции. Кунисигэ смотрит на него пристально, и Хакури крепче сжимает нож в руке. Если повезет, то… — Я не собираюсь вас сдавать, если ты беспокоишься. Хакури хмурится. — Тогда зачем Вы интересуетесь? — Просто так. Ну конечно!.. — Вы работаете с тем человек, да? — Хакури чувствует, как дрожит его голос от напряжения. — Который мучил Шаль. И Вы спрашиваете, чтобы получить награду за нее. Я так и знал. — Хакури. — Она и так натерпелась. Этот ублюдок убил ее маму! Не знаю, что Вы задумали, но… — Я ни на кого не работаю, — обрывает его Кунисигэ и хмурится сильнее. — Если бы я с ними связался, я бы сделал это ночью, когда вы спали. Все, что я делаю — просто кую мечи. Или ты думаешь, что я помог бы кому-то, кто издевается над ребенком? Улыбка при этом у Кунисигэ кривая, страшная, но Хакури вдруг вспоминается найденное ими фото, где тот улыбается совершенно иначе. Где рядом с ним стоит мальчик с серьезным взглядом, которого сейчас нет нигде. Он прав. Захотел бы выдать — сделал бы это ночью и ничего бы не сказал. Рука с ножом постепенно расслабляется, и Хакури возвращает его на стол, после чего хмуро смотрит в сторону. — Извините. — Ничего страшного. Ты хотя бы о ней заботишься. Это хорошо, — некоторое время он сидит молча, потирая переносицу пальцами. Хакури же медленно натягивается на яичницу. — Что ты планируешь делать дальше? Опять бежать? — Ничего другого и не остается. — Не остается… — Кунисигэ хмурится, потом откидывается на спинку стула и пристально глядит на Хакури вновь. — Это опасно. Хотя удивительно, что ты умеешь уходить от погони чародеев. Знаешь, для обычного пацана ты слишком хорошо о таком осведомлен. — Так вышло. Что ж, скорее всего он и это прознал… Хакури поджимает губы. — Я из семьи Сазанами. Раньше… был, пока меня не выгнали. Я полный ноль в магии, потому клан не захотел иметь со мной ничего общего. Отец изгнал меня. Кажется, после этих слов взгляд Кунисигэ немного смягчается, будто эта короткая история вместе с фактом изгнания и спасения Шаль, когда их жизнь в опасности каждый день, вызывает у него симпатию. Он больше ничего не произносит, и завтрак проходит в молчании, пока к ним сверху не спускается Шаль. Видя пустую тарелку Хакури, она тут же капризно морщит нос. — Так и знала! Решил съесть все вкусное без меня! Предатель! — Это совершенно не так! Пока Хакури протестует, Кунисигэ вдруг поднимается на ноги. — Я приготовлю. — Ура! А есть джем?! Шаль таким светящимся взглядом смотрит на Кунисигэ, что тот вдруг хмыкает. Эта улыбка уже напоминает ту, что была на фотографии, и он кивает. — Да. Есть. Ты любишь джем? — Я люблю сладкое! — Хорошо-хорошо. Ему нравится Шаль, но оно и понятно. Она очень милая. И, скорее всего, дело в том мальчике с фото. Но Хакури не интересуется, он просто смотрит на то, как Шаль забирается на стул рядом, а когда ей протягивают бутерброд с джемом, она требовательно просит банку и вываливает еще больше на хлебную корочку, отчего это скорее не хлеб с джемом, а джем с хлебом. Он осторожно наблюдает за Кунисигэ, но того, кажется, искренне веселит это зрелище. Атмосфера становится не такой неловкой, как в начале знакомства. Вдруг Кунисигэ произносит: — В твоем состоянии… С твоей ногой вы далеко не уйдете. Можешь остаться, пока не заживет. Это невероятно щедрое предложение, и Хакури только рад согласиться (какой дурак откажется?), но он просто обязан спросить кое-что очень и очень важное. — Вы не боитесь? Что за нами придут те люди, которые на нас охотятся? Шаль рядом либо старательно игнорирует им сказанное, либо слишком занята тостом с джемом, хотя Хакури кажется, что первое. Он с напряжением смотрит на Кунисигэ, который с крайне задумчивым видом наливает горячую воду в кружку. Пахнет дешевым растворимым кофе, который напоминает Хакури о ночевке в интернет-кафе. Пара капель попадает на стол. — Нет, — неожиданно произносит Кунисигэ. — Уж кто, а я точно не стану этого бояться. Я сталкивался с проблемами и похуже. Особенно лет двадцать назад… И теперь мне уже точно нечего терять. Перед глазами Хакури вновь стоит лицо того мальчика. — Тем более только полный дурак посмеет сюда сунуться. — Вы говорите, будто Вы важная шишка, — неловко смеется Хакури, и Кунисигэ пожимает плечами. — Можно сказать и так. Ладно, раз уж ты поделился со мной своим маленьким секретом, то скажу и я. Может быть, ты когда-нибудь слышал фамилию Рокухиро. Рокухиро… Рокухиро Кунисигэ… Кузница… Внезапно, Хакури словно бьет током от осознания. Рокухиро Кунисигэ! Легендарный изготовитель мечей! Тех самых, что завершили войну! Ну конечно, поэтому вокруг его дома были выставлены барьеры! И ведь отец не просто так получил «Истинный Удар» на продажу!.. Отец всегда жаловался, что легендарный мастер спрятал клинки даже от «Камунаби», но этот клинок был выставлен на продажу, значит, его забрали. Сломанные фонари, мальчик с фото, шрам на лице… Но… Но… Рокухиро Кунисигэ! — Кто? — недоуменно моргает Шаль, отвлекаясь от попытки опустошить банку с джемом. Хакури же чувствует, как его голос садится до писка. — Ой! То есть, боже! Мамочки! Кажется, реакция того только веселит. Рокухиро Кунисигэ известен каждому, кто когда-либо открывал книги по истории (логично, что Шаль о нем даже не слышала). Но кто бы подумал, что судьба наведет Хакури на дом такого человека. Это нечто за гранью разумного; но вместе с тем в жизни Хакури в последнее время случалось так много странного, что он даже не удивился по итогу — лишь тому, скорее, что оказался рядом с кем-то настолько известным, кто не сказал ему, что он бесполезный тюфяк без таланта. Секрет Шаль так и остался секретом, но Рокухиро Кунисигэ выглядит человеком, который стоит доверия; во всяком случае, он достаточно доброжелателен, чтобы простить попытку украсть у него еду. Может, это просто пустяк для него после кражи мечей (как предполагает Хакури). Неделя жизни тут проходит спокойно, даже хорошо на фоне предыдущих поездок с места на место — приятно иногда почувствовать хоть какую-то стабильность в жизни. Нормальное питание, теплая постель, даже душ! Не жизнь, а сказка. Но Хакури неловко просто жить за чужой счет, потому, ни взирая на подвернутую ногу, он пытается чем-то помогать по дому, хотя Кунисигэ намекает ему, что не стоит. Тот сам большую часть времени пропадает в кузнице, и Хакури думает, что для него это такой способ справиться с горем — просто ковать и ковать, отключив все мысли. К счастью, жизнь в одиночестве (а потом вместе с Шаль) учит даже такого неумеху, как он, чему-то, и потому убрать дом он в состоянии. Он честно старается добраться до каждого уголка, отмыть каждое пятнышко… Ничего удивительного, что в ходе уборки он натыкается на перевернутую фоторамку, где под стеклом вновь видит того же мальчика. Он весь в черном… Наверное, его любимый цвет. Наверное, это его одежда сейчас на Хакури. Глядя на фото, ему становится до неприятного мерзко. Почему его отцу судьба благоволит, почему даровала столько наследников, каждого из которых он готов отдать на убой ради сраного аукциона, а у Рокухиро Кунисигэ забрала его единственного отпрыска? Он ведь наверняка любил его. Это заметно по тому, что комната этого мальчика всегда в порядке, что его вещи сохранены. Как несправедливо. Хакури продолжает держать рамку в руках, и когда слышит позади шаги, то едва не роняет ее на пол. Нельзя так нагло копаться в чужом прошлом! Он испуганно смотрит на Кунисигэ, который подходит к нему за спины, испуганно дрожит, боясь, что сейчас тот наорет, но вместо всего этого тот просто берет рамку в свои руки и рассматривает ее, после чего горьким тоном замечает: — Он примерно твой ровесник. Сейчас бы ему было восемнадцать. — Я сожалею. — Не задумывайся, — Кунисигэ качает головой, а потом возвращает фоторамку на место, вновь опуская ее вниз. — Все это теперь в прошлом. Хотя Тихиро бы ты понравился… Когда Кунисигэ уходит прочь, Хакури вновь смотрит на перевернутую фоторамку, после чего поднимает голову кверху. Значит, Тихиро. И вот так проходит неделя. Пролетает за один миг. Нога больше не болит, и даже помощь Шаль не потребовалась. Признаться, это одна из самых хороших недель, которые Хакури когда-либо переживал за свою ничтожную жизнь. Он наконец-то спит в теплом доме, наконец-то ест нормального размера порцию, а еще им с Шаль не нужно бояться, что их найдут. Ему кажется, что не только ему нравится это время: господин Кунисигэ будто бы приободряется, во всяком случае он больше не выглядит настолько мрачным, хотя то и дело Хакури замечает на себе и на Шаль мрачные взгляды — но он знает причину, знает, что дело не в злости на них, но на события, что забрали у него сына. Но их присутствие (присутствие Шаль в основном) помогает и ему отвлечься. Впрочем, неделя проходит, и, значит, настает пора прощаться. Нельзя пользоваться чужим гостеприимством слишком долго. Наступает вечер. Они сидят на веранде, солнце медленно закатывается за горизонт. Начинает холодать; Хакури же гадает, что именно они будут с Шаль делать после того, как уйдут. Зимой будет сложно. Видимо, придется где-то остановиться, найти себе какую-то работу, потому что ночевки на железнодорожных станциях становятся опасными для здоровья. И ладно сам Хакури, он привык к лишениям, но он искренне беспокоится за Шаль. Сейчас она играет во дворе, гоняет небольшой мяч. Хакури же просто сидит на краю веранды, спустив ноги вниз. Он слышит позади тяжелые шаги и откидывает голову назад, когда видит Кунисигэ и вздрагивает. Сначала даже не узнает его, потому что тот побрился и состриг волосы, отчего стал напоминать себя прошлого с фотографии, спрятанной между книгами. Он садится рядом. В руках у него — две кружки какао, одну он отдает Хакури, и тот благодарно кивает. — Спасибо, — потом он добавляет: — Вы решили изменить стиль? Радикально. — Скорее вернуться к старому, — хмыкает тот. — А что? Не нравится? — Знаете, я не самый большой спец в красоте… Хотя, признаюсь, это в миллион раз лучше того ужаса, который мой младший брат называет прической. Я этого не говорил, но он похож на метелку. Это вызывает у Кунисигэ смешок. Хакури и сам хихикает. Кто бы мог подумать, что он будет чихвостить Тенри у него за спиной. — Я хотел сказать… Завтра мы уйдем. Благодарю за гостеприимство. Но больше Вас напрягать я не могу. Кунисигэ просто отпивает из кружки. — И куда вы пойдете? — Не знаю… Может, уедем на Хоккайдо. Там холодно, но там нас никто не станет искать. Устроюсь грузчиком, будем снимать с Шаль квартиру. Вагоны разгружать-то меня точно возьмут. — Твой папаня бы взбесился, это точно. Чтобы его отпрыск и занимался такой грязной работой. Это, очевидно, легкое подтрунивание, и Хакури улыбается. Но он знает, что Сазанами Кьера об этом даже не беспокоиться. Ни о нем, ни о Тенри, ни о Сое. Единственное, что его волнует — аукцион, и ради него он готов сложить головы каждого отпрыска. — Шаль тут нравится, — невпопад замечает Кунисигэ, и Хакури скользит взглядом по ней. Та продолжает веселиться с мячом во дворе. Да. Тут ей определенно нравится. Хакури почти жаль, что им придется уходить. Не ради себя, но ради нее. Но он не может так просто бросить Шаль тут — если он оставит ее одну, это будет неправильно, плюс это лишняя угроза господину Кунисигэ… Они наблюдают за ней некоторое время. — Я видел на входе каменные фонари, — вдруг произносит Хакури, продолжая наблюдать за Шаль. — Но они были сломаны. Почему Вы их не починили? Вдруг сюда придет кто-то? — Теперь в этом нет смысла. Теперь, значит… Хакури интересно, каким был этот мальчик, Тихиро. Был ли он молчаливым и строгим, как казалось по фотографиям? Или это был обман, и на самом деле он был веселым? Что он любил есть на завтрак? Умел ли готовить? В каких отношениях был с отцом? Хотя нет, это — глупый вопрос. Очевидно, что они с Кунисигэ любили друг друга. Но теперь в этом не было никакого смысла. Хакури вспоминает его в первый день встречи. Мертвые глаза, отливающие багрянцем. Прошло несколько лет, но сердцем Кунисигэ все еще живет в день смерти сына. — Вы можете остаться. Почему-то Хакури совершенно не удивлен такому предложению. Но он качает головой. — За нами идут преследователи Шаль, и я не думаю, что мой старший брат бросил идею меня отыскать. А он очень опасный чародей. — Настолько сильно тебя любит? — Если сказать, что под любовью он понимает издевательства надо мной, то он меня просто смертельно обожает. Хакури задирает рукав и демонстрирует один из старых шрамов, и видит, как темнеет при этом взгляд Кунисигэ. Самый большой след — от овощечистки, и он с содроганием вспоминает тот день. Но теперь это не имеет смысла. Теперь он больше не Сазанами. Но Кунисигэ просто качает головой. — Это не страшно. Я найду способ с ним разобраться. Тем более, у меня есть отличное противодействие. — Мой брат — один из охранников аукциона «Ракудзаичи»! Боюсь, тут тяжко придется любому. Он профессионал в убийстве людей. — Даже он не выстоит перед магическим клинком. Стоит Кунисигэ произнести эти слова — магический клинок — как по спине Хакури идет дрожь. Он помнит восхищение отца, когда тот получает в руки «Истинный Удар», какой трепет идет по поместью. Он помнит истории из книг, легенды улиц. Рокухиро Кунисигэ создает шесть орудий конца света. Но разве их все не забрали в тот день, когда умер мальчик с фотографий? Из слухов поместья Сазанами у Хакури сложилось впечатление, что все мечи были во владении продавцов «Истинного Удара». Но глупо предполагать, что господин Кунисигэ врет. Может, просто есть еще один меч, седьмой. Потому Хакури просто пожимает плечами. Кунисигэ же воспринимает молчание как предложение продолжить диалог. — Можете остаться, если некуда идти. Меня вы точно не потесните. — Я бы оставил Шаль, но оставаться самому — все равно что напрашиваться. Мы с Вами знакомы всего неделю. — Это ничего. Я не оставлю детей в беде. … ну нет, он не может так просто взять и согласиться, это будет так неловко!.. Хакури мучительно закусывает губу и барабанит пальцами по коленям, чем вызывает смешок со стороны Кунисигэ. Так хочется согласиться, но вот так просто наседать кому-то на шею!.. Это неправильно!.. Хакури должен отвыкать от привычек из дома! — А вдруг я плохой человек!.. Я же из Сазанами!.. — Плохой человек не бросил бы все ради незнакомой девочки. Хакури даже не находится, чем возразить. Он просто отворачивается обратно к Шаль, пока сам думает об услышанном. Дома ему не прощались ошибки. Он был неудачником без таланта, и вся семья ненавидела его за этого; возненавидела сильнее, когда из-за него умерла Она. Ему не прощалась даже самая маленькая оплошность, родственники ненавидели его. Но человек, которого он знал всего неделю, предложил ему остаться — просто потому что, без весомой причины. И это так странно, так… Совершенно неправильно. Торопливо он трет глаза, надеясь, что слез видно не было. Ему так хочется согласиться. Так хочется отказаться. Он не знает, что делать. — Можете показать этот меч? — вдруг решает переключить он. — Может, я скажу, какую тактику лучше использовать против брата. Кунисигэ лишь вскидывает бровь, наверное, полагая, что Хакури просто хочет поглядеть на зачарованный клинок, но не возражает. Он возвращается довольно скоро с той самой катаной, какую Хакури видит в первый день их встречи. На вид — самый обычный меч, но когда Кунисигэ пальцем сдвигает ножны, то с лезвия срывается капля воды… Значит, это была не галлюцинация. В воздух вспархивает золотая рыбка. Хакури не сдерживает восхищенного вздоха при взгляде на это зрелище. Настоящая красота!.. Теперь понятно, почему отец так восхищался ими, это нечто… невероятное. — Ой! Они оба смотрят в сторону Шаль. Та перестает пинать мячик и смотрит на меч удивленным взглядом, после чего указывает на него пальцем. — О, я видела такой! Шаль задумчиво семенит ногами, продолжая держать в руке мячик. Хакури думает — наверное, просто фантазия, но Кунисигэ вдруг ощутимо напрягается. Голос его звучит мягко, но чувствуется напряжение в голосе. — И что же ты видела? — Из него вылетали облака. В эту секунду даже обманчивое спокойствие Кунисигэ исчезает, оставляя место тому же взгляду, с каким он встретил Хакури в первый день (тот тоже ворвался в дом, как незваный гость; тоже попытался украсть что-то). В это мгновение он пугает, словно голодный волк, и Хакури нервно сглатывает. Но не забывай, напоминает он себе, все это происходит, потому что несколько лет назад неизвестные люди врываются сюда, потому что они забирают жизнь мальчика с фотографий, Тихиро. Человек, мучавший Шаль, владеет магическим клинком. — Значит, облака. Голос Кунисигэ звучит вкрадчиво, что совершенно ему не идет. Но как же он зол. И это не из-за меча, понимает Хакури, но потому что его творение было использовано во зло против ребенка. Но он думает о том, что именно он приносит эту весточку с собой, когда предлагает Шаль подняться по лестнице, и значит, что это он гонец плохих вестей. И чтобы посчитать себя заслужившим жизни тут… Он должен помочь. Он смотрит на Кунисигэ, когда тот поднимается на ноги и кивает Шаль, после чего отворачивается. — Спасибо, — и себе под нос, так, словно лишь себе, бормочет. — Нужно позвонить Сибе. — Я помогу. Хакури произносит это быстрее, чем думает, но он не отворачивается, когда Кунисигэ смотрит в его сторону. На секунду в его взгляде мелькает замешательство, но потом он улыбается — горько, но Хакури видит. Чувствует немую благодарность. Он кивает. — Спасибо, Хакури-кун.