Б. Ротшильд»
ᴨᴏд ᴋᴩᴏʙᴏʍ Вᴄᴇʙыɯнᴇᴦᴏ
4 июня 2024 г. в 23:45
«Элайджа, ты не представляешь, как я рада получить все те письма, что ты мне писал. Меня очень тронуло то, что ты вспомнил о нашей с тобой свадьбе. То был поистине прекрасный день. Единственное светлое пятно на кроваво-чёрном полотне.
Мне очень жаль, что тебя, душа моя, допрашивали. Но ты прав. Господь нас испытывает и всё это не напрасно. Он сведёт наши пути вместе, когда для того настанет время.
Признаюсь, я долго не открывала письмо. Боялась, что это сон. Клянусь, Элайджа, мне казалось, что я никогда больше не увижу писем от тебя. Они были единственной отдушиной для меня в южной резиденции. Я хранила их всех в нашем тайном месте. Ты помнишь, дорогой мой Элайджа, как мы с тобой, ещё юными, вскрыли доски в полу и спрятали под ними кольца, что ты сделал для нас? Я тоже помню. Всегда буду помнить, Элайджа.
Теперь там ничего нет. Ночью ко мне в покои ворвалась тайная полиция. Я забыла, как дышать. Совсем забыла. В горле застрял ком, а тело стало камнем. Я не могла сдвинуться с места, Элайджа. Они схватили меня, стащили с кровати, а потом вошёл отец. Приказал обыскать комнату.
Письма у него. Теперь он знает, что ты покинешь эту страну, как и наши дети. Душа моя, тебе нужно уезжать. Срочно. Более нет безопасного места. Тайная полиция ныне имеет огромное влияние не только в этом Богом забытом месте, но и за его пределами. Они, как чума. Болезнь, убивающая одного за одним. Я, снова, предаюсь греху. И всё же желаю им убить друг друга.
Сидя в келье, я думала, что Господь заберёт меня к себе. Это было несколько дней мучений. Очень долгих и холодных дней. Они не кормили меня. Проверяли на стойкость. Думали, что я, как моя мать, сломаюсь после первого же дня. Думали, что могут прихлопнуть меня, как назойливую муху. Но я продержалась намного дольше. Его Величество приказал вывести меня. Элайджа, я стояла перед ним нагая. Мне даже не дали нижнее платье. Он рассматривал меня. Нет, он не испытывал ничего ко мне, кроме отвращения.
Мой собственный отец ненавидит меня. За что? За то, что я больше не играю по его правилам. Наверняка ты уже знаешь, что Грейс вывезли. Его Величеству это пришлось не по душе. Он посчитал, раз уж она дочь предателя и беглеца, то должна быть заточена в катакомбах. Никто не должен знать моего позора. Моя Грейси не должна была оказаться во всём этом. Поэтому я надеюсь, что всё будет хорошо и не приключится ей зло, и язва не приблизится к дому вашему.
А око моё смотрит на врагов моих, и уши мои слышат о восстающих на меня злодеев. Милый, ты не представляешь, какие чудовищные преступления они совершают. Не представляешь, что они готовы были сделать со мной, чтобы узнать правду. Я стояла перед ними на коленях, не поднимая головы. Повезло, что Господь послал мне графа Ротшильда. Элайджа, он единственный, кто закрыл собой весь позор. Он снял с себя сюртук и отдал его мне.
Это граф Ротшильд способствовал тому, чтобы меня увезли из резиденции. Он спас меня, душа моя. Если бы не граф, то я бы не писала тебе это письмо. Невеста ли я? Да. Всё, чтобы опять стать послушной дочерью. Граф Ротшильд на нашей с тобой стороне.
Прикасался ли граф ко мне? Нет. Он отказался это делать. Потому, что я твоя жена и его принцесса. Но больше граф боится гнева Господа нашего. «Разве могу я с Вами, Ваше Высочество, поступать, как с блудницей?» — спросил он, когда мы остались одни.
«Я не возьму Вас против Вашей воли, ибо Вы обещаны другому. И вы муж и жена пред Его очами, и дети Ваши дарованы Им. Мы с Вами знаем, что будет, если мы не возляжем. Но останемся непорочны пред Господом. Если же наоборот, то погибнем от рук народа нашего.» — я слушала его затаив дыхание. Граф говорил вкрадчиво и спокойно, с дружеской убедительностью. Говорил страшные вещи, но смягчал их своим голосом.
Право я думала, что нас спросят утром отчего мы остались вдвоём в прошлую ночь. Но никому и дела не было. Матушка графа оказалась очень понимающей и доброй женщиной. Она сказала, что никто ничего не узнает, пока я или граф того не пожелаем. Затем мы прогулялись по их саду. Имение у Ротшильдов большое, больше южной резиденции точно. Всё время нашей прогулки я то и дело видела людей отца. Казалось, что тайная полиция ступает за мной по пятам и мне никак от них не скрыться.
Матушка графа заметила то и мы вернулись обратно. Она позвала врача, дабы выписать мне микстур. Но он лишь посоветовал мне больше отдыхать. Следующие дни граф, по настоянию врача, устроил мне отдых. Признаюсь, я забыла о тайной полиции и хорошо провела день. Но каждую ночь меня мучит один и тот же кошмар: я стою по левую руку от отца, а ты, Элайджа, и наши дети перед ним на коленях. И его тайная полиция, перерезает горло каждому из вас, произнося «Кого Господь Бог наш прогонит от нас, тем мы и овладеем»
В одну из ночей, после очередного кошмара, мне захотелось с кем-то поделиться этим. Тягостно было выносить этот ужас в одиночку и делать вид, что всё в порядке. Мне захотелось записать это на бумагу, а потом сжечь. Казалось, что так будет легче. Для меня стало неожиданностью увидеть графа за работой. Обычно он спал в такой поздний час. Граф тоже был удивлён, спросил отчего же мне не спится. Предложил мне чай, приготовленный матушкой, и дал лист бумаги и перо. Не знаю сколько ушло на то, чтобы заполнить несколько листов и не оставить на них пустого места. Но слёзы, катившиеся из глаз и капающие на бумагу, оставляли на ней большие грязные пятна, ибо тушь сохла долго, а писала я быстро.
Граф не читал то, что я писала. Сказал, что у каждого из нас свои тайны и не ему лезть в мои. Он настолько любезен и учтив, что иногда мне кажется это очередной ловушкой от отца. Мой болезненный разум готов принять любое сострадание и понимание за опасность. И мне действительно не нужно терять бдительность. Отец не знает, что граф лишь мой друг.
Элайджа, мне нужно тебе признаться. В ту ночь, когда я исписала бумагу, а граф продолжал читать какие-то отчёты, мне захотелось его обнять. Он единственный, кто был за меня. Кто не хотел убить меня. И матушка его так добра, так добра. Наш мир, и тем более я, не заслуживаем такой доброты. И, да. Графа я всё же обняла. Прости меня, Элайджа. У меня уже нет выбора. Всё, чего я хочу — спокойствия. И в ту ночь оно пришло с объятиями. Впервые за столько времени я почувствовала, что всё прошло. Что Господь смиловался надо мной. Но не думаю, что то был конец. Это всего лишь проблеск света, в краю теней.
У тебя возникнет вопрос — влюблена ли я графа? Отвечу сразу. Нет. В моём сердце только ты и наши дети. Я люблю вас больше собственной жизни. Я молюсь о том, чтобы очнуться ото сна и вновь обнять всех вас, вновь почитать Грейс сказку, поцеловать Марса в макушку, чтобы он смешно морщил свой вздёрнутый носик. Хочу вновь лечь с тобой в одну постель, прижаться к тебе и никогда не отпускать.
И теперь, твоя затея — сбежать — не кажется мне глупой. Сейчас, находясь здесь, я готова на всё. Чувствую невероятную лёгкость, будто сейчас у меня вырастут крылья, и я воспарю к небу. Не могу сказать, с чем это связано. Просто здесь мне дышится легче, здесь на меня не лОжатся никакие обязательства. Надеюсь, это пойдёт мне на пользу.
Больше всего надеюсь, что ты, мой дорогой Элайджа, и наши милые дети уже в безопасности. Что Вуддвилы дали вам убежище и никто вас не найдёт. Я попрошу графа устроить всё так, чтобы Марс и Грейс для всей страны оказались мертвы. В это время Вуддвилы сделают так, чтобы никто вас не узнал. Если случится что-то плохое, то пиши мне и не медли. Ни секунды. Я сделаю всё, что в моих силах.
Люблю. Катрин.»
Приписка графа Б.Ротшильда на обороте письма:
«Ваше Высочество, молю Господа о Вашем здравии. Её Высочество находится в безопасности. Я подписал все документы, и тайная полиция больше Её не побеспокоит.
То, что Вы, скорее всего, уже знаете — правда. Её Высочество теперь моя невеста. Так неправильно, видит Бог. Но мне не было невыносимо больно смотреть на то, как страдает женщина. Тем более такая, как Её Высочество. Пережившая смерть матери, ненавидимая отцом, она нуждается в поддержке. Наш врач сказал, что это пойдёт Её Высочеству на пользу. А я, как Её и Ваш верный союзник, готов сделать всё, чтобы Её
Высочество быстрее шла на поправку.
А «отец» решил сыграть на этом, видя во мне выгодную партию, и сделал Её моей невестой. Под страхом смерти он наказал мне сделать всё, чтобы она забыла о Вас и детях. Но, поверьте, не было ни дня чтобы Её Высочество не рассказывала о прекрасных днях, проведённых с семьёй. Моя матушка связала для детей нижние платья, — надеюсь, написал правильно. Если нет, то уж простите, я в таком не разбираюсь, — и сказала, что будет вязать ещё. Матушку очень радуют рассказы о детях и семейной жизни, как вы могли понять. Она глубоко прониклась Вашей историей и просит меня помочь. Я ей не откажу, как и не откажу Её Высочеству в просьбе объявить Ваших детей мёртвыми.
В свою очередь, прошу Вас, Ваше Высочество, воздержаться от отправки каких-либо писем в ближайшее время. Вуддвилы сообщат, когда Вам можно будет снова их отправлять. Не подумайте, я не препятствую общению с Её Высочеством. Ей нужно исцеление. А исцеление достигается покоем. К тому же Вуддвилы не могут гарантировать того, что тайная полиция не арестует вас. Я уже послал к Вам своих людей. Они будут следить за безопасностью.
Письма сейчас проверяются. Её Высочество, ведя переписку, ставит на кон всё, что мы пытаемся сделать для Вашего спасения. Поэтому я хочу, чтобы письма прекратились. Если будет безвыходная ситуация, то, через Вуддвилов, пишите мне. Её высочество ничего не должна знать. Думаю, Вы это понимаете.
Ещё, через Вуддвилов, прошу передать всё, что вы знаете о проекте «Судьи». Дети, которых Вы создали таким чудовищным образом, должны быть уничтожены. Богохульно, менять то, что создал Господь по своему образу и подобию. Надеюсь, вы поймёте, что это всё делается для нашего же блага и я, Ваше Высочество, не враг ни в коем случае.