Хоукай, ты - стрелок, черт возьми
4 июня 2024 г. в 17:04
Рой Мустанг впрочем был военным. Высоким, статным армейским алхимиком. Военный китель, как вторая кожа, а погоны как цепи врезанные в кожу по самые кости.
Вырезанная на подкорках студенчества присяга была давно забыта за десятком засекреченных дел. Огненный алхимик, единственный в этом городе, и пожалуй единственный в мире. Этому миру нужна была сила, подконтрольная человеком, которым можно было управлять. Мустанг уже давно не был пешкой в игре нынешнего фюрера, но он по-прежнему убивал по приказу.
И все в этом мире думали, что лишь один Рой Мустанг является носителем истинной огненной алхимии. Ишвар стёр границы мирной жизни и идеалистическое мировоззрение алхимии для Мустанга. Огонь позволял искусно сжигать плоть, не оставляя даже тени. Пламя было обжигающе горячо, а вкус мести ощущался горькой пленкой на языке.
И Риза Хоукай, будучи маленькой безбашенной девчушкой познакомилась с Мустангом в дождливый день, на пороге ее дома. Её волосы цвета ржи доставали до лопаток, а карие глаза смотрящие далеко в чернь тогда еще юношеских глаз Мустанга.
Что - то было в нем такое, таинственное и загадочное. Как в книгах ее отца, которые на протяжении долгого времени она изучала, но не могла понять этих букв, что складывались в сложные алхимические формулы. Это что-то подходило ее отцу, как недостающая часть механизма, который долгое время не работал, и был готов вот-вот исчезнуть с лица земли.
- Здравствуй, ты к моему отцу, верно? - Лицо Хоукай озаряла детская, но скромная улыбка. Голос был звонкий, и мягкий.
День, когда Рой Мустанг покинул их дом отпечатался особенно остро. В тот ясный день ее отец скончался от продолжительной болезни. И этот мальчишка, что пришел в их дом в дождь, покинул его когда светило солнце.
И в далеком юношестве Риза Хоукай стала для Мустанга дочерью учителя,потом другом, товарищем, а чуть позже стала возлюбленной, что трепетно не покидала сердце Роя.
И день за днем Хоукай смотрела только на одну спину, за которой можно спрятаться от пуль, алхимии, и чье пламя не будет обжигать. И ночь за ночью ей снились сны, вращая карусель воспоминаний.
Одной ночью она видела полные ярости глаза в темноте, и руки что тянули ее вдоль ледянного бетона. Горячая кровь стекала темной струей по телу и становилось неприятно холодно, и глаза закрывались сами собой. Вот так она готова была умереть. Со шрамом на спине, но защищая того, кого могла и умела закрыть собой.
Во сне испарина покрывала бледную кожу и шрамы ныли чуть острее. Спина горела первозданным пламенем, и Риза просыпалась с легким чувством агонии. Она присаживалась на край кровати, а затем медленно вставала, потирая шею, на которой красовался еще один шрам. Встречая утрами рассвет, она была готова, что может уже не увидеть закат.
Мустанг был военным. И он не боялся говорить об этом. Его взляд был чуть острее и высокомернее большинства солдат. Рой бывало ненавидел, бывало уничтожал. Его гнев перерождался в желание мести, но военную форму он носил достойно, с гордостью.
- Брось,Мустанг, ты - живое оружие, - однажды это произнес ишварит, который был самолично застрелен Хоукай. И Мустанг до сих пор не уверен, кого в тот момент он видел. Вечно хохочущую девчушку с копной золотистых волос, или солдата, чьи глаза были полный ярости. И предаваясь воспоминаниями, Рой вспоминал как защищал ее не по приказу, и не потому что снайперов убивали первыми.
Любовь глубока и постоянна. И рябь, которая бывает на воде, не мешает воде течь в русло.
- Эти шавки ответят за все, они уберутся с нашей священной земли! - Хоукай не помнила, как попала в плен, и вряд ли ей стоит это вспоминать.
- Вытри кровь, кадет, забери у них игрушку и они уязвимы, - высокий ишварит плюнул в сторону Хоукай, сидевшей на бетонном полу с кровью у виска. Во время контрнаступления была засада, девушку вырубили прикладом вражеского револьвера.
Помутнение рассудка испытало тело, что подалось вперед, и выхватив штык нож вкрутила его под ребра ишвариту. Собственное тело немело от шока, но мозг подавал сигналы телу быстрее.
- Хоукай, ты - стрелок, черт возьми! - Это был не просто голос Каталины, это был призыв к действию.
И за секундное мгновение здание охватило пламя.