Это мое.

      Лили всегда была человеком высокой культуры — не терпела мата (особенно, когда рядом находится её ненаглядный сынишка), не терпела алкоголя, не терпела невежества. Джон же, полная её противоположность, мог пошло пошутить, и с его на редкость длинного языка могло сорваться то или другое бранное словечко. Лили — однолюб, Джон — и там и тут с женщинами. Он писатель без единой книги, она — достаточно известная художница.       Джон, пожалуй, известен и популярен только за счет канала её младшего брата. Лили там появляется не часто — очень часто она уезжает на выставки. Да и светить лицом Линч не любит — хотя Егор часто озвучивал многочисленные письма подписчиков, с просьбами взять её куда-нибудь на вылазку.       Лили с Джоном встречаются не так уж и часто — но при каждой встрече последний пытается к ней «подкатить». И, на удивление девушки, даже спустя 2 года он не опустил руки. Наоборот — с еще большим усердием добивался внимания неприступной роковой красотки. Художница, стоит признаться, через некоторое время смирилась с его ласковыми прозвищами и перестала одергивать.

Flashback.

— Лили-лапушка, будь добра, налей мне колы, — весело протянул Джон. Дело было вечером, в пасхальное воскресенье. Сидящие за столом двое мужчин и один мальчуган наслаждались праздником, за обе щеки уплетая приготовленные ею, Лили, куличи.       Ели каждый, конечно, по своему. Линч, привыкший к любой еде, бодренько уплетал свое лакомство. Джон, с выражением крайнего омерзения, ел свой кулич, выковыривая изюм из теста. Лукас, как и подавляющее большинство его сверстников, поедал только сладкую верхушку, за что мгновенно получал по голове. Лили куличи не ела вовсе — она слишком устала их готовить для этих троих.       И все-таки, как бы она не отрицала, Джон смотрит на неё. Как бы не было ей все равно, это доказанный факт. Джон смотрит, даже нет — разглядывает. Разглядывает её бледные, но уверенные руки, в которых изредка можно заметить кисть (она предпочитает творить одна). Разглядывает её тонкую шейку, которую Лили не считает нужным прикрывать. Разглядывает светлое личико, которое иногда может быть измазано в краске. И вот, даже сейчас, Джон смотрит. Смотрит на её нахмуренное от усталости лицо, на руки, ловко накладывающие всем сладости. На сосредоточенное выражение лица, поджатые малиновые губки.       Джон упивался её эмоциями, изредка отпуская похабные шутейки, подмигивая Лукасу. Последний, будучи явно не-глупым ребенком, все прекрасно понимал, однако четко выразить позицию не мог. Линч, напротив, ничего не замечал, мысленно списывая все на «животные инстинкты» приятеля. — Самому встать не судьба? — строго, будто отчитывая своего сынишку, произнесла художница. Но налить стакан с напитком таки соизволила, шумно выдохнув. — Держи. — Лили-лапушка, я что, теперь могу тебя называть «лапушкой»?       Ничего не ответив, единственная девушка с мученическим видом закатила глаза. Джон же, улыбаясь до ушей будто дитё малое, с видом победителя, отпил газированный напиток.

При-ду-рок.

***

— Джо-о-он, — протянула девушка, придирчиво рассматривая свой гардероб. — Что, Лили-лапушка? — нехотя отозвался Джон, который привык хвостиком таскаться теперь не только за Линчем, но и за его сногсшибательной сестричкой. Вот и сейчас, он развалился на её розовом кресле и, пытаясь сымитировать бурную деятельность в недрах своего телефона, пялился на её спину. Лили, видимо, не увидев в этом ничего предосудительного, старательно игнорировала редкие взгляды. Смотрит и смотрит — какая разница? Спина не оголена, да и волосы прикрывают добрую её половину… — Ты идешь со мной по магазинам — по интонации было даже не понятно — вопрос это или утверждение. — А у меня есть выбор? — Конечно нет, дядя Джон!

***

      Ревность. Чистая, обжигающая ревность. Она разъедала её, пока Джон, с которым она пошла по магазинам, переругивался с какой-то странной дамой. Эта ревность поглощала все её мысли, не давая ни малейшего шанса на здравую оценку ситуации. Голова начинала ходить кругом, а глаза метать молнии. Почему ей вообще не плевать на этого придурка? На кой черт сдался ей этот Джон? Почему она именно так смотрит на эту Ирину, которая появилась здесь так внезапно? Почему она злится, что Джон пытается агрессивно оправдаться? Почему она так хочет ударить её? Почему хочет заставить её заткнуться.? — Давайте не будем ссориться, — сухо проговорила Лили, нахмурившись. — я думаю, нам, дамам, есть куда спешить. Ирина, можете отпустить моего носителя пакетов?       Улыбка художницы больше походит на оскал. По изогнутой брови оппонентки ясно — быстро они не уйдут. А что она собственно из себя представляет? Высокая брюнетка в темно-зеленом совершенно отвратительном свитере и белой, почти до коленок, теннисной юбчонке. На ногах — еще более омерзительные светлые гольфы и кроссовки на высокой подошве. На губах — тошнотворно-сладко пахнущая помада. Винного цвета. Которая ей совершенно не шла.

***

— Значит, всего неделю назад ты меня звал пойти в кино, а сейчас уже с какой-то другой девкой? — громко возмутилось крикливое создание, сжимая кулачки. На её совершенно непримечательном, почти обычном лице застыла озлобленная гримаса. — Ир… — Захлопнись, Джон. — отмахнулась от него как от букашки Лили, а затем обратилась к девушке, стараясь скрыть свою искреннюю неприязнь. — Возникло недопонимание. Я сестра его лучшего друга, а он…       Она силилась придать голосу мягкости, однако, судя по всему, не смогла. Зеленые, болотного цвета глаза переключились на неё, в них легко разглядывалось ожесточение и огромное желание поспорить — дама явно была истеричкой и любительницей скандалов. И что только мог найти в ней Джон? — А мне интересно, что скажет Америкос? — Ира! Я не… — Ах, значит просто «Ира»? — еще сильнее вспылила «редкостная скандалистка», размахивая руками и не давая ему договорить. Единственный присутствующий парень здесь встал между ними, стараясь не допустить драки. Мимо проходящие начали странно коситься на них, кое-кто начал следить за разгорающимся конфликтом. — Джон, отойди. Это чисто женский разговор. — многозначительно посмотрела на него Лили, отдавая сумки. Тяжело выдохнув, Америкос забрал пакеты и, свесив голову, попытался что-то вставить. — Дорогая Ирина, может быть пойдем, выпьем кофе? — стараясь показаться дружелюбной проговорила художница, вновь выдавливая из себя улыбку.

***

Сидя друг напротив друга, дамы не спешили успокаиваться. Напротив, горячий бодрящий напиток только ожесточил их. — Ирина, быть может вы наконец выслушаете меня? — все также сухо спросила взвинченная шатенка, с трудом стараясь не ударить соперницу девушку. Быть может, на неё влиял рядом сидящий придурок-Джон, которого здесь негласно окрестили «Америкосом». Быть может, на неё влиял определенный период «женского» цикла. Быть может, её просто раздражала эта женщина. — Говорите так, будто до этого я вас не слушала! Мне ваша личность не интересна. Мне интересно, какого черта Америкос… — Успокойтесь, меня на все… — вновь попытался что-то вставить Джон, никудышное терпение которого медленно подходило к концу. Хотя, стоит сказать, любоваться разъяренными дамами, не получая при этом по голове… Это дорогого стоило. И очкарик был готов многое отдать за лишние 10 минут их перепалки, причиной которой являлась его абсолютно не скромная персона.       Через 3 секунды, один недовольный кратковременный вопль и характерный шлепок, на щеке явно оскорбленного парня заалел след от внушительной пощечины. Хрупкая, на первый взгляд, женская рука Ирины медленно опустилась. — Ирина, вам не кажется, что вы перегибаете? — А тебе какое дело? Ты же, вроде, только сестра его друга. — будто уличив сестру известного блогера в чем-то, Ирина откинулась на спинку стула. Джон ошалело огляделся и, почти что впервые, потерял дар речи. — Вот и не лезь. …На мгновение повисла напряженная тишина. Лили, с шумом выдохнув, встала и подошла к уже-точно-сопернице. — Послушай сюда, сучка, это мой Америкос!