Океан Любви

Яркое солнце слепило глаза и согревало своими лучами. Горячий песок приятно окутывал ноги, а шум плескающейся воды ласкал слух.  Но величайшему балетмейстеру всех времён не было дела до всей этой атмосферы пляжа. Он внимательно поглядывал за учениками, мысленно браня своих коллег.  – Давайте отдохнём, давайте отдохнём! А за детьми следить кто будет? Опять всё на мне, – про себя ворчал мужчина, морщась на солнце. – Нет чтобы распределить между собой несколько учеников и по группам присматривать.  Дабы успокоить самого себя, Луи перевёл взгляд на сидящую неподалёку Одетту. Помимо него, она была единственная, кто так же внимательно поглядывал на резвящихся танцовщиц. Собрав вокруг себя  несколько девочек, она вникала в каждое их слово, наверняка сплетничая и что-то говоря в ответ.  Через мгновение к ней присоединилась Фелис, и дабы посекретничать со своей протеже с глазу на глаз, бывшая прима отправила учениц вместе с одной из коллег по направлению к воде.  – Если бы не это выступление, здесь действительно можно было бы спокойно отдохнуть и расслабиться, – подумал Мерант, слегка поворачивая голову в сторону, не желая подслушивать чужие разговоры.  Весь танцевальный коллектив и преподаватели походили на какую-то огромную семью, которая решила отдохнуть на берегу Бискайского залива Атлантического океана. Может, для кого-то в этом кругу лиц они и были семьёй, ведь в театре все люди разные, у каждого свои травмы, проблемы и радости, но они в какой-то степени сплочены и что-то их объединяет.  Фелис нашла свою семью в театре в лице Одетты и некоторых подруг. Десять лет назад Луи нашёл в театре Одетту и это величественное здание, известное чуть ли не на весь мир стало его домом и семьёй, где он проводил так много времени один или с любимой.  Семья…для каждого это слово обозначает разные вещи. А когда он сможет обзавестись собственной, которая никуда не денется и для многих является счастьем? – Я пойду поищу место в тени, не теряйся и далеко в воду не заходи. Договорились? – бывшая прима подняла с песка свою сумку и погрозила девочке пальцем, но придать голосу строгость у неё не получилось. Материнская любовь всегда брала вверх.  – Хорошо, – Фелис с улыбкой кивнула головой и, проводив женщину взглядом, побрела в сторону разбивающихся о песок волн.  Величайший балетмейстер всех времён не знал, радоваться ли ему услышанным словам или нет. С одной стороны, он сидит в тени, так как тоже не любит загорать, в этом они с Одеттой схожи, и она наверняка может сесть рядом с ним. Но с другой стороны, увидев его в необходимых для её комфорта условиях, женщина так же может пройти мимо.  Они оба не знали, что теперь между ними. И он не знал то, как она теперь к нему отнесётся и где начинается та самая черта, через которую он всегда боялся ненароком переступить, общаясь с любимой. После той самой премьеры Щелкунчика прошло довольно много времени, но они так и не поговорили и не обсудили то, что им всё таки стоило обсудить.  Бывшая прима внимательно оглядела песчаные просторы пляжа в поисках необходимой тени, под которой можно будет охладиться. К несчастью, не она одна не любила долго сидеть на солнце, так что народу в подобных местах скопилось много и подсесть не к кому. Действительно не к кому. Она не горела желанием сидеть и слушать то, как коллеги, которые младше её порядком на десять лет только и делают, что обсуждают мужчин вокруг и сплетни Оперы. Скука. Никакого разнообразия и интересных тем. О посторонних людях и говорить нечего, пусть она изжарится под этим пеклом, но к неизвестным личностям не подойдёт.  Внезапно, взгляд уловил знакомые очертания чьей-то фигуры и Одетта даже сначала не поверила собственному зрению. Она только сейчас заметила, что Луи отрешённо сидит дальше всех, скрытый от нещадных лучей яркого солнца. Непонятно, может, её щеки покраснели от смущения, а может от начинающегося проявления загара, но отвести взгляд ей захотелось и побороть странное чувство в глубине души тоже.  Женщина не могла не признать того, что он был чертовски красив. Подтянутое, спортивное, рельефное тело было немного прикрыто лёгкой белой рубашкой на его плечах. Чёрные волосы слегка растрепались и некоторые кудри выглядели неаккуратно. Блуждающий и острый взгляд его карих глаз пленил разум и на какое-то мгновение бывшая прима поняла, почему многие девушки так хотят быть с ним. А он, по всей видимости, этого не хочет.  Ходил и ходит по театру один слух, вызванный одной и той же фразой, которую произносит величайший балетмейстер всех времён на каждом интервью, на которое неохотно соглашается от силы несколько раз в год. Один и тот же вопрос. Один и тот же ответ. – Месье Мерант, есть ли у Вас возлюбленная? Вы собираетесь брать какую-то даму в жёны? В Вашем возрасте большинство людей уже имеют полноценную семью и несколько разводов позади. А что насчёт Вас? – снова и снова, раз за разом каждый журналист произносит эту реплику.  – Есть женщина, к которой я испытываю чувства. Однако если она отклонит моё признание, то я не вижу смысла во всех этих свадьбах и женитьбе на первых встречных. Ответит взаимностью — через какое-то время создадим свою семью и будем совместно вести быт. Отвергнет — продолжу свою карьеру и буду служить балету до преклонного возраста. Третьего не дано. На этом всё, больше я Вам не скажу. Вы уже слышали этот ответ и я буду повторять его раз за разом.  Ох, сколько же шума было по этому поводу и после первого интервью, и после второго, однако к третьему многие начали подозревать неладное и строить свои видения событий. Самой популярной версией из них, которую мусолили в Опере заключается в том, что эта невиданная никому избранная на самом деле погибла, Мерант лишь не может отойти от потери и таким образом отнекивается ото всех.  – Глупость, да и только, – подумала однажды Одетта, когда услышала эту теорию. Притянутая за уши история и возможно только ей одной известна правда. А правда то в том, что после того, как она сожгла все мосты между ними прямиком в больнице перед отъездом труппы в турне, с тех самых пор он никогда не позволял ни одной девушке приближаться к себе на больше, чем дозволено. Вообще никогда. Таков уж он был. Кто бы мог подумать, что величайший балетмейстер всех времён однолюб?  И даже если есть эта избранная, то она наверняка её знает, потому что слишком много намёков у всех было на то, что данная особа работает в том же самом театре.  Он предпочитал забываться в танцах, упорных тренировках, вырубаться на постели и спать без снов с призраками прошлого, перечитывать старые письма и рассматривать старые альбомы. Он не пытался заменить её кем-то, знал, что это невозможно для его сердца.  Приближался конец театрального сезона и незадолго до поездки на другой конец Франции ради балета Сильфиды, бывшая прима получила письмо. На конверте не было имени отправителя или адреса, просто маленькая марка в углу и пожелтевший пергамент. Держа в руках лист, женщина словно испытала чувство дежавю, но чем оно могло быть вызвано?  И тут она поняла чем, прочитав первые строчки, красиво написанные чьей-то уверенной рукой. Когда-то точно такое же письмо с таким же содержанием попадало в её руки.  Преодолев душевную боль и бесконечные картины воспоминаний перед взором, Одетта всё же нашла ту самую невзрачную коробку, приблизительно похожую на ту, в которой она хранила свои бархатные пуанты до того, как передала их Фелис. В этой коробке лежало несколько писем и совсем немного фотографий, оставшихся со времён её обучения при этом самом театре, на чердаке которого она продолжала жить.  Все эти конверты были запечатаны, после прочтения самого первого письма, лист был порван надвое, а письма пачками откладывались куда подальше, давя на кровоточащие раны. Достав тот самый разорванный текст, бывшая прима сверила его с ныне полученным и пришла к выводу, что в конце нового приписано несколько строк, которых в первой версии не было.  …Я не знаю, имело ли смысл писать всё это. Мне невыносимо больно видеть тебя, когда ты мучаешься от воспоминаний и боли в покалеченной ноге. Королеву Лебедей не должен был ждать такой исход. Театр не должен был терять лучшую приму того поколения. Мне бы хотелось обсудить многое, наверняка за такое время у нас обоих накопилось много историй. Мы оба давно не молоды, как раньше, но прямо сейчас это письмо кажется мне таким наивным. Прости меня за всё. Я хотел бы сделать для тебя больше. Я мог бы сделать для тебя больше… Больно. Слишком больно читать это всё. Но кто мог написать эти строки? До сегодняшнего дня Одетта не знала, но когда она увидела Меранта, сердце словно само дало ей ответ на терзавший женщину вопрос. Словно почувствовав, что кто-то за ним наблюдает, мужчина повернулся и их взгляды встретились. Удивительно, как быстро холодное выражение его лица сменилось на лёгкую улыбку и приветствующий кивок головой.  Ноги сами повели в сторону её бывшей любви, но с каждым шагом, с каждым всплывающим фрагментом тяжёлого периода одинокой жизни в бесконечной борьбе за глоток воздуха, женщина начинала сомневаться, действительно любовь бывшая? Ведь если подумать, пораскинуть мозгами и потратить какое-то время, можно понять, что за всем стоял он.  Он осторожно приписывал цифры к зарплате уборщицы, пока та недоумевала, почему денег было чуть больше положенного с каждым разом. Он позволил Фелис остаться, хотя рисковал своим статусом и местом в театре. Он помог ей с жильём и он поклялся в том, что сделает из протеже Одетты приму в самом ближайшем будущем. Это уже достаточно много для той, кто была брошена всеми, пыталась выжить, будучи калекой на двух работах.  – Нам действительно следует поговорить, – подумала она, усаживаясь рядом с мужчиной на полотенце. – Вот только как начать? Мерант бросил взгляд на любимую женщину, отмечая про себя, что та выглядит слишком напряжённой и задумчивой. Хотелось узнать, что же всё таки случилось.   – Что-то произошло? Выглядишь довольно хмурой, – произнёс Луи, решившись.  – Оу, нет, – Одетта смущённо пожала плечами и улыбнулась. – Просто думаю о предстоящих репетициях. С завтрашнего дня нам будет не до отдыха.  – Это уж точно. Особенно с такими коллегами нам действительно будет не до отдыха. Как их только в театр понабрали, не уверен в том, что взяли подобных особей честным способом.  – А я думала, что только эти особи среди нас всех и сплетничают, – подколола его женщина, хитро ухмыляясь.  – Из всех них ты — единственная, с кем можно посплетничать без зазрения совести и хорошо провести время даже не разговаривая. К тому же, кому, как не тебе знать все слухи и сплетни, ежели твой класс находится рядом с дамским комитетом, которые главные по всем этим вопросам.  – Знал бы ты, какую глупую молву я о тебе услышала… – наконец заговорила Одетта, всё же решившись поднять эту тему. – Не томи, – мужчина заинтриговано сверкнул глазами и всем своим видом показывал, что вникает каждому слову.  – Поговаривают, что та самая "избранная", из-за которой ты якобы не общаешься с противоположным полом и не желаешь иметь ничего серьёзного, на самом деле мертва и мол тебе тяжело смириться, а журналисты на тебя просто давят.  Луи громко фыркнул и запустил руку в свои волосы, пока женщина рядом с ним улыбалась, глядя на его реакцию.  – Кому вообще такое в голову могло взбрести? – спросил он, внимательно изучая лицо каждого человека из их театра, который был на этом берегу.  – Понятия не имею. Но это звучит слишком смешно и глупо.  – Полностью с тобой согласен.  Разговор плавно перетёк в рассказы про рабочие будни, обсуждения учеников и планов следующего учебного года, а после и вовсе на самые разные темы. Странная неловкость, которую ранее Одетта испытывала, пока подходила к этому человеку словно испарилась. Чего здесь стесняться? Кажется, что глухой стены между ними почти уже нет и с полной уверенностью они могут назвать друг друга хорошими друзьями, которыми были когда-то. Всё шло прекрасно, пока диалог не прервал несвойственный для такого спокойного дня на пляже звук.