Raison d'etre

Эстер опустилась на корточки перед сыном, который сосредоточенно возился с деревянными кубиками, собирая из них что-то очень отдалённо похожее на домик. Он взглянул на неё своими светлыми глазами. Такими же, как у отца — когда она носила Эйнара под сердцем, то больше всего на свете хотела, чтобы ему достался этот удивительный цвет. — Пойдём спать? Он нахмурился. — Не хочу. Хочу играть. Эстер терпеливо вздохнула. Это была уже третья попытка за сегодня. В отца, очевидно, он пошёл не только глазами, но и редкостным упрямством. Злиться всерьёз, она, однако, не могла ни на того, ни на другого. — Уже поздно, мой хороший. Ясон расскажет тебе сказку на ночь. Филин тихо опустился рядом с ними, с едва слышным шорохом сложив крылья. — Надо сказать, что ты произвела на свет на редкость несговорчивое потомство. Не сказал бы, впрочем, что тут есть чему удивляться, учитывая тот факт, кто был соучастником... Она провела рукой по мягким перьям Ясона на голове, и тот довольно зажмурился, подставляя ей голову. Эстер совсем не сердилась. Эти безобидные и такие близкие подколки на миг возвращали её в то время, когда Ингвар был лишь только Вороном, когда она ещё не знала любимых черт, уже выученных наизусть, и когда между ними словно стеной стояла вечность его проклятия. Эти воспоминания никогда не причиняли ей боль. Напротив, научили ценить её то, что у них есть сейчас. То, что они есть сейчас. Они трое. Она вновь вернулась к своим робким попыткам уложить Эйнара спать. Которые, естественно, ожидаемо не увенчались успехом. — Не хочу спать. Хочу играть. Где папа? — Я здесь. Негромкий голос Ворона неожиданно раздался позади неё. Эстер обернулась, улыбаясь удивлённо и радостно. Ворону казалось, что её глаза имели свойство мгновенно наполняться каким-то удивительным светом. Что было бы с ним, если бы не эти её глаза? — Какой милостью я обязана Гекате тем, что ты вернулся раньше? — Рискую навлечь на себя гнев Триады, но не сказал бы, что именно ей. Заседание сегодня не состоялось — Лукреция задерживается в Германии на переговорах по поводу открытия колледжа. — Я готова поблагодарить за это кого угодно — будь то Геката, Триада, Хамингья или Лукреция. Отношения Эстер и верховной ведьмы Триумвирата, само собой, хоть и не перешли в стадию дружеских — слишком многое их всё ещё разделяло — но трансформировались в спокойные, даже в чём-то уютные встречи, когда того требовали обстоятельства. Лукреция ни разу (правда, пока из всего четырёх) не забывала про дни рождения маленького Эйнара, ровно день в день присылая ему удивительно редкие детские книги, рассказывающие о волшебных существах. Последней была книга сказок о Шелки, стоявшая сейчас на полке среди остальных и мягко подсвеченная домашней магической сферой. Ворон прошёл в детскую, аккуратно обходя игрушки, лежащие тут и там. Вздохнув, осторожно отложил в сторону маленький деревянный драккар, непочтительно перевёрнутый драконьим носом в ковёр. Пожалуй, сын был единственным созданием в этом мире, которому он мог простить подобное варварство. — Папа!! Эйнар бросился к нему со всех ног, серьёзно рискуя повторить своим носом недавнюю судьбу драккара. Ворон подхватил его на руки, пересадив на правое предплечье. — Мама уже находится на пороге отчаяния, или ты соизволил хоть немного сжалиться над ней, пока меня не было? Мальчик лукаво взглянул на Эстер, наполовину спрятавшись лицом в плечо отца. Эстер, чуть прищурившись, наблюдала за ними: — Это хаос, созданный тобой. — Ты имеешь в виду кучу игрушек вокруг или этого маленького упрямого синьора, который не желает спать? Она смешливо фыркнула: — Скорее, первое. Если будешь продолжать одаривать маленького упрямого синьора в таких количествах, то придётся выделять отдельную комнату. Эйнар мигом встрепенулся: — У меня будет ещё одна?! Ясон довольно ухнул и тихо развоплотился, не желая мешать им. Эстер тяжело вздохнула. Ворон усмехнулся, спуская сына с рук на пол. — Подумаем над этим вопросом. Эйнар немедленно устремился к своим оставленным на ковре сокровищам. Она поднялась мужу навстречу, ощущая как он мягко сцепляет на её спине руки. Ворон потянул её к себе, и она прижалась к нему, устроив голову на груди. Они смотрели на сына, как ни в чём не бывало вернувшегося к прежнему занятию. — Ему пора спать. Иначе завтра я не добужусь твою маленькую копию до заката. — Неправда. Он становится всё больше похож на тебя. Особенно, когда пытается спорить со мной. — Да, теперь нас таких двое. — Возмутительно. Но, думаю, я как-нибудь справлюсь. Она шутливо упёрлась ему руками в грудь. — Посмотрим. — Посмотрим. Я уложу его спать. — Только не рассказывай ему про поход в земли Аббасидов, прошу. — Ни в коем случае. Поход на Каспий был куда более впечатляющим. Она закатила глаза. — Не засыпай без меня. Он смотрел на неё так внимательно и нежно, как умел единственный в целом мире. Эстер мягко ответила, не сводя с него глаз в ответ: — Разве я смогу? Он подхватил мальчика на руки. — А теперь этот отважный градостроитель действительно отправляется спать. На этот раз Эйнар воспринял предложение с куда большим энтузиазмом. Эстер никогда не обижалась. Это было слишком важно для них обоих. Она вышла из детской, тихо прикрыв за собой дверь. *** — Мы не будем играть? Я тебя ждал. Сын горько вздохнул, печально глядя на него и прекрасно осознавая всё воздействие своих приёмов. Он определённо становился всё больше похожим на Эстер. — Завтра, Эйнар. Смотри, луна уже совсем высоко, и корит меня за то, что ты ещё не спишь. Сын забавно зевнул, точно на него подействовал этот мягкий упрёк. Ворон улыбался уголками губ, глядя, как тот с явной неохотой устраивается на небольшой подушке, наволочка которой была расшита полумесяцами заботливыми руками Батшебы. Он погладил его по чуть спутавшимся светлым волосам, сильно отросшим за последние несколько недель и которые теперь вовсю вились непослушными золотистыми кольцами. Движением руки он погасил теплый огонёк, мерцающий в стеклянной сфере на полке в шкафу с книгами. Детскую теперь освещал только мягкий лунный свет, струившийся из раздёрнутых портьер. Сын смотрел на него своими блестящими глазками, в которых не было и намёка на сон. — Ты совсем не хочешь спать. Что же нам с тобой делать? — Играть в конунгов-завоевателей? — Ну уж нет, хитрец. Он вновь взял сына на руки. Положив руку на тёплую макушку, коснулся щекой его лба и негромко запел: — Sofðu lengi, sofðu rótt, seint mun bezt að vakna... Эйнар притих, покрепче прижавшись к нему. В комнате вскоре воцарилась спокойная тишина, которую лишь немного тревожило ровное дыхание его уснувшего сына. Осторожно, стараясь не потревожить чуткий детский сон, он уложил сына в кроватку, потеплее укрыв его и подошёл к окну, вглядевшись в мерцающий звёздный покров. Луна светила ему так же ярко, как той зимней ночью, когда он, мучимый мыслями о напрасной надежде, отправился к воде, чтобы хоть немного успокоить разбережённое тяжёлыми мыслями сердце. И какой же невозможно иной в сравнении с той была эта зима. Он вновь взглянул на луну, теперь чуть скрывшуюся за облаками. А затем едва слышно, чтобы не разбудить Эйнара, проговорил: — Прошу, прими молитву за моего сына и мою возлюбленную. Помоги мне сохранить их, ибо они всё, что у меня есть, всё, что у меня было, и всё, что будет. Присматривай за ними в те минуты, когда я не рядом, и освещай мне путь, чтобы я всегда мог к ним вернуться. Лунный диск смотрел на него всё так же загадочно и безмолвно. Но он знал, что его услышали. Он подошёл к кроватке и коснулся губами лба сына. Мальчик крепко спал. В тщательно запертом шкафу его кабинета уже вот как пятый год покоилась чёрная маска.