Арка 1. Год первый, до наступления Весны. Глава 1.
1 июня 2024 г. в 22:33
Все произошло так быстро, что голова шла кругом. Еще утром Петунья, удостоверившись, что выглядит отлично и по-деловому, сидела за печатной машинкой в маленьком офисе, и ее длинные сухие пальцы выбивали по клавишам затейливым ритм, и в такт этой своеобразной мелодии на белоснежном листе бумаги проявлялся текст. Круглые часы на стене, напротив ее рабочего места, медленно отсчитывали секунды и минуты, и один за другим в офисе появлялись коллеги.
Как самая новенькая и самая младшая, Петунья всегда была безукоризненно точна, приходя в офис за полчаса до начала рабочего дня. И к тому времени, когда подтягивались остальные, она уже сидела за машинкой и излучала рабочую атмосферу.
Это был ее маленький план по созданию репутации надежного и ответственного сотрудника.
Самым последним приходил шеф. Обычно он сухо здоровался в пространство, что означало, что он поздоровался со всеми, и уходил к себе в кабинет. Петунья тут же принималась варить кофе, относила ему в кабинет и выходила с целой кипой бумаг и документов, которые следовало перепечатать. Этих поручений ей хватало до конца дня.
Вот и сегодня, поздоровавшись с начальством, Петунья тут же отправилась на маленькую кухоньку. Со всей старательностью она сварила кофе, ни на йоту не отступая от любимого рецепта начальника, а потом, красиво сервировав небольшой поднос, направилась в его кабинет.
Там-то все и пошло наперекосяк. Не по привычному сценарию.
Петунья поставила перед шефом чашечку с кофе, добавила два кубика сахара и плеснула немного сливок, и уже собралась уходить, как следующие его слова остановили ее:
– Мисс Эванс, задержитесь.
Она удивилась, но быстро совладала со своим лицом и сдержанно присела на краешек стула для посетителей. Отчего-то было не по себе. Начальник отхлебнул кофе, пошуршал газетой, но отложил ее, как будто вспомнив, что не один в кабинете.
– Таким вот образом, мисс Эванс, – сказал он таким тоном, как будто продолжал уже начатый разговор, – завтра на работу должна выйти новая сотрудница, и мы ждем, что вы освободите рабочее место до конца дня. Доделайте работу, и проследите, чтобы все рабочие инструменты были в порядке, а стол и стул – чистыми. Это все.
Сказав так, шеф снова отхлебнул кофе и уставился в газету. Петунья застыла как суслик и пыталась переварить услышанное. Наконец, она открыла рот и выдавила из себя:
– Простите?
Шеф недовольно взглянул на нее поверх статьи.
– Вам что-то непонятно, мисс Эванс?
Она задрожала. Этот его тон… она нутром почувствовала неладное, и холодный липкий страх охватил ее тело.
– Я ничего не понимаю, сэр. О чем вы говорите? Что значит, «освободить рабочее место»? – казалось, чем больше слов она из себя выдавит, тем скорее вернет себе контроль над телом, которое сейчас ощущалось как будто не своим.
– То и значит. Вы уволены, мисс Эванс. И оставьте уже эти разговоры, мы уже обсудили с вами этот вопрос, – сердито выпалил начальник и шумно допил кофе.
Донышко чашки жалобно звякнуло о столешницу.
– Я впервые об этом слышу, сэр, – возразила Петунья, едва слыша свой собственный голос через внезапно возникший звон в ушах.
Шеф снова посмотрел нее, помолчал, пожевал губами, как будто что-то вспоминая, а потом совершенно будничным тоном сказал:
– Действительно. Ну что ж, мисс Эванс. Вы уволены. И можете уже идти. Идите, – он махнул на нее рукой, как будто отгоняя назойливую муху, и уткнулся в документы, сразу же позабыв о ней.
Это отношение как будто окатило ее холодной водой. Петунья сжала губы, сдерживая рвущиеся с них ненужные сейчас колкие слова, резко поднялась и вышла, захлопнув за собой дверь. На звук обернулись коллеги, и их жадное любопытство было почти физически ощутимо.
Фу, гадость.
Петунья передернула плечами, сбрасывая с себя это липкое внимание, прошла к своему рабочему месту и с раздражением стала допечатывать документ. Может, ей и хотелось бы разгромить тут все, но, увы, не такова была Петунья Эванс.
– Эванс, – она обернулась на голос. В дверях стояла дама-кадровичка, которая принимала ее на работу. – Зайди ко мне, как закончишь.
Кивнув, Петунья забарабанила по клавишам с удвоенной силой, не обращая внимания на просьбы коллег печатать потише. Самым настойчивым она ледяным тоном ответила, что ей поручили выполнить эту работу «как можно скорее», и от нее отстали. Краем глаза она заметила, как столь нелестно отбритому коллеге сосед шепчет на ухо что-то, стреляя глазами в ее сторону.
Они все знают, поняла Петунья, и гнев полыхнул в ней с утроенной силой. Только с детства привитое ответственное отношение к любому начинанию не позволило ей все бросить и уйти. А так хотелось!
Перепечатку она закончила в рекордные даже для себя сроки. Поставив оглушительную точку и не потрудившись вытащить лист из печатной машинки, Петунья смахнула свои вещи в сумочку и, пожелав бывшим коллегам «приятно оставаться» таким острым голосом, что чудо, что никто не порезался, вышла.
В отделе кадров ее заставили расписаться в ведомости и выдали на руки новенькую трудовую книжку и тощую пачку фунтов. Петунья поджала губы, взглядом оценив наличность – скорее всего, там не хватит даже, чтобы оплатить месяц аренды, – и под сочувственным взглядом кадровицы убрала в сумочку.
– Жаль, что так вышло, Эванс, – в ее ровном, как обычно, голосе слышались нотки сожаления. Она налила Петунье чашку крепкого черного чая и пододвинула вазочку с печеньем. Петунья вопросительно взглянула на нее. – К твоей работе нет претензий, не переживай. Просто, кое-кому срочно понадобилось рабочее место. Подвинуть можно было только тебя.
– Вот как, – только и сказала Петунья.
Допив чай несколькими глотками, она вежливо попрощалась и, гордо выпрямив спину, покинула двери офиса.
Пройдя несколько шагов твердой походкой уверенного в себе человека, она постепенно замедлилась, пока не остановилась в полнейшей растерянности на углу улицы.
Рабочий день только начался, и многочисленные люди спешили мимо нее по своим офисам. Гудели и сигналили машины, мигали светофоры, сотрудник полиции недалеко в чем-то распекал пешеходов.
Не зная, на чем остановить взгляд, Петунья рассматривала окружающих, не задерживая взгляда ни на ком больше чем на несколько секунд. Сам собой ее взгляд переместился на блестящий новенький автомобиль, остановившийся на красном сигнале светофора. Молодой мужчина за рулем – крепкий и светловолосый – почему-то показался ей знакомым, хотя Петунья никак не могла понять, откуда его знает. Это впечатление усилилось, когда он, словно бы почувствовав ее взгляд, повернул голову, и их глаза встретились.
Контакт взглядов длился всего мгновение, после чего Петунья поспешно отвернулась, ругая себя за такую небрежность, а в животе отчего-то стало тяжело и муторно.
Она не видела, что мужчина смотрел на нее немного дольше, с похожим недоуменным выражением человека, который все тщится и никак не может вспомнить нечто очень важное, но тут сменился сигнал светофора, другие водители ему засигналили, поторапливая, и он поспешил тронуться с места.
Краем уха Петунья услышала тонкий звон, как будто неподалеку лопнула гитарная струна, но списала это на уличный шум, и скоро забыла.
Впрочем, долго предаваться унынию было не в характере Петунии Эванс. Поглазев по сторонам еще немного, она, наконец, преисполнилась желания что-то сделать, и поспешила к ближайшему газетному киоску.
План, сложившийся в ее голове, был прост. Купить газету, поискать подходящие вакансии и отправиться на собеседование. Ее цель – получить новую работу как можно скорее. Не может быть, чтобы ни одному офису в Лондоне не требовалась машинистка. Тем более, месяц заканчивался, и того количества фунтов, что лежали в ее сумочке, совершенно точно не хватит, когда квартирная хозяйка пожалует за платой.
Выложив за свежую газету несколько пенсов, Петунья устроилась на остановке и зашелестела страницами. Но, если еще пару минут назад она была преисполнена воодушевления, вскоре оно полностью испарилось. Если верить прессе, сегодня в Лондоне требовались официанты и разнорабочие, а также гувернантки и горничные.
Все эти предложения Петунья отмела сразу. Она еще не настолько отчаялась, чтобы хвататься за них, да и должна же она выжать максимум пользы от курсов машинописи? Не может быть, чтобы ее навыкам не могло найти применения. Преисполнившись самых серьезных намерений, она снова, очень внимательно, просмотрела раздел с вакансиями, вчитываясь даже в самый мелкий шрифт. Но нет. Все то же самое. Разве что нашлось место продавщицы в отдел женской одежды в недавно открывшийся универсам. Петунья слышала, как бывшие коллеги обсуждают его за чашечкой чая и тихо завидовала. В отличие от них, Петунья не могла позволить себе тратить деньги на дорогие магазины, и прилежно считала каждый пенс.
Она вздохнула и снова, уже наискосок, просмотрела страницу с предложениями работы. Чуда не случилось.
Что ж, решила она, пока что можно и в магазине поработать, а параллельно искать более приличное место.
Газета отправилась в сумочку, а на свет появилась карта Лондона. Карте Петунья уделила несколько минут пристального внимания. Изыскания показали, что магазин находится не так уж далеко, и ей вполне по силам дойти до него пешком, а не тратить драгоценные деньги на автобус.
Сказано – сделано. Убрав карту, Петунья поправила плащ и шейный платок, и вышла из-под остановки на улицу. Найдя взглядом ориентир – высокое здание на противоположном углу, она отважно отправилась в путь. Сверяясь с названиями улиц и нумерацией домов, она переходила с одной улицы на другую, свято уверенная в том, что приближается в цели своего путешествия, и только второй раз пройдя мимо одно и того же здания, поняла, что заблудилась.
Петунья вздохнула и снова развернула карту. Быстрый взгляд по сторонам подтвердил, что находится она как раз там, где должна была быть. Так куда ей надо свернуть, чтобы выйти к нужному месту?
Кажется, в этом месте карта была напечатана с ошибкой, признала она. Переулок, в который ей надо было свернуть, был на карте, но отсутствовал в реальности. Петунья специально, не отрывая носа от карты, прошла несколько дюжин шагов вперед и уперлась в тупик.
Она снова вздохнула, чувствуя себя совершенно беспомощной, и заозиралась по сторонам. Если не знаешь куда идти, всегда можно спросить у прохожих. Вот только, как назло, именно сейчас она была на улице одна-одинешенька.
– Мистика какая-то, – пробормотала она себе под нос. Мистика, потому что не магия. Магию Петунья не жаловала.
Продолжая оглядываться, она случайно заметила в стороне небольшую вывеску. Возможно, если это заведение открыто, ей подскажут правильную дорогу. Окрыленная надеждой, она поспешила туда.
Лестница с тремя выщербленными ступеньками вела вниз, к полуподвалу, к двери, чей мрачный внешний вид напоминал о монастырях или застенках. На двери, немного косо, висела вывеска
«Рука помощи» гласила надпись на вывеске. Вывеска была старая, потемневшая от времени, но буквы, выведенные затейливым кеглем, отчетливо читались. Чуть ниже, более регулярным шрифтом, значилось: бар, время работы – всегда, когда требуется помощь.
От этого неформального оформления вывески за версту несло «ненормальными», и Петунья заколебалась, стоит ли входить. Долгих несколько минут она стояла, рассматривая вывеску, и до боли в пальцах сжимала сумочку.
Наконец, необходимость победила неприязнь, и она деревянными шагами преодолела расстояние до двери и уставилась на дверную ручку. Та, вместо того, чтобы быть нормальной дверной ручкой, представляла собой протянутую в приглашении к рукопожатию кисть руки – большую, но изящную, с длинными аристократическими пальцами, мужскую, судя по размерам. Не то чтобы Петунья была знатоком мужских рук, но, когда она, помедлив, переложила сумочку из правой руки в левую и осторожно вложила свою руку в протянутую ей бронзовую, то импровизированное рукопожатие получилось почти идеальным.
Стоило ей чуть осторожно обхватить ладонь, как бронзовые пальцы крепко сжались вокруг ее руки. Петунья взвизгнула и задергалась в тщетной попытке освободиться. За дверью угрожающе заскрежетал какой-то механизм, защелкали невидимые шестерни, и дверное полотно ухнуло в темноту, увлекая за собой и незадачливую посетительницу. В холодном утреннем воздухе остался только пронзительный визг, впрочем, скоро угасший, смешавшийся с другими звуками просыпающегося города. Но даже так он не поколебал странного спокойствия жителей этого переулка. Ни одни ставни не распахнулись, ни в одних занавесках не появилось щелочки для подсмотреть. Никто не обратил внимания ни на крик, ни на то, как растаяла в воздухе темная дверь бара, оставив после себя только старую кирпичную кладку.