"Fields of bodies, mountains of dead Down Dragonspring river, our country bled A fiery god, demon wolf in red" —Another’s Memory: Shura
«Кровью окрашены воды, выше гор поднимаются груды тел: огненный бог собирает кровавую жатву» —Чужое воспоминание: Сура
*** Большинство земель были Волку чужими, однако многие из них пели на знакомом ведьмаку языке: сталь лязгала о сталь громче человеческих голосов. Ашина не стала исключением. – Демон, – прошептал запуганный владелец питейной. Геральт, не сводя взгляда с мужичка, предпочёл неторопливо запить народные россказни здешним саке. – Демон этот везде, где ни явится, несёт за собой неминуемую смерть, – с энтузиазмом покивал мужичок на ломаном всеобщем. – Без разбора мечем, черт, машет. Неважно ему, жена ли, дите ли. Безжалостен. Глаза горят огнём кровавым. Черт, – мужичок сплюнул, – черт да и только… – И неизвестно, откуда этот «черт» взялся? – поинтересовался ведьмак, все ещё не уверенный, с чем он имел дело. У страха глаза зачастую были велики – об этом Геральт знал не понаслышке. Прежде, чем мужичок собрался с мыслями, чтобы ответить, за спиной Волка раздался сиплый, но некогда, наверняка, мелодичный женский голос. – Когда-то его звали Секиро. Геральт повернул голову, мгновенно наткнувшись на прозрачный взгляд водянистых глаз. Женщина, стоявшая перед ним, была красива и ухожена. Вид портил лишь уродливый шрам, тянущийся от точеного подбородка ниже, вниз по тонкой шее, прикрытый, насколько то было возможно, однотонным шарфом. – Что случилось? – напрямик спросил ривянин. В питейной будто бы стало тише. Люд затаился, жадно вслушиваясь. Губы женщины тронула мягкая улыбка. – Прежде, чем мы продолжим наш разговор, мастер ведьмак, знайте: вряд ли вы найдете здесь звонкую монету. Гвиннблейд, помедлив, сухо усмехнулся. – Вижу, вы знакомы с моим ремеслом. Женщина едва заметно кивнула, продолжив улыбаться. Геральт помолчал в ответ, прежде чем прийти к выводу, что терять ему было нечего. Он повидал многое на Пути и надеялся повидать ещё больше. – Меня зовут Эмма, – так же мягко, тихо, в силу травмы, как и прежде, представилась собеседница. – Что вы знаете о Суре, мастер ведьмак? *** Тот, кого однажды звали Волком, был уверен, что тех, кто помнил его по имени, в Ашине не осталось. Однажды он позаботился об этом, не нуждаясь в том имени более. Он давно отрекся от Железного кода и был хозяином самому себе. Свобода сладко пахла свеже пролитой кровью и сожженной землей. Во всей Ашине не было ни души, способной остановить его жатву. Пока не появился он, чужак с серебром в волосах и в ножнах. На самом деле такой же беззащитный, как и другие, павшие перед Сурой, но не в пример самоуверенный, чтобы потребовать аудиенции. Той ночью Ашина полыхала ярче прежнего. Волк наставил чёрное острие клинка на пришельца. Его глаза горели в темноте, будто у дикого зверя, даже если ему было суждено стать добычей. – Ты не найдешь на этой земле вурдалаков, ведьмак, – проговорил Сура голосом Волка. – Возвращайся в свой мир. Тебе здесь не рады. Геральт выступил из угловатой тени на порозовевший снег, переливающийся перламутром под луной. Паутина неестественно вздувшихся вен покрывала часть лица ведьмака, глазные белки посерели. Волк не моргал и дышал так редко, что мог не дышать вовсе; в тот момент – едва ли человек, схожий тем со стоящим перед ним существом. – Забавно, – ровно отозвался Геральт, медленным, выверенным шагом двигаясь навстречу Суре, – я не рассчитывал на светскую беседу. Губы Волка тронуло пугающее подобие усмешки. – Значит, крыса не побежит. Его широкая ладонь потянулась к рукояти клинка, лезвие заскользило в ножнах. – Будь посему. Обе фигуры двинулись навстречу друг другу столь быстро, что невооруженным глазом было невозможно уловить их движение. Спустя мгновение оглушительно зарычала сталь. Посыпались искры. А потом – ещё, ещё, ещё, ещё… До тех пор, пока чёрной полосой не прекратился волчий танец и не затих визг вспарывавших воздух клинков, и Волк не преклонил колено. Единственный уцелевший глаз был широко распахнут, уставившись в звездное небо сквозь черный дым. – Секиро. Волк утер теплую кровь с лица и нахмурился. Это имя должно было быть забыто. Но он помнил. Тени прошлого сгустились, загудели чужой болью, грозя расколоть череп пополам. – Возможно, однажды я мог бы стать кем-то хуже тебя, – прошептал он, прикрыв налитый кровью глаз. – Хорошо, что у меня не было выбора. Обессиленный смешок сменился мерзким бульканьем прежде чем изо рта Волка хлынула бурая масса, и он, покачивались, повалился наземь. Оставшийся прямо стоять Волк не двигался какое-то время, погруженный в собственные мысли, но вскоре, развернувшись, поковылял прочь. Как бывало подобными ночами, он ничего не чувствовал.