Бывшие

Не было утренних поцелуев за медленным пробуждением, только раздражающие солнечные лучи, танцующие на пустой смятой постели, и ощущение глубокого разочарования то ли в самом себе, то ли в сложившейся ситуации. Ойкава был из тех людей, кому каждая перемена в жизни давалась чертовски трудно, и одиночество, ставшее на время его постоянным спутником, все еще не хотело уступать место чему-то живому и теплому, согревающему сердце – чувствам. За эти годы он просто забыл, каково это – иметь рядом с собой человека, от прикосновения которого в груди пышными цветами распускается весна. Твоего взгляда и тихих слов любви оказалось достаточно, чтобы перевернуть весь его мир с ног на голову, заполнить все мысли своим существованием и заставить желать тебя снова и снова, замкнув порочный круг в кольце теплых объятий.   Тоору поступил как мудак. Нет, он поступил как полный придурок, отпустив однажды ту, что была дороже каждого выигранного матча, каждой сотни тысяч долларов, заработанных за эти годы. Глупая юношеская влюбленность уже давно переросла в нечто более сильное, глубокое и трепетное, в нечто, что импульсивный Ойкава так отчаянно отрицал – любовь. Не такую, о которой пишут в романах и на страницах цветных американских комиксов, без абсурдной ревности, собственничества и отчаянного героизма. Любовь реальная, ощутимая на кончиках пальцев, её хочется беречь, защищать и взращивать как тонкий ствол недавно посаженной плакучей ивы.   С тихим вздохом он откинулся на подушку и закрыл глаза. От воспоминаний минувшей ночи кружилась голова, и он мог бы поклясться, что на его языке всё еще играл твой вкус, запах твоего тела витал в воздухе вместе с едва заметными хлопьями пыли, поднявшимися со старого матраса. Близость твоего тела, тепло, искренность слов, болью отражалась в израненном, тоскливым одиночеством сердце.   Всё вернулось на круги своя, всё, кроме неуемного желания вернуть тебя в свои объятия, скрыть от всего мира, сделать все так, как должно было быть.   — Проклятье… – ругательство, такое непривычное для него, впервые за много лет сорвалось с его губ. Голова гудела, будто рой цикад вмиг окружили тесную комнату.   Дешевые часы на прикроватной тумбе показывали ровно половину десятого утра, и оставаться в постели еще хоть немного было для него непозволительной роскошью, но Ойкава все же решил позволить себе этот момент. Несколько секунд, чтобы насладиться воспоминаниями, прижимаясь лицом к дешевой наволочке, что все еще хранила на себе едва уловимый запах твоего шампуня. Ты была как наркотик, с которого Тоору так и не смог слезть. С солоновато-сладким привкусом и послевкусием боли от потребности в большем. Одной ночи недостаточно, даже одной жизни рядом с тобой ему будет недостаточно, и смириться с потерей равносильно самоубийству, жизни, в которой больше нет цели, смысла.   Потянувшись, встал с постели и натянул на себя небрежно брошенную на пол рубашку. Дорогая ткань смялась и выглядела ужасно, но его это не беспокоило, каждой клеточкой своего тела Ойкава желал лишь одного — вернуть то, что он упустил много, чертовски много лет назад. Столько не сказанных слов, упущенных мимолетных взглядов и боли, допущенной импульсивной подростковой реальностью. Будь они хоть немного старше, более зрелыми, осознанными и понимающими, всего этого можно было бы избежать, и от осознания становилось все сложнее.    Даже вдали от тебя, он из раза в раз прокручивал в голове последнюю встречу, рисуя варианты, обвиняя себя в бессмысленном максимализме, но какой смысл? Только бы ты дала еще один шанс.   Похлопав себя по карманам брюк, парень нацепил на нос темные солнечные очки и вышел из отеля, в поисках ближайшего кафе. Нужно все обдумать, четко спланировать каждый шаг, но сперва…   — Хината? Ты вчера знатно облажался, так что, если хочешь извиниться, у тебя есть две минуты, чтобы дать номер Т/И, по которому ты связался с ней, — он почти не слушал взволнованный голос Шоё, игнорируя вопросы о прошедшем свидании. С его стороны было бы странно думать о том, что такой наивный план мог бы сработать, но Хината, очевидно, возомнив себя великим купидоном, решил, что ему всё не по чем.   Тоору и без того был не самым большим любителем распространятся о своей личной жизни, а теперь это нежелание приумножилось в сотни раз. Ему хотелось сохранить все в тайне, скрыть от целого мира драгоценный момент чувственного единения, в котором были только вы.   — Эй, ты же не собираешься убить меня за это, верно?   — Как бы заманчиво это ни звучало, у меня нет планов убивать тебя. Пока что. А теперь дай мне ее номер.   — Хорошо-хорошо, – Хината быстро продиктовал такие важные для Ойкавы цифры, и пока он записывал их на небольшой квадратик бумажной салфетки, Шоё решил действовать на опережение. — Эй, Тоору. Вы двое… снова вместе?   В и без того неловком разговоре повисло тяжелое молчание. Вряд-ли произошедшее ночью можно назвать воссоединением двух любящих сердец, но Ойкава не мог сдержать внутреннюю дрожь от воспоминаний о твоих прикосновениях. Будто бы во всем этом было что-то большее, чем простая похоть, будто бы ты, так же как и он, вкладывала в это больше смысла, чем хотела показать.   — Я просто хочу поговорить с ней.   Шоё был достаточно умен, чтобы знать, когда лучше отступить и перестать давить на приятеля. Он только тихо вздохнул, размышляя о том, как много всего изменилось с тех пор, как Тоору уехал. В отличии от своего друга, Хината, все это время был рядом, видел каждую слезинку, соленой дорожкой стекающей по твоей щеке, каждую неудачную попытку забыться, полюбить снова, в конце концов найдя утешение в работе. Даже на расстоянии тысячи километров, вы оба, до скрипа зубов упрямые, стремились к одной цели – отпустить друг друга, и Шоёбыл молчаливым наблюдателем. Он никогда не предпринимал ничего радикального, тихая поддержка для Ойкавы и твоя жилетка для слез, но всякому терпению приходит конец. Наблюдать за твоими страданиями было невозможно, а знать о том, что там, в совершенно другой стране, изнутри погибает, гниет, как иссохшая ветка один из его самых близких друзей, было невыносимо. Оставаться в стороне равно потворствовать чему-то ужасному и необратимому, от того даже беззаботный Хината взял все в свои руки.   Положив трубку и сунув телефон в карман, Ойкавапустым взглядом уставился на цифры на белой салфетке, и его решимость медленно таяла с каждой молчаливой секундой. Есть ли у него вообще шанс на то, чтобы все вернуть, где гарантии, что он снова не наступит на те же грабли? Снова сделает тебе больно и оставит с разбитым сердцем, даже не осознавая этого? В голове зрел план, но достаточно ли этого, чтобы вновь заполучить в свои руки то, что необходимо ему как воздух – твое присутствие.   В дрожащих руках пальцы едва попадали по высветившимся цифрам на экране телефона, тихие гудки казались настолько мучительно долгими, что Тоору едва не задыхался в собственной нервозности, прокручивая между пальцев потрепанную чернильную ручку, но стоило твоему голосу отразиться на другом конце трубки, как его сердце пропустило удар.   — Слушаю.    Тепло, облегчение, надежда, сложный ураган чувств единовременно захватил все его сознание и в один миг вышиб из головы заготовленную и отрепетированную речь. Вместо уверенности в нем отразилось смущением, вместо яркой улыбки, неловкий розовый румянец окрасил его лицо.   — Привет, это Тоору. – нахлынувшее возбуждение покалывало во всем теле, заставляя мужчину нервно ёрзать на своем месте, и он отчаянно искал за что зацепиться взглядом, чтобы наконец собрать волю в кулак.   — Ойкава? Доброе утро. Что-то случилось? – Тоорунедовольно поморщился, услышав, как ты произносишь его фамилию. Такая мелочь, но она создавала между вами непреодолимую пропасть, от которой которой дыра в груди разрасталась все сильнее.   — Да. То есть нет. Черт… Мы можем поговорить?   — На самом деле, я сейчас немного занята. Мы можем встретиться после работы, если тебя это устроит.   Он шумно выдохнул, внезапно осознав, что задерживает дыхание, вслушиваясь в звук твоего голоса. Это приносило облегчение. Факт того, что ты не стала избегать его, готова поговорить и расставить все точки над «I» и позволить ему наконец сделать тот шаг, что стоило сделать еще 5 лет назад.   — Да, конечно. Во сколько ты заканчиваешь?   — Хорошо, тогда я заеду за тобой?   — Да, конечно. Буду ждать тебя на парковке у офисного центра.   Тоору едва заметно улыбнулся. В глазах неприятно защипало, будто непролитые от эмоций слез грозились вот-вот хлынуть наружу, выдавая ту уязвимость, что так бессовестно раскрывалась, стоило тебе хоть на мгновение смягчиться рядом с ним. Спустя столько времени ты наконец позволила ему снова приблизиться к тебе.   «Спасибо, Шоё. Нужно бы отблагодарить этого засранца.»   — Увидимся в пять, милая.