Сцена 1. Привет, Лапастик
7 июня 2024 г. в 17:50
Через незашторенное окно лился игривый солнечный свет, бело-жёлтым прямоугольником вырисовался на отшлифованном дереве пола, дополз до кровати, будто издеваясь, грел спину мальчику, уткнувшемуся носом в стену, завёрнутому в белое, хрустящее от свежести одеяло. В больничном корпусе до ужаса скучно, уныло: врач, медсестра и вожатый приходили редко, единственный ребёнок из всей смены умудрился заболеть на второй день по приезде в лагерь, познакомиться ни с кем близко не успел. Внутри бурей клокотала обида, скребла зависть на резвящихся, веселящихся снаружи детей. Температура спала утром, ушла так же внезапно, как и появилась, однако взрослые оставили Зилгариста отлежаться, дали лекарства, которые он, конечно же, выпил, послушный, на этом развлечения закончились.
Спина уже невыносимо горела, будто его на раскалённую сковороду положили, слабые трепыхания, ёрзанье не исправляли ситуацию. Так бы до скончания веков обижался на всех вокруг и себя в том числе, на слабенькое здоровье, подводящее в самый неподходящий момент, как отвлёкся на жар, плавящий его свечным воском. Болеющий скинул одеяло, с надеждой оглядел маленькую комнатку, вдруг тихий невидимка навещал да принёс чего занимательного, книжку, например, или альбом для рисования с карандашами. Однако правда оказалось иной — разрушительной, ничего не изменилось, новых предметов не появилось. Зилгарист в унынии подошёл к окну зашторить, и дело с концом, может, удастся уснуть, ведь других занятий не находилось. Взгляд лениво заскользил по сонно замершей округе, быстро отвлёкся на шевеление внизу: на крыльце полубоком лежал длинный, огромный чёрный кот, резкими, дёрганными движениями умываясь. Таких чудовищ мальчик никогда не видел, мало того, что размер гигантский, так ещё и лап двойной набор.
Внутри загорелось дикое любопытство, очень-очень захотелось посмотреть на неведомого зверя ближе, возможно, даже погладить, с другой стороны, необычность пугала, если он окажется злым, свирепым хищником, так и наброситься может, загрызть или сильно покалечить, тогда весь отдых в лагере пройдёт в больнице. Кот же закончил вылизывать и без того переливающуюся в лучах солнца шёрстку на груди, принялся за лапку, периодически проводя ей по острому треугольному ушку, пару раз оно заворачивалось в трубочку или, скорее, ковриком. Похоже, уходить никуда не собирался, действительно, что ему делать, лежи себе спокойно грейся в ласковом свете, наслаждайся беззаботной жизнью. Возможно, почувствовав прожигающий взгляд со второго этажа, возможно, просто так, возможно, ведомый собственными соображениями Рукастик, как окрестил кота Зилгарист, хотя Лапастик ему не как нельзя лучше подходило, органичнее; и всё же с минуту на мальчика таращились два жёлтых умных глаза. Взыграл интерес исследователя, теперь погладить котика переросло в дело принципа.
В ящике небольшой тумбочки у кровати аккуратно сложена повседневная одежда: голубой льняной комбинезон, большеватый, и если бы не подтяжки, которые приходилось часто поправлять, то спадал бы ежеминутно; свободная, лёгкая, белая рубашка с широкими рукавами, любимая, стиранная-перестиранная множество раз. Неприлично выходить на улицу в пижаме, сколько грязи, пыли пристанет, а потом в этом спать, фу! Сначала навалилась тянущая усталость с тихим вопросом: «А зачем?», только победила брезгливость, Зилгарист быстренько переоделся, поспешил на улицу. Уже пересёк порог тесной, за полдня успевшей надоесть комнаты, волной накатили мысли: выпустят ли его немного посидеть на крыльце или же нет, вдруг заголосят о болезни и запрут. Сжались маленькие кулачки, по половицам уверенно затопали ножки в сандаликах, на первом этаже он встретился с молодой медсестрой, по виду она растерялась внезапному появлению мальчика.
— И куда это вы собрались, молодой человек? Врач вас не выписывал, — несмотря на официальные обращения, тон её был шутливый, при этом не обидный, не фамильярный. Медсестра с дружелюбной улыбкой подошла к пациенту, судя по всему, не собиралась пока гнать его назад в палату.
— У меня уже нет температуры, голова не болит, не кружится. Кашля и насморка тоже нет. Я себя хорошо чувствую, — выпалил Зилгарист, под конец запинаясь от скорости. Медсестра же поджала губы, не перебивала. — Можно мне немножко посидеть на улице в таком случае, пожа-алуйста.
— Так вот оно как! Хотя что ожидать от ребёнка, понимаю тебя, сегодня потрясающая погода. — Она умолкла, по лицу видно, о чём-то задумалась, продолжила говорить, взяв Зилгариста за руку. Вместе они побрели ближе к выходу. — Утром у тебя и правда не было температуры, кушал хорошо, поэтому давай сейчас ещё раз проверим самочувствие, если всё будет хорошо, то я отпущу на полчасика на улицу.
— Правда? — От обычного кивка на детском лице заискрилась улыбка. Он погладит котика. — Я согласен.
Когда они проходили мимо выхода, Зилгарист увидел в проёме с открытой дверью кошачий затылок и часть туловища. Похоже, котик отдыхал. В кабинете доктора прохладнее, чем в коридоре и палате, хорошо, приятно, если бы не окружающая атмосфера с лекарствами, медицинским оборудованием. Термометр запищал через минуту, если не меньше, на экране красовалась температура здорового человека, повеселевший на радостях резко подскочил с кушетки, но, поймав укоризненный взгляд медсестры, стушевался.
— Полчаса, когда время истечёт, я тебя позову. Второе — не бегать, не прыгать, особо не активничай, а то поднимется температура, понял? И последнее — играй так, чтобы я тебя видела, договорились? — строго проговорила медсестра, знала бы она, что Зилгарист и так не собирался ничего из вышеперечисленного делать. Зачем ему носиться по двору, убегать, когда на крыльце разлёгся огромный пушистый кот, которого можно погладить, потискать?
— Я и не хотел, поэтому не волнуйтесь. И спасибо большое, что разрешили, я вам потом шоколадку принесу, мне сестра с собой много дала. Вам какие шоколадки нравятся: с орешками, обычные или с ягодами? — Девушка улыбнулась, потрепав доброго мальчика по голове, взъерошив светлые волосы.
— Спасибо, но не стоит, лучше скушай сам, это же твои шоколадки.
— Но я столько не съем, а если и съем, то потом живот болеть сильно будет, и я снова сюда попаду. Не хочу болеть, и мне не жалко. Они очень-очень вкусные, если не скажете, какая любимая, то я сам выберу, — голос звенел от небывалой уверенности, даже взрослости, а в глазах блестела слепящая искренность.
— Хорошо-хорошо, договорились. Тогда принеси мне ореховую или с карамелью, мне и та, и та нравится.
— У сестры эти два вкуса тоже любимые, а ещё белая с кокосом.
Слова вышли сами собой, стало как-то неловко, зачем медсестре знать про любимый шоколад сестры, правильно, незачем. Однако не похоже, что её это смутило или излишняя нелепая откровенность не понравилась, она всё так же лучисто улыбалась, провожая Зилгариста до холла, напоследок напомнила о времени и удалилась в сестринскую. Котик так же мирно сопел, развалившись на солнышке, не повернулся, пусть и дальше спит. Зил сгорал от предвкушения, хотелось провести рукой по мягкой, гладкой шёрстке, дотронуться до влажного носика, почесать за горячим треугольным ушком. Надо ему тоже вкусняшку принести, взять кусочек рыбы и мяса из порции обеда.
— Привет, малыш, кэре-кэре! — Рукастик приподнял голову и посмотрел на зовущего его Зилгариста, присевшего недалеко на корточки. У него были пленительные умные глаза, немного сонные, непонимающие сейчас, однако это добавляло прелести и милоты. — Какой хороший котик, дашь себя погладить?