Не спи – замерзнешь

В Зоне, понятное дело, спать не следует. Это только кажется, что ничего-то там не меняется, отыскал себе безопасное местечко и хоть пляши там, хоть костер разводи. Нет уж. Домá и машины, положим, в самом деле ходить не умеют, но Зона оттого и Зона, что в ней встречаются штуки поинтереснее. То же мочало, к примеру: оно ведь еще как растет, быстро растет. И пока ты будешь под стеной кемарить, решит дорасти до земли. И кроме него всякой шустрой дряни хватает. Да чего объяснять: если есть в голове понимание, что тут даже моргать лишний раз нежелательно, то и так все ясно. А без этого понимания далеко не уйдешь. Нет, если ты настоящий сталкер, спать в Зоне ты не будешь ни за что. Хоть ножом себя коли, а глаз не закрывай. Рэд Шухарт считал себя настоящим сталкером. Проверить было просто: раз пока живой, раз хабар приносишь, — значит, настоящий, а не просто так покурить зашел. И распрекрасно он знал, что все законы в Зоне написаны чьей-то кровью. Их, писцов этих, до сих пор бывает видать, по канавам там или на пустырях. Так что ни спать, ни ворон считать Шухарт не собирался: обидно было бы гробануться в сотне метров от выхода. Только у выхода сидели проклятые «жабы», прочненько так сидели, видно, нацелились дождаться утра. А ночь, как нарочно, выдалась жаркой, душной, ни ветерка тебе: парит, как перед грозой, и воздух совсем не движется. Здесь кого угодно в сон потянет, а первым того, кто перед этим полночи у смерти по загривку ползал. Сколько Рэд себя ни уговаривал, сколько ни крепился, а глаза закрывались сами собой. И зря, потому что присниться в Зоне может только полная дрянь. Поначалу Рэд даже не понял, проснулся он или сон видит. Вокруг вроде бы ничего не изменилось, и сам он по-прежнему лежал за покосившимся камнем, надежно скрывающим от чужих глаз. Только как-то холоднее стало, что ли. Потом Рэд посмотрел вперед, а там уже ни «жаб», ни машины их не было. Поначалу Рэд решил, что это все-таки Зона балуется: мало ли, что такого здесь раньше никогда не случалось, на то она и Зона, чтобы шутки выкидывать. Потом подумал, что он в самом деле спит, — вот только откуда во сне взяться холодному ветру, если ночь стоит жаркая и тихая, задохнуться можно. Потом ничего уже не думал. Была впереди какая-то постройка, вроде этаких музеев с колоннами, только изрядно побитая, словно ее землетрясением пожевало, и заброшенная. Крыша набок съехала, в одной стене дыра, в другой трещины, ступеньки все осыпались. Не помнил Рэд в Хармонте таких развалюх. Вообще развалюх там было в достатке, но старинных, со всякими украшениями, — ни одной. Когда же Рэд поглядел по сторонам, он вовсе ничего привычного не увидел. Не то что дороги, которая в город ведет, а вообще ничего. Только пустые дома, покореженные где сильнее, где слабее. Похожих на главную развалюху среди них не было: ни тебе колонн, ни высокого крыльца, ни всяких таких штук по стенам. Разные попадались, конечно, но вот такой больше — ни одной. Да еще где-то впереди проходила граница, за которой все дома стояли засыпанные снегом. Сначала слегка, чем дальше, тем гуще, а потом до самого горизонта все было белым, и ходила в этой белизне метель, какую в Хармонте только самые замшелые старики бы вспомнили. Небо было сплошь затянуто тучами, основательными такими, серыми, которые ни за день, ни за два не разойдутся. И даже воздух здесь был какой-то другой, глубже, что ли, если можно так про воздух сказать. На этом сюрпризы закончиться и не подумали. К пролому в стене один за другим, цепочкой, подходили люди. Одеты те парни были так, что придумать это у Рэда фантазии бы не хватило. Он такие одежки видел от силы два раза, в кино, сопляком еще. Во всяких исторических фильмах, которые про совсем дремучие времена. Лет с тысячу назад или около того. Только кино, его же для красоты снимают и крутят, а потому в тех фильмах лица у всех были самые благообразные, хоть портреты с них пиши. Здесь же… Рэд, конечно, не в монастыре рос, образование тоже не в консерватории получал, а все больше в Зоне, а вокруг Зоны народ трется разный, дрянь народишко, откровенно говоря. Народ этот Рэда-Рыжего знает и в большинстве уважает, и не на пустом месте, а за дело. Но вот встреться ему такие рожи, Рэд их за километр обошел бы, не поленился. Взгляды такие прозрачные, как лед, а подо льдом огромными буквами написано: не подходи, глотку тебе перережу и даже не почешусь. Парни с собой еще и оружие прихватили, если не сказать обвешались, и тоже все какое-то древнее. С такими ножичками, конечно, ты в любой подворотне король, только вот с полицией потом не договоришься. Надежный камешек сразу показался слишком маленьким и неудобным. Занимались рожи понятным, знакомым делом: выносили хабар. Большинство искало удачи в старом доме, трое или четверо прочесывали пустырь вокруг него, еще трое стояли неподвижно, где оставили. Брали все подряд: железки какие-то, обломки украшений. Вот один позвал остальных из-под покосившейся крыши. Слов Рэд не разобрал, язык их ни на что был не похож, но суть уловил: идите, ребята, гляньте, чего я нашел. Чего бы ребята там ни нашли, жрать их оно не собиралось. Медленно, осторожно, вжимаясь в землю изо всех сил, Рэд принялся отползать подальше и от развалины, и от щетинившегося плитами пустыря вокруг нее, и от всей этой братии. Да тут же остановился, как прибитый к земле: прямо над ним что-то полыхнуло, да ярко так, многоцветно. Неужто зацепился за проволоку, рванул чужую сигналку?! Нет, любая ракета хоть с каким-нибудь, но со звуком уходит, да и на кой черт здесь их ставить? К тому же парни, из тех, кто в доме не скрылся, глядели не по сторонам, не на выдавшего себя сталкера, а наверх. Там полыхнуло еще раз. Не молния, а скорее вроде северного сияния, хотя Рэд его вживую ни разу не видел. Начиналось оно вроде бы в стороне, за Рэдом и чуть сбоку, часа на четыре-половину пятого, а сюда долетали сполохи послабее. Местные не забеспокоились, но как-то напряглись, что ли. Принялись переговариваться тихонько. Третья вспышка, самая яркая, резанула чуть ли не по глазам, — Рэд вжался в землю еще сильнее, хотя куда уж сильнее было, и увидел, что патрульные заскучали, что ли, и принялись шарить прожектором по кустам. Вокруг снова было жарко и душно, только весь сон уже как рукой сняло. Тот, чужой свет потихоньку исчезал, таял в небе над Зоной. Туда ему была и дорога.