Ни хрена не грустно!

На пропитанный солнцем Рим опустились тени долгожданных сумерек, подаривших инеможденным жарой жителям ночную прохладу. Птичьи трели к темноте приглушились, но изредка с крон деревьев всё же слышались звонкие перебранки. Дамиано любил слушать разную тишину, и тишь родного города была одной из самых любимых. Он скользил взглядом по фасадам старинных зданий и улавливал шаркающие звуки его шагов, жужжание полуночного мотоцикла, со свистом проехавшего мимо, и редкие смешки гуляющих пар в это позднее время. Да, последняя неделя выдалась такой жаркой, что только к полночи и можно было выйти. В эти дни группа почти не виделась, и они по договоренности репетировали дома. Давид зашёл в знакомый переулок и глазами нашёл нужное окно в не высоком доме, где в одной из квартир жила Виктория. И тотчас выцепил взглядом силуэт. Виктория, подогнув колени, сидела на подоконнике с гитарой в руках. Обычной, акустической. Её аккуратные пальчики ловко перебирали струны, и до парня долетели едва слышные отзвуки. Давид сразу сообразил, что это было от того, что на дворе ночь, и бассистка не хотела будить соседей. Что ж, её старания напрасны, потому что сейчас он всё испортит. — Honey, are you comi-ing? — нараспев звучно позвал он. Как он и ожидал, его голос нельзя было не услышать и невозможно спутать с каким-либо иным. Окно оглушительно распахнулось, створками ударившись о стену. — И что ты здесь делаешь? — почти беззлобно спросила она, просунув в окно свою пшеничную головку. — Помнишь, Винченцо, all is fair in love, oh-oh-.. — Я ещё ничего не сказала про твоё исполнение, Дэм, — со смешком прервала его она. — Я всего лишь интересуюсь, почему ты здесь. Так почему? А Дамиано привык зачастую не думать, а просто действовать. И в этот час его чувства привели его к Виктории. Вот и всё... — Зову тебя проветриться, — просто ответил он. Она усмехнулась и тряхнула головой, будто решая что-то. — Ладно, Си Дам, — наконец бросила она ему сверху вниз, — я не против. Словишь? Она сузила глаза и чуть сильнее наклонилась. Давид с готовностью расставил руки. От неё он ожидал чего угодно, и это не было преувеличение. Но она засмеялась и скрылась в проёме окна. Этот звук оттолкнулся от глухих стен, и Дамиано с покорной улыбкой дослушал его эхо, опустив руки. Вик не заставила долго ждать и скоро появилась во дворике. К её белому топу и черным шортам добавилась только любимая цветастая рубаха. Она показательно развела руками. — А вот и я! — Вижу, — одобрительно кивнул парень, и они обнялись. — Я скучал. — Мы не виделись всего три дня. — Целых три дня, Вик. Признаться честно, Дэм и правда тосковал. Его тишине не хватало её звонкого, высокого голоса. Но тут он отметил наличие за её спиной некого предмета, в котором ясно угадывалась гитара в чехле. Вик проследила за его изучающим взглядом и, ткнув в сторону инструмента большим пальцем, сказала: — Ты не дал мне дорепетировать. — Так и знал, что на «просто погулять» тебя не хватит. Девушка демонстративно вскинула острый подбородок и, схватив друга за руку, двинулась. — И куда мы пойдём, Дэм? — спросила она на ходу. — Куда глаза глядят, — он пожал плечами, подстраиваясь под её походку. — Чьи: твои или мои? — Наши с тобой глаза, Виктория, глядят в одну сторону, — вдохновенно произнёс Давид и тотчас поймал её понимающий, горящий искрами доброй насмешки, взгляд. Так она смотрела, когда у него случались несерьёзные приступы желания пофилософствовать. По-доброму, потому как знала и про свою частую тягу к произносимой чепухе. И они неспешно шагали, обсуждая разного рода события их развеселой жизни. Подсчитывали, кто из них больше раз побывал в душе и кто больше налопался мороженого за эти три дня. Вик говорила, что ей намного тяжелее из-за волос, потому что они нагреваются, да и постоянно от них потеешь. И тогда они разом подумали о бедном Итане. Может, тот от мучений уже побрился налысо? О нет, Итана без шевелюры нельзя представить. После этой животрепещущей темы пара перешла на обсуждение лучшего вкуса мороженого. О, это был горячий спор. А Дамиано всё наслаждался звучанием её надтреснутого, мелодичного голоса. Когда Вик говорила, терялся весь её старательно созданный сценический образ, хоть сейчас она его и не держала. Этот ангельский звук был слишком сильным противоречием тому, что происходит на сцене. Хотя порой Давиду казалось, что Виктория издаёт просто невозможные звуки. Они с Томасом и Итаном давно привыкли к этому звучанию и всё же иногда отпускали юморные комментарии. Он предполагал, что многие из зрителей тоже могли оценить смех не по достоинству. Но она не слышала, как мир смеялся над ней, потому что смеялась громче. И в частности тогда, когда он видел её смешливой, Дамиано понимал, как сильно её любит... А пока они остановились в небольшом сквере на скамье. Звёзды ласково глядели на них со своей вышины, и Де Анжелис глядела на них в ответ, а Дэм — на неё. Наконец девушка разместила в руках гитару. В шелестящей тишине дрогнул первый аккорд — тёплый, как весеннее солнце. Вик наигрывала не их песни, из под её пальцев выскальзывала давно знакомая, позабытая песня, название которой Давиду было не вспомнить. Это было что-то про звёзды и про любовь: не по отдельности, а вместе. И она отдавалась музыке совсем не так как на сцене, в экстазе сливаясь с гитарой в одно целое. Это было нечто трогательное, чего ныне не скрывал громкий, отчасти грубый басс. Она прикрывала светящиеся глаза и пела голосом, так похожим на игривый ветер после знойного дня. А Дэм, непроизвольно постукивая ногой, изредка подпевал вспыхнувшими в утерянных воспоминаниях словами. И когда в воздухе повис последний отзвук гитары, смешанный с её голосом, Дамиано прижал Вик к себе и робко поцеловал в уголок губ. Почти дружески. И она поцеловала ответ прямо в губы, почти случайно промахнувшись. Но только это ему и нужно было, чтобы сорвало крышу, и он без стеснения и незнакомой робости впился в манящие малиновые губы, проникая всё глубже. И Вик тоже подалась навстречу, едва не выронив гитару. Как сущие подростки, они на краткие мгновения разъединялись, чтобы снова столкнуться. А потом, когда они тяжело дышали словно после марафона, Вик неожиданно рассмеялась. — Ты думаешь «это» смешно? — сипло вопрошал Дамиано, нисколько не злясь. — Ну уж ни хрена не грустно, Дэм!