«Не могу и не хочу больше жить в постоянной тревоге и страхе за близкого человека. Ему и мне пятнадцать лет» Казанский феномен: миф и реальность
5 августа 1978 год, Казань
Жара в августе уже спадает, наконец-то позволяя всем с облегчением выдохнуть и вдоволь насладиться последним летним месяцем. Улицы практически с самого утра кишат детьми, которые с радостью проводят весь свой день за играми с друзьями. Пока могут. Пока школы и садики не утянули в свои скучные чертоги. Вот и Марат вышел из подъезда, важно поправляя свою светлую кепочку с красным козырьком. Мама вручила, сказав, что еще рано без головного убора днем бродить. Еще схлопочет солнечный удар, и что потом делать? Оглядывает «владения», взглядом зацепившись за толпу девчушек местных, да не замечает Аришку, которая как в воду канула. Мама ее – Нурай Виленовна – женщина доброй души, всегда с гостинцами приходит, но все же годы в преподавании давали свои плоды - дети от одного только взгляда замолкали; кажется, в больницу с дочкой пошла. Вот и не привела девчонку к ним утром, как это обычно бывает. Арину, как и Марата в садик не отдали, поэтому за ними двумя и следила Диляра, которой только в радость присмотреть за дочерью подруги. Поиграть в дочки-матери и платья для кукол пошить спустя столько лет, когда живешь в окружении одних мужчин – оказывается очень увлекательным занятием даже для взрослой женщины. Но все же странно, Аринка ведь всегда со всеми остальными бродит, а тут след простыл. Неужто вправду заболела и теперь дома просидит последние летние деньки? А ему с кем играть? Остальные мальчишки постарше Маратки будут, им неинтересно с пятилеткой водиться и в прятки играть. Обогнув двор, Суворов замечает два знакомых хвостика и бежит к песочнице, едва ли не перецепившись о бордюр. Усаживается на деревянный бортик и смотрит, как девчонка по пасочке в виде петушка лопаткой бьет, чтобы фигурка красивой и четкой вышла. — Я думал, что ты не будешь гулять сегодня. Мама сказала, что вы в больнице были, — мальчик к себе формочку наподобие рыбы подтягивает, песок в нее набирая. — Вот и подумал, что ты заболела. А ты чего не с остальными девочками? Ты же обычно всегда с ними. Суворов взгляд поднимает и от пасочки отвлекается, когда подруга молчит слишком уж долго. В руках лопаточку сжимая, Арина носом сопит и хмурится, сильнее по игрушке застучав. — Они не хотят со мной общаться. Подошла, а они мне: «Мы не будем с тобой гулять!». Представляешь? — у Аришки губы начинают дрожать, а на пластиковую поверхность формочки слезы закапали. — Даже не говорят почему! Вчера все со мной дружили, а сегодня… Марат сам теперь брови хмурит, оборачивается через плечо на девчонок, что у подъезда в «резиночку» играли, прыгая по очереди и смеясь на весь двор. Невзлюбил он их давно, гадюками тайком прозвав. Арина обижалась все, когда Марат о ее подружках так отзывался, но тот протестовал, говорил, что они на самом деле те еще змеюки. Что и требовалось доказать! Заносчивые уж больно они были. Суворов как-то пришел к ним разок вместе с подругой, предложил в казаков-разбойников поиграть – это ведь куда веселее, чем с куклами целый день возиться! Но те лишь носом поворотили, сказав Марату к остальным мальчишкам идти. А вот Аринка его никогда не отказывалась! Всегда с ним и железную дорогу собирала, и в роботов играла! — Ладно тебе, не плачь! Я ведь говорил, что они дуры! И прав был! Ну на них, — мальчишка на ноги подпрыгивает, рукой машет в сторону, улыбается и на девчонку перед собой смотрит. — Давай я лучше сейчас схожу за водой. Замок построим или туннели выроем! Арина кивает быстро, слезы рукавом кофточки легкой вытирая, и наконец-то пасочку поднимает, на петушка песочного смотрит. Все старания не даром – вон какой красивый вышел! Ведерко прихватив, Марат с места срывается, побежав домой. Ничего, не нужны Арине никакие Светки, Кати и Машки. Им и вдвоем всегда было весело играть, а эти кроме резиночек и кукол своих не знают больше игр.13 октября 1987 год, Казань
Октябрь – один из самых скучных месяцев в году. На улице еще не так холодно, но из-за постоянных дождей и слякоти погулять уже не выйдешь. Все вокруг словно цвета свои растеряло, мешаясь с грязным серым. Остается только мультики по телевизору смотреть, да уроки прилежно делать. Других развлечений нет. Вся надежда на ранний снег, чтобы снеговиков во дворе лепить, а потом на ледянках с горки за домами кататься. От муторной задачки по геометрии отвлекает внезапный дверной звонок. Взгляд бросив на настольные часы, Арина недоверчиво косится в сторону коридора. Мама еще не должна была прийти, отец в рейсе, гостей обещано тоже не было. Поднявшись со стула, девчонка оставляет измученное упражнение и к двери входной подходит. — Кто? — спрашивает и паралелльно в глазок заглядывает. Знакомая голубая курточка заставляет губы в улыбке от уха до уха расплыться. Давно Марат в гости к ней заглядывал. Вообще-то, мама сказала, что Диляра его за несколько двоек подряд наказала, но парнишка стойко отмахивался, говоря, что дел много, занят он. Открыв дверь, девчонка замирает и лишь глазами глупо хлопает. Она не особо вглядывалась, потому заприметив знакомый предмет гардероба, который мог быть только у одного человека – дверь сразу же отворила на радостях. Марат стоял ни жив, ни мертв: с разбитым носом, подпухшим глазом и размазанной по всей нижней части лица кровью. Дышал тяжело, хрипло даже, оперившись плечом о дверной косяк. — Маратик, кто тебя так?! — смотрит с ужасом, хватает парнишку за рукав и в квартиру затаскивает. — Ты почему сюда пришел, а не домой? Нужно в милицию срочно идти, побои снимать! Не дело ведь! Это старшеклассники были, да?! — Вот поэтому и не пошел, — устало вздохнув, Суворов шапку снимает и тыльной стороной ладони кровь из носа подтирает, наблюдая за тем, как подруга пальтишко свое с крючка на прихожей снимает. — Тоже вопросами завалила бы. Вы, женщины, из всего драму устраиваете. Успокойся и пыльник свой на место положь. Есть у тебя перекись, че-нить такое? Арина с недоверием наблюдает за другом разувающимся, однако пальто все же на место возвращает. Кивает в сторону комнаты своей, а сама на кухню за аптечкой уходит. Подол платья домашнего нервно перебирая, девчонка в тумбу заглядывает и руками дрожащими пытается нужное достать. Марат не впервые приходит побитым, мальчишка все-таки. Все они в этом возрасте только и знают, как кулаками махать. Да и получить по шее он не боялся, маме никогда не жаловался. Но до такого ни разу еще не доходило. Это на последствия драки обычной не похоже – избиение налицо. Что, кстати, и в прямом, и в переносном смысле… — Что все-таки случилось? — поставив на прикроватную тумбочку пузырек с перекисью и вату, Усманова рядом с Маратом на кровать присаживается, в лицо его заглядывая. Тот молчал, губы нервно поджимая. Не знал, как бы признаться в том, что сделал. Что нарушил обещание, которое пару лет назад дал. Они тогда сидели у Суворовых, день рождения Марата отмечали. После всех громких пожеланий о здоровье крепком и оценках хороших, Аришкина мама рассказывать начала, как студента их – Яшку Тихонова в подворотне гопники местные зарезали. Про группировки начали говорить, ужасы и небылицы всякие придумывая на ходу. Арина большими испуганными глазами на него смотрела, с дрожью в голосе умоляя дать слово, что тот никогда в жизни не вступит в эти самые группировки. Страшно ей за друга. Вдруг и с ним что-то подобное случиться может? — Пришился я. Звенящую тишину, что с каждой секундой давить все ощутимее начинала, разбавил звук хлесткой пощечины. Девчонка смотрит обиженно со слезами на глазах, вздыхает тяжело и молча ватку перекисью мочит. В голове слишком много мыслей за один момент образовалось. Лучше бы…Лучше бы и вправду старшеклассники побили, да по голове сильнее настучали. Может мозги хотя бы на место встали. Обиделась? Да. Марат до этого момента всегда свое слово держал. — Ты обещал, — единственное что выходит сказать, пока она аккуратно ранки на чужом лице обрабатывала. — Обещал, —подтверждает Марат, только взгляд не поднимает, потупив его на колени свои. — Но чушпаном ходить не буду. У меня брат - автор, как думаешь, что еще надо было делать? Да и время сейчас такое - без улицы не проживешь. — Ага, только и слышу от мамы, что мотальщики ваши нападут на парней каких-то, дай бог, если парней еще! То побьют, то вещи отберут. Это нормально по-твоему? К этому стремиться нужно? — вату к царапине специально прижимает сильнее. — Ай! Больно же! — Суворов дергается, взгляд поднимает недовольный, но сразу же пыл охлаждает, замечая горечь в глазах напротив. — Чушпаны на то и чушпаны, чтобы их шакалить . Комната родной считай была. Он прекрасно знал, что за книги стоят на полках: какие ее любимые, какие нет. Знал, что на шкафу стоит коробка с игрушками старыми, с которыми Арина расстаться до сих пор не может. В правом ящичке ее рабочего стола сигареты лежат, которые он прячет у нее. На Аринку-пионерку никто не подумает, даже искать для интереса не станут, а Марату это только на руку. Родители их шутили, что уже можно и стену сносить, чтобы одну большую квартиру сделать. Настолько часто они в гостях друг у друга были. Усманову и ее семью он с детства знает, родные считай. А тут смотреть на нее такую грустную по его же вине…Сквозь землю готов был провалиться, лишь бы не видеть этого разочарованного взгляда. Головой понимает, что, да, не сдержал обещание. Но ведь это когда сказано было? Он тогда совсем мальцом был, не до конца понимал всего того, что в городе родном происходит. А с возрастом осознание пришло, что без улицы тут жизни нет. В прямом смысле. — Ариш, понимаешь, не могу я по-другому. Ты либо с пацанами, либо тебя чмырят. Вовка ведь авторитет, как я могу не пришиться? — мальчишка руку чужую перехватывает, взгляд наконец-то подняв. — Тебя теперь защищать могу нормально! Ты только скажи, так я сразу копилку пробью кому надо! — Я тебе сейчас сама такую копилку сделаю, что не вспомнишь как мать родную зовут, — Усманова глаза раздраженно закатывает, чистый кусок ватки отрывает и фыркает, обратно повернувшись. Не может она долго злиться на Маратика. На дурочка этого. Оборванца любимого. Да и понимает сама, как тут все устроено. И вправду ведь – не ты, так тебя. Поэтому мальчишки и примыкали ко всем этим группкам, что ОПГ в народе именовали. Потому что иначе будут у них деньги отбирать и пинать в углах темных. Каждый ребенок сейчас уже прекрасно разбирается во «внутренней политике здешних государств», зоны контроля и имена главных наизусть знает. И тут не из-за желания большого пришиваться пойдешь, а от безысходности. — Просто будь осторожен. И в этих словах скомканных и еле слышимых куда больше тепла и заботы, чем в банальном «люблю тебя», чем в слащавых признаниях, которые Марат месяц назад от одноклассницы прилипчивой слышал. Мальчишка кивает быстро-быстро, улыбается во все тридцать два – на месте все, к счастью, – и сжимает подругу в объятиях, под ее недовольное бурчание. — Обещаю, Арин. Слово пацана даю. — «Слово пацана» только для пацанов, — насупившись, возражает Усманова и руки на груди складывает, из объятий все же выбравшись. — Чего ты к словам цепляешься?! А я тебе его даю! — Ты уже одно обещание нарушил… — Хуже моей мамы ведешь себя, честное слово!20 февраля 1989 года, Казань. Наши дни
— А он мне говорит, что не чушпан, представляешь? Человек он, говорит. Нет, ну представляешь?! — размахивая руками, Марат уже совсем забывает о домашнем задании, которое они вообще-то с Ариной собрались делать у него. — Ага, и вмазал ему после этого, да? — со скучающим видом девушка перелистывает очередную страницу учебника в поиске нужного правила. — Нет, а что еще нужно было делать? Распоясались совсем уже, — заметив, что в его рассказе слушательница не заинтересована от слова совсем, Суворов хмыкает и улыбается хитро. Знает он, что точно привлечёт чужое внимание. — Его еще приставили ко мне, чтобы английским со мной занимался. Представляешь, что Флюра Габдулловна сказала? «Аришка девка смышлёная, но с Васильевым не сравнить». — Что?! Книгу захлопнув, Усманова взгляд хмурый поднимает, сопит от негодования и губы кривит. Не было еще такого, чтобы ее не то что сравнивали, а принижали! «...с Васильевым не сравниться». Куда там! Только покажите ей этого умника, она покажет на что способна. — Вот-вот! Ты смотри, а то так и звание медалистки потеряешь. Вместо ответа в Марата полетел черновик. Дальше в ход пошло все, что под руку только могло попасться: и ручки с карандашами, и тапочки домашние по одному. Только бедному настольному глобусу повезло – к нему не успели дотянуться. Ребята стремительно к кровати двигались, где были главные орудия – хорошо набитые перьями подушки. Успев ухватить одну и перекрыть путь ко второй, Арина замахивается и бьет не успевшего увернуться Марата по спине. Уже обрадовавшись своему успеху, девушка расслабляется, однако пропускает момент, когда вторая подушка оказывается сначала у Суворова, а потом прилетает ей по голове. Значить это может только одно – бой будет не на жизнь, а на смерть. Прыжок с кровати не такой удачной затеей оказывается, какой ее себе представляла Усманова, ведь запутавшись в собственных ногах, она падает на пол. Сверху летит подушка – Марат и не думал поддаваться. Не он начал это побоище, а значит и на попятную он не пойдет. Девчонка визжит, в сторону пытается отползти, но в нее все-таки прилетает перьевой снаряд. Битва оканчивается парочкой прилетевших ударов обоим подросткам по лицу, после которых единогласно было принято перемирие. Вымотавшиеся и обессиленные, они сидели на кровати, облокотившись спинами о стенку. Убирали перья, раскиданные по всей кровати и спорили, кто же вышел победителем. — Но, знаешь, я сказал ему, что сегодня не выйдет. У меня занятия с более профессиональным репетитором, — улыбнувшись, Марат сгребает Арину в объятия и в лоб целует, засияв не хуже, чем медный пятак. Удивительно то, как серьезный и ответственный «Адидас младший», которого уже и скорлупой назвать нельзя – сам новое поколение воспитывает как-никак, становился чутким и заботливым парнем, стоило ему изгородь коробки перепрыгнуть и к Аришке его подбежать, которая терпеливо ждала окончания сборов. Смотрит на щеки ее, покрасневшие из-за мороза, на то как она платок шерстяной на голове поправляет, и вмиг панцирь его непробиваемый сам по себе рассыпается. Серьезность и стойкость стали лишь дополнением к его доброму сердцу, набившему грудь нежностью и заботой. Встречаться они начали недавно совсем, пару месяцев назад. Поняли, всем на радость, что их не только детство общее связывает, а что-то посильнее. Что-то, что взрослые любовью называют. Больше всех, кажется даже не ребята были счастливы, а родители и Вова, что с детства их женихом да невестой кличили. К домашнему заданию возвращаться теперь желания нет. А у кого появится?! Пятница, вечер, впереди еще целых два выходных. Кто в своем уме захочет возиться с этими сложносочинёнными предложениями, когда на горизонте маячит более интересное времяпрепровождения – просмотр ужастика под чашку вкуснейшего какао! Вот и Марату этого совершенно не хочется. Он на кровать удобнее ложиться, Арину под боком укладывая так, чтобы эта башковитая не отдавила ему руку. А она может, он уверен. Вон сколько правил в ее голове умещается! — Мы не закончили с заданием по русскому, — хоть это и должно было звучать как упрек, но сонный голос говорил все за его обладательницу – ей так же не хотелось уже ничего делать. — Миннән китте . Сама ведь не хочешь, — откинув голову назад, Суворов прикрывает глаза и девушку к себе прижимает ближе, заулыбавшись, словно кот объевшийся сметаной. — Мама скоро доготовит макароны по-флотски. Поужинаем, потом, как и хотела, включим «Кошмар на улице вязов». А домашнее задание никуда не убежит от нас. Завтра сделаем. Дверь открывается резко и со скрипом характерным, от чего подростки вздрагивают, замирают на мгновение, а после отскакивают друг от друга как ошпаренные, щеками покрасневшими сверкая. Вова щурится хитро, так и оставаясь в проходе. Хоть и знали все в округе, что парочка долгожданная сошлась, но нежиться на виду – это выше их сил. Что тут сказать, зеленые еще. — Вот как вы, молодежь, уроками занимаетесь, да? А мне Диляра говорит: «Не ходи к ним, не отвлекай, они домашнее задание делают!», — старший усмехается, ребят смущенных оглядывая. Арина, как рыба рот то открывает, то закрывает, оправдание пытаясь придумать, пока Марат недовольно на брата поглядывал из-под лба. — Культурные люди стучатся перед тем, как войти, — недовольно бурчит младший и кидает в Вову подушку, опустевшую после драки, от которой брат уворачивается. — Да что ты? — приподяв бровь, мужчина выглядывает из комнаты. — Диляра, представляешь, чем тут парочка наша занималась? А ты мне тут про уроки рассказываешь! — Ну Вов! Ну ты дебил? — Марат подрывается с кровати и за братом бежит, что уже держал путь на кухню. —Не выдумывай! Плед скомканный расправив, Арина переводит взгляд на рабочий стол, на котором словно ураган прошелся. Видимо, доделать сегодня домашнее задание и вправду не суждено.3 марта, 1989 года, Казань.
Заснеженные качели выглядят волшебно, словно покрыты пушистым белым одеялом. Снег ложится на сиденья и цепи, создавая причудливые узоры и контраст с яркими цветами самой качели. Хоть в марте и наступает календарная весна, но у матушки-природы свои планы – пару дней назад все по новой снегом завалило, на счастье детей, что санки вновь вытащили на улицу, и к горю дворников, которым теперь заново дорожки прочищать. Расчистив место для портфелей, чтобы учебники и тетради не намокли, Марат к качелям подходит, смахнув снег и с них. Джентльмен ведь. Рукой Аришке указывает, приглашая, и сам садится на одну. Время всего-навсего одиннадцать часов дня. Пятница. Рабочий день в самом разгаре: их класс тему новую сейчас разбирает по биологии, родители на работе трудятся во всю ради будущего отпрысков своих. А они вдвоем на качелях сидят, запрятавшись во дворе, что подальше от их дома. Ближе прятаться не вариант – кто-то по любому увидит, а потом еще и родителям расскажут. — Совесть не грызет, Аришка-пионерка? Отличница, а уроки прогуливаешь…— снежок, в лицо прилетевший, смешит больше, от чего Марат назад откидывается, за цепь ухватившись, чтобы не упасть. — Если так хочешь, то сейчас уйду. Скажу, что проспала. Мне, в отличии от тебя, поверят, — отряхивая рукавицы от снега, девушка фыркает и смотрит с укором. — О чем ты таком поговорить хотел, что ради этого приходится школу прогуливать? Бросить меня вздумал? — Дура что ли? — у Марата глаза размером с блюдца становятся. — Мозги отморозила совсем? — пальцем у виска крутит, вздыхая тяжело. И замолкает. Не знает, как дальше продолжить. Как рассказать о том, что произошло? Как сказать, что Мишу Тилькина, с которым только в снежки играли, они с ребятами вчера в морге видели в последний раз? Как и без того хрупкий мир Аришки, разрушающийся с каждым днем все больше и больше, не сломить до конца? Суворов и так вину каждый раз ощущает, стоит у него на лице новому синяку или царапине появиться. Видит этот взгляд Аринкин сожалеющий и боязливый, хоть и не говорит она ничего. Смирилась с тем, что бесполезно. Что не изменит ничего своими упреками. И больного от этого. Ломает потихоньку Казань людей. Хочешь – не хочешь, а все равно будешь подстраиваться под реалии здешние. — Мишу помнишь? Ералаш, который, — начинает аккуратно, пытаясь слова нужные подбирать. Арина кивает, но недоверие в ее глазах не пропадает никуда. Ну, помнит она. И что с того? Повспоминать собрались или же скажет, что его в ментовку забрали? Так в этом нет ничего удивительного. Тут каждый второй из пацанов попадался. Марата она лично забирала недавно, сумкой огрев по голове, чтобы мозги на место хотя бы попытались встать. Походу, еще раз придется, чтобы прогуливать из-за чепухи перестал. Он и так в школе гость непостоянный, вечно приходится оправдания придумывать, чтобы на учет это горе-луковое не поставили из-за прогулов. — Запинали его. Насмерть. Пока мы в ДК плясали, — после запинки короткой, парень горло прочищает, на носки ботинок смотря. — Мы мстить пойдем. Кащей разбираться не хочет, вот мы и решили своими силами… Мир моментально краски теряет. В голове звон неприятный, перед глазами пелена. Как запинали насмерть? Они же недавно совсем все вместе выходили на санках кататься. Мокрые до нитки по домам пришли, от мам по шее получили. Зато какие воспоминания! Над Маратом шутили, снегом его закидывая со всех сторон, пока тому на подмогу Сутулый не пришел. И в целом Миша был хорошим пареньком – светлая голова, как говорят в народе. Куда проще, чем Турбо тот же, от которого до сих пор в дрожь иногда бросает. Редкий экземпляр при их-то образе жизни. Бабушка его – Полина Филлиповна, – добрейшей души человек. Сразу ясно, в кого Миша таким пошел. Любил ее Тилькин безмерно, уважал, никогда перечить не смел. Радовать старался чем мог, отлеживался, если что, в качалке, чтобы она не видела его сразу после разборок их, не переживала лишний раз. А тут нет Миши. И не будет больше. По такой глупости и жестокости человеческой. Советский человек – это человек готовый жертвовать собой ради всеобщего счастья? Усманова в лицо засмеется любому, кто это скажет. Союз, ровно, как и остатки чего-то человеческого и доброго в этом мире существовать скоро перестанут. — Да, хорошо, — говорит девушка вполне себе твердо, стараясь дрожи в голове не допустить. И получается неплохо. Правдоподобно даже. Марат выдыхает расслабленно, насколько это возможно в их ситуации, и улыбается слегка. Поняла его, наверное. Даже если не поддерживает, то уже понимает. А это большой шаг в их отношениях! Всхлип, неожиданно раздавшийся сбоку от него, рушит флер всей радости мимолетной. Арина лицо ладонями закрывает, пытаясь приглушить плачь, но не удается. Плечи дрожать неконтролируемо начинают, а вскоре тихие всхлипывания в рыдания начинают перерастать. Застыв, Марат первое время пытается сориентироваться. Арина его редко плакала. В последний раз, наверное, как раз тогда, когда он пришился. А так она сильной была, или пыталась себя таковой показывать. Сразу что, голова у нее холодная и никаких слез. Суворов сам перед собой хвастался всегда, мол, его это закалка. С качели спрыгнув, он тут же оказывается перед девчонкой, на корточки присев. Руки ее в свои берет, в глаза заглядывает. Больно ему видеть его Аришку вечно смеющуюся и цветущую такой. Невыносимо от осознания, что травит ее жизнь эта. — Эй, ну чего сырость разводишь? Все хорошо будет, обещаю, — встает, на ноги ее поднимая, и прижимает к себе крепко-крепко, пряча от всех проблем в объятиях своих. — Настучим им по головам, чтоб знали, что наших пацанов трогать нельзя, и все. — Слишком часто такое случаться стало, — слышится между всхлипами. — Я за тебя боюсь, Марат. Какова вероятность, что следующим не ты будешь или Вовка? — Усманова взгляд поднимает, заплаканными глазами в душу маратовскую заглядывая. Думает об этом каждый раз, когда слышит, что кого-то снова прирезали или забили до смерти. Думает, да слезы утирает, в клубочек свернувшись на кровати своей. Боится такого исхода для своих близких. Боится, что когда-то и к ней придут с подобными новостями. — Скажешь мне тоже! — Марата на смешок нервный пробивает, но он все силы в себе собирает. Перед ней он обязан быть сильным. Перед ней не должно быть никаких его страхов и сомнений заметно. — Никогда такого с нами не произойдет, не выдумывай. Ты лучше слезы вытирай, а то лицо все обветришь, и пойдем домой ко мне. Чаю попьем горячего, отогреемся. Маме скажем, что плохо стало тебе, а я решил тебя провести. Как ты там сказала: «Тебе уж точно поверят»? Вот уже и улыбка слабая на девичьем лице появляется. Пока Арина рукавицы сняв, слезы утирала, отгоняя мысли мрачные, парень вещи их забирает, осматривая, чтобы не забыли ничего. Повернувшись к ней, он спиной вперед идёт, держа в руках по портфелю. — Папа привез недавно кассету новую с мультиком. «Земля до начала времен». Я еще не смотрел, хотел с тобой вместе глянуть. Согласна? И Арина кивает согласно, улыбку по шире натягивая. Пусть Марат и вправду был удачливым, с него все, как с гуся вода, но легче все равно не становится. Даже самый удачливый не избежит неудач. в их время, когда в кармане любого мимо проходящего нож может быть, а еще хуже того – пистолет, опасения лишь сильнее с каждым днем подпитываются.***
Предчувствие неминуемой беды не позволяло расслабиться. И пока Марат с радостью комментировал происходящее на экране телевизора, Арина в мыслях где-то далеко была. Где-то, где подсознание вырисовывает ужасные картинки с больничным помещением, блеклыми стенами, неприятным запахом лекарств и плачем на фоне. Поморщившись, девчонка книгу откладывает в сторону и на спину ложится, лицо руками закрыв. Невозможно на тексте сосредоточиться, когда мысли изнутри пожирают. Когда в голове лишь один вопрос: «Ну что там?». Марат прав. В этот раз все тоже обойдется малой кровью. Сколько уже пережили и сколько еще впереди. Арина верила. До последнего. Телефонный звонок из мыслей тягостных вырывает. Напрягшись, девчонка вертикальное положение принимает и садится, коленки треугольные к груди подтягивая. Трубку поднимает мама, но слышно о чем же она говорила не было. Подумаешь, мало ли кто мог позвонить. Ей вообще-то часто с работы по вечерам звонят. Арина ругается постоянно, что маме даже в выходной день не дают покоя. Нурай Виленовна в комнату заходит медленно, нерешительно. В дверях остается, руки на груди сложив. Брови задумчиво хмурит да на дочь смотрит. — Диляра звонила. Вова и Марат в больнице. Ты с нами поедешь? Арина с кровати вскакивает в ту же секунду, из шкафа одежду теплую вытаскивает и впопыхах одевается. Оказывается, свитер не такой уж колючий, и штаны теплые можно за несколько секунд надеть. А как бы Марат удивился, что платок шерстяной можно быстро на голове завязать, а не стоять у зеркала по десять минут! Суворов раз-другой в травмпункте был от силы: и то один из них, когда руку сломал во время катания на ледянках. Он тогда упал неудачно, на руку приземлившись. Остальное на нем, как на собаке заживало. Либо везло просто-напросто, что не попадало ему так, чтобы лепилы не помогали на ноги встать. Прогретая машина не радует, как это бывает обычно. Запрыгнув на заднее сидение, девчонка кутается в пальто, которое в спешке даже не застегнула. Смотрит на родителей, которые замолчали, стоило дочери подойти, и губы поджимает. Понимает к чему дело идет. — А я ведь говорила, что добром это не кончится, — женщина вздыхает тяжело, руки на груди в замок складывая. — У мотальщиков всегда два пути: либо тюрьма, либо могила. Вот, эти уже на пороге к могиле и стоят. — Мам, не говори так! Не чужие люди, — Арина взгляд кидает обиженный, да к окну отворачивается. — Чужие или нет, но мама правильно говорит. Завязывать им нужно. Вся эта жизнь роскошная, на деньги краденные, длится очень коротко и не стоит того. Лучше потихоньку зарабатывать, но честным трудом. Дамир Лестанович – отец Аринын, – вообще-то человек благодушный, редко, когда нотации читает. Но сложившаяся ситуация не давала ни поводов для шуток, ни возможности промолчать. Никто никому не рассказывал, но все прекрасно понимали во что их дети вляпались. В коридоре больничном пахнет лекарствами и хлоркой, ровно так, как и всегда. Тут толпы взрослых отчаявшихся – родители, что пытаются разобраться где же их ребенок и что с ним произошло. Каждый надеется на ЧМТ или любую другую травму – лучший исход этих потасовок. Усманова слышит то ли вздох громкий, то ли крик Диляры, оборачивается сразу же и Вовку видит. Тот с рукой перебинтованной стоял возле доктора, улыбаясь криво. Ему ведь отчитываться за младшего. — Вовочка, ты как? Как Маратик? — Диляра подбегает, сына осматривает и по щеке гладит, слезы не сдерживая. — Я отделался вывихом, а Маратке, конечно, не повезло. Ребра ему сломали. Лежит вот, только очухался. Суворов кивает на дверь рядом, а Арине хватает этого. Пролезает сквозь толпу взрослых и в палату заходит. От одного вида чужого сердце кровью обливается: голова забинтована, грудная клетка при каждом вдохе с трудом вздымается, а взгляд обреченно-расстроенный. Не удалось им отомстить, понимает. — Маратик.. — выходит шепотом, но ее все равно замечают. — Ты чего тут забыла, Ариш? Уже родителям позвонили, да? Сильно ругались? Ответа не следует. Девчонка подлетает, на колени падает у койки и обнимает Марата. Жмется к нему и всхлипывает в плечо. Живой. Говорит даже. Счастье-то какое. — Ну-ну, прекрати, — Суворов вздыхает тяжело и по спине подрагивающей аккуратно гладит девчонку, поморщившись. Вообще-то больно ему, когда сжимают так. Но вся эта боль меркнет, стоит увидеть то, как Аришка его, родная самая, слезами заливается не останавливаясь. — Ты идиот. Самый настоящий, — говорит громко, от чего Марат кривится. Его только по голове долбанули так-то. — Ненавижу твои эти группировки, в аду им гореть. Надеюсь… Договорить не дала открывшаяся дверь и вошедшие в палату взрослые. Буравят подростков тяжелыми взглядами, будто те не знают, что сами себе приговор смертный подписывают. Понимают прекрасно и без чужих подсказок, что им сейчас к поступлению готовиться нужно, что дележка асфальта редко кого приводит к фонтанам шампанского и горам икры. Умные взрослые дяди уже давно прекратили войны между собой, пока молодежь не жалела кулаков и жизни собственные, отстаивая честь улицы. — Жить будет ваш боец. Завтра можете домой забирать. Сейчас ему рекомендован постельный режим: никаких гулек, никаких санок и снежков. Рекомендую даже в школу недельку-вторую не ходить, —доктор взгляд поднимает на негодующего Кирилла и пожимает плечами, — чтобы восстановился малец. Они обсуждали что-то между собой и дальше, но Арина не слушала. Сидела на краю кровати, поглаживая чужую ладонь, аккуратно каждую царапину и шрам пальцем проходя. — Знаешь, тебе так халат идет. Может ну его этот педагогический и пойдешь в мед учиться? А что, тоже престижно. И знаешь сколько они денег гребут? Заживем! — улыбнувшись, Марат смеется тихо, после чего кашлем хриплым заходится. И не шутит ведь! Усманова и вправду умная, правила все эти знает, в школе хорошо учиться, ему с домашкой вечно помогает. Чего бы ей и не пойти на врача? Куда уж лучше, чем в школе потом возиться с такими, как он. —Ну ты дебил? — девушка вздыхает тяжело и глаза закатывает, парнишку в плечо ударив. — Ай, больно вообще-то! И это моя фраза!