Speed or СПИД?

Это происходило в тех не столь отдалённых местах, которые называть принято "нашим югом". Ну знаете, там, где всегда пахнет морем, песком, нудистами, горячей пляжной кукурузой, содранными с туристов деньгами, мокрыми плавками отцов и другими всякими прелестями, которых нет больше нигде, которые есть только на территории "нашего юга". Человек может объездить весь земной шар, но ни в одном его уголке он не отыщет того, что есть у нас, на "нашем юге". Может, именно с этим обстоятельством и был связан такой наплыв спортсменов из самых разных стран ко дню ежегодного марафона, проходившего в чудном маленьком городке, расположившемся в зелени акаций, тисов, миртов и бегоний у самого берега тёплого Чёрного моря. Старт и финиш марафона, во время которого и случилась вся история, намечены были на главной набережной города, пробегая по коей спортсмены могли бы увидеть по правую сторону от себя всю синь бескрайней морской глади, а по левую - благовонные насаждения всяких тропических древ и кустарников, цветущих в это время года совершенно торжественно. Но не могло быть всё так идеалистически и кинематографически. Почти все наши, российкие спортсмены ворчали о возмутительных неудобствах, которые им могли доставить мощенные белым с розоватым откликом камнем дорожки набережной, по которой бежать предстояло всю внушительную дистанцию. Странен порой бывает наш народ : ещё ни километра по маршруту не пробежали, а уже полностью уверены в том, что промнут подошвы и протрут носы своих кроссовок, натопчут мозоли под пальцами, отобьют себе ноги и, может даже, ещё что-то, и вообще будут страх как недовольны соревнованиями. Недовольствуют, ворчат, а всё равно участвуют! Странен наш народ, но в странности своей и поразителен, и обаятелен. Может, конечно, и французы, и гвинейцы, и финны, и англичане, и немцы негодовали о неудобстве маршрута на набережной, но кто там поймёт их негодования? Французы слово пишут, а полслова не читают, финны бормочут так, что неясно, где у слова их начало, а где конец, а у немцев в словах по шесть согласных подряд, половина из которых ну совсем точно лишняя, и вот сиди, и думай, как это читать. Именно от этого и не было никому известно, удобна ли наша набережная с её камушками ногам иностранцев. Хотя, нет, кое-кому это известно было. Человеком, который всё про всех прознал ещё за несколько дней до соревнований, был мой старый знакомый Юрий Дмитрич, товарищ крайне начитанный, вдумчивый, творческий и знающий вдобавок к своему родному ещё пять неродных языков. Он был назначен спортивным интервьюером на том марафоне уже не первый год. Ему эта работа нравилась. Он отлично понимал, о чём лапочут приезжие с заграницы бегуны, и частенько как бы невзначай переводил мне их беседы. С помощью Дмитрича я начал разбираться не только в иностранных языках, но и в спортсменах. Спустя некоторое время такого нашего общения я выучил имена всех европейских фаворитов, стал более просвящённым в области подготовки атлетов и в случае необходимости знал на кого сделать ставку. И вот на том самом марафоне, что проходил в тех не столь отдаленных местах, которые называть принято "нашим югом", Дмитрич по уже устоявшейся традиции должен был быть осветителем всех соревновательных и околосоревновательных событий. Должен был, но не смог. Он заболел какой-то морской болезнью и слёг на несколько дней с симптомами, какие вытерпеть не пожелаешь и врагу. И невозможность появления Дмитрича на экранах телевизоров в день марафона ощущалась даже более обидной и несправедливой, чем проваленный одним из главных заморских фаворитов предстартовый тест на допинг. Видимо, он не смог списать ответы. Да и какая вообще разница есть до этого заморского заморыша?... В общем, трансляцию марафона надо было спасать. И в добровольно принудительном порядке стать спасителем и главным героем телевещания согласился другой корреспондент, молоденький и неопытный Серёжка. Его особо никто и не спрашивал, хочет ли он снабжать информацией о предстоящих соревнованиях массовые средства, его, можно сказать, заставили. И вот с того самого момента, когда Серёжку заставили, когда ему протерли замызганные очки, в линзах коих серые глаза казались ещё меньше, чем были в действительности, когда его побрили, постригли и причесали для приличия, потому как до этих процедур он был почти не отличим от крайне подозрительных пляжных хиппи, под вечер в не совсем трезвом виде выползавших из своих кишлаков и акведуков к берегу моря, чтоб под расстроенную гитару поблеять там свои песни на одном из индийских диалектов, одели-обули по-корреспондентски в белую рубашку и тёмно-синие брюки, в которых бедолаге при жаре в тридцать пять градусов предначертано было спечься, и началось самое интересное. Серёжка брёл, протискиваясь между суетящимися перед стартом спортсменами, несмело и совсем тихо подзывая за собой съёмочную группу. Навьюченные камерами всякой величины операторы неуклюже плелись следом за Серёжкой в старании не наступить ни на чью ногу. –У нас эфир уже на минуту задерживается! Может, найдём кого-то другого?– недовольно пробасил не выспавшийся оператор, окликивая завертевшегося в поисках подопытного для расспросов Серёжку. –Нет-нет, другого нельзя! Мне голову открутят, если у другого возьму... Нашёл! Он там!– Серёжка взмахнул рукой, подзывая всех за собой, прежде чем сам пошуршал потной рубашкой в нужную сторону. Там, куда так рвался молоденький-зелёненький корреспондентик Серёжка, в тени белого рододендрона, готовился к старту, разогревая мышцы голеней интенсивными движениями рук, главный фаворит предстоящего марафона - немец по имени... Его имя из года в год почему-то читали по-разному: то Цвен, то Цвайн, то Драйн, то Цайт, то Сайт, то вообще по фамилии называли. Последнее, конечно, верх неуважения, и ни я, ни Дмитрич, ни Серёжка не поддерживали такое. Да и есть ли дело до того, как на самом деле звали этого немца? Ведь как не назови, всё равно неправильно, всё равно выйдет как во все предыдущие года. То Цвен, то Цвайн, то Драйн, то ещё как-нибудь интересно. Поэтому для этой истории немец будет называться просто Немцем. И к этому самому Немцу Серёжке по сценарию запоздалого эфира нужно было обратить все свои вопросы, записанные предварительно в обыкновенную школьную тетрадь. Записанные на английском языке, которого Серёжка не знал. Раньше ему доводилось снимать лишь только русскоговорящих, оттого нужды в изучении иностранного языка Серёжка не испытывал. На марафоне взять интервью у спортсмена, говорящего на английском, Серёжку, как я уже писал ранее, просто-напросто заставили, не оставив ему выбора. При этом все : и я, и Серёжка, и те, кто Серёжку заставили - рассчитывали на то, что семнадцатилетний корреспондент лишь зачитает вопросы с листочка, Немец ответит на них что-то не очень важное и понятное, и интервью с главной звездой всего мероприятия закончится, сменяясь трансляцией старта марафона. То есть Серёжке вообще не нужно было думать над тем, что он спрашивает, и что ему на это отвечает Немец. И всё было бы прекрасно и замечательно, и не случилось бы этой всей истории, если бы человек имел возможность отключать мыслительную деятельность и, как и полагалось Серёжке в том эфире, не думать о том, что он делает, говорит и слышит. Но, к сожалению, ни один человек не имеет такой возможности. И Серёжка тоже. А потому Серёжка всё-таки думал... –А расскажите немного про свои кроссовки. Думаю, нашим зрителям было бы интересно узнать, в чём выступают легенды,– на английском зачитал из тетрадки Серёжка, протягивая микрофон к лицу Немца. –Oh, jaja! This is a new sneaker model from Hoka for more speed over a long distance,*– Немец заулыбался, рассказывая о своей спортивной обуви, хотел продолжить, но Серёжка прервал его фразой, не входившей в список из тетради. –Экскьюз ми.. фор СПИД?– переспросил Серёжка, ошарашенно вскидывая брови. –Jaja, for my speed!*– подтвердил Немец, даже не догадываясь о том, как его слова может воспринять Серёжка, совершенно не владеющий английским языком. Серёжка, поняв, что не ослышался, смято поблагодарил Немца за интервью, после чего сам развернулся к камерам и, подняв микрофон на уровень рта, заговорил, обращаясь к зрителям. –Вот такие,– Серёжкино лицо выражало крайнюю печаль, шокирующее потрясение, вызванное опустошившей его душу жуткой информацией, но вместе с этим и какую-то тоскливую гордость за опрошенного спортсмена. –вот такие герои участвуют в сегодняшнем марафоне, причём бегут вместе с элитой, с самыми сильными спортсменами. У фаворита сегодняшнего забега, прилетевшего к нам из Германии, СПИД, он сам об этом сказал, вы все наверняка слышали. Но он всё равно участвует в соревнованиях, всё равно тренируется и самосовершенствуется. Это самый настоящий подвиг, уважаемые зрители, это поступок, который действительно вдохновляет. Мы все должны брать пример с этого сильного человека, чтобы всегда идти только вперёд, к своей цели, несмотря ни на что, ни на какие жизненные трудности..,– Серёжка тяжело вздохнул, качая головой, а затем жестом показал съёмочной группе, что пора завершать интервью и переключиться наконец на трансляцию самих соревнований. Серёжка чувствовал себя весьма неплохо после того, как отстрелялся со своим репортажем. Немец показался Серёжке весьма приятным в общении человеком, несмотря даже на то, что последний абсолютно не понимал, что отвечал ему первый. Серёжке думалось, что он сделал всё как надо, и даже лучше. В планы изначально не входило обращение к зрителям по завершении интервью с Немцем, Серёжка сымпровизировал этот перформанс находу. Он не мог не высказаться насчёт этого, ведь ему впрямь было больно услышать от Немца, не побежденного никем, нигде и никогда Короля марафонов, столь ужасающие вести. Сидя на скамейке по окончании интервью, Серёжка смотрел на телефоне трансляцию марафона, видел, как уверенно лидирует Немец, и горько вздыхал от осознания того, что этот талантливейший спортсмен болен СПИДом, болен неизлечимо и смертельно. Серёжка ещё не знал, что ждёт его впереди. И Немец тоже не знал. А впереди ведь было всё только самое захватывающее. Сидя на скамейке, Серёжка даже не догадывался, какой породил резонанс. Колотя подошвами кроссовок брусчатку на набережной, Немец и не мог предполагать, что свежее интервью с ним - сейчас самая обсуждаемая в мировом спортивном сообществе вещь. Только финишировав, Немец узнал всё. Узнал много нового о себе. Стоило Немцу порвать финишную ленту, как его тут же окружили корреспонденты из разных стран, обеспокоенные и даже напуганные. Они наперебой расспрашивали Немца о его диагнозе, чуть ли не тыкая цветастыми микрофонами прямо в лицо чемпиону. –Да что происходит?! Какой диагноз, какая болезнь, вы о чём все?! Кто-то может мне объяснить, отчего такой переполох?– возмущался Немец, не понимающий столького журналистского внимания к себе. Даже в дни самых крупных его побед он не был так востребован у представителей спортивных каналов. После Немцу конечно же объяснили что и к чему. Рассказали о том, что он, оказывается, болен СПИДом, болен неизлечимо и смертельно, и что об этом сейчас знают почти все заинтересованные лёгкой атлетикой люди благодаря репортажу некого Сергея Ярославовича Щеглова, того самого, нашего Серёжки. Ярости Немца не было предела. Он, по словам очевидцев, кричал страшные ругательства и клялся собственноручно убить клеветника Серёжку, до коего, благо, всё-таки не смог дорваться по причине того, что не имел понятия, где в большом прибрежном городе, полном туристов, искать щуплого студентика с замызганной тетрадкой. Но Серёжке всё равно досталось. Он получил жёсткий выговор от директора канала, организовывавшего трансляцию марафона, после чего больше никогда не привлекался как ко взятию у кого бы то ни было интервью, так и к съёмкам для телевещания в принципе. Выгнали, в общем, нашего Серёжку, спустили под руки с лестницы в чём был, то есть всё в тех же тёмно-синих брюках и шуршащей жаркой рубашке. Не ругали Серёжку, пожалуй, только мы с Дмитричем. Сказали в два голоса : «Ну, что ж! Бывает!»–, утешили его вроде да и закончили на том. Только спустя пару лет мы смогли вспомнить эту историю с хорошем свете, вдоволь посмеяться и посмотреть первую для нас всех с момента того скандального интервью прямую трансляцию одного недавнего марафона. И вы ни за что не угадаете, кто в нём победил.