Конец? Перемотка.

      Порой кажется, что смерть далека,

А жизнь будто бы вечна,

Но…

Жизнь коротка.

Смерть бесконечна.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Чёрт. У него не выйдет. Ни у кого не выйдет. Гарри умрет. Никто не выживет.

       Без крестражей, да, но с единственным осколком души, многими тысячами последователей, стаей оборотней и аккромантулов, тремя великанами и палочкой, что веками копила тёмные силы своих хозяев, готовая выплеснуть мощь своего хозяина в троекратном объеме Воландеморт был, остаётся и будет оставаться величайшим волшебником всех времён. Пора уже это признать! Почему грёбаный Дамблдор не понимает этого!        Треклятый старик, даже будучи мертвым пускает пламенные речи одну за другой, вселяет в сердца жалким четырем сотням людишек ложные надежды, вытесняет чувство самосохранения, остаются лишь остатки инстинкта. Жалкие манипуляции с грязного языка на мудром лице заставляют даже взрослых и вполне разумных людей верить, что они значат очень многое.        Ещё до смерти Министра, до падения министерства я знала, мы проиграем. Это игра, игра в шахматы, и мы играем чёрными. Первый ход сделал противник. Мы играем без ферзя. Ферзь пал посередине игры. Без ферзя не играют. Всегда сдаются. Иногда остаются ждать и верить, что жалкая пешка станет заменой, сохранять честь при этом не выйдет. И нужно верить. А чувства веры для меня не существует. Больше не существует.       Этот старый мерзкий манипулятор как мясо в мясорубку загоняет орден феникса, и внутренний и внешний круг. Я знаю, я точно уверенна, Дамблдор знает, что все умрут. Знает, что надеятся на то, что палочка сама убьет хозяина глупо. Риск никогда не будет оправдан. Никто не сможет его оправдать.       Пожалуй, единственный, кто уже знает, кто уже проигрывал, кто снова встал на поле и знает, что будет, это человек, которому суждено сегодня умереть. Северус Снейп. К нему можно пойти. Ему можно задать вопрос. У него можно попросить о помощи. У него можно искать защиты. Но лишь единожды. Сразу после — убьют вместе с ним. Его жаль. Никто ничего не замечает. Иногда так очевидно. Но все слишком глупы чтобы понять. Слишком слепы. Слишком уверенны в том, что всё просто. В том, что выкрашенное в белый цвет — белое, а в чёрный — чёрное. Почему? Им объясняет это тот, кто красил. Он красил для них. А то, что он красил, ещё ему и помогало. Почему? Потому что если тот, кто красит смоет краску, и то, что он красил покажет лицо, этому лицу не поздоровится, каким бы оно ни оказалось на самом деле.       Снейп — единственный, кто знает. Всё равно я умру сегодня. Какая разница, через два часа, через пять, или двадцать минут. Я достала из сапога маггловские автомат, уменьшенный заклинанием. Дойти до Снейпа хотелось живой. К тому же, если рану с пулей внутри тела попытаются срастить заклинанием и ткани правда срастутся, это сделает состояние человека ещё хуже. Эх, Калашников. Я увеличила его заклинанием, создала защитный купол. Я в замке, но вдруг на меня обвалился потолок? Усовершенствованный вариант карты Мародеров я подвесила прямо в воздухе и произнесла:       — Северус Снейп.       Эта карта была почти такой же, как и карта мародёров, но с расширенной территорией. Был виден весь запретный лес и весь Хогсмид. Я даже нанесла на нее около пятисот точек и подписала «Аккромантул», а ещё около сотни обозначила «Кентавр».        Точку «Альбус Дамблдор» я вообще не хотела ставить. Она всё равно остаётся на одном месте. Меня заставил Гарри. Когда я высказала свое об этом мнение, он вылил на меня тираду о вечной памяти и всю свою «возвышенную речь» завершил словами о том, какая я малодушная. Я думала над тем, чтобы ответить ему примерно так: «Я малодушная, я эгоистка, я предатель и буду им, но только чтобы выжить. «Смерть во имя всеобщего блага» и «просто смерть» одно и тоже, потому что когда вас не станет, ничего уже не будет иметь значения. Но второе, в отличае от первого может наступить гораздо, гораздо позже.» Но в тот вечер на Гарри был медальон, хотя я неоднократно пыталась доказать, что он влияет на мысли и поведение. И Гарри и Рон обиделись на меня и сказали только, что раз я не хочу его носить, то и не надо.        Именно тогда я начала работать над картой. Ожидаемо Гарри и Рон не заметили, что я делаю и не поняли ничего, когда я попросила у Гарри карту. Ну роется Гермиона в книгах да пергаментах, что необычного-то? У меня было несколько неудачных экземпляров. Карта зависала, все точки на ней замирали и не двигались, потом стены начали то исчезать, то появляться, когда сквозь них проходили призраки. А когда люди спали и переставали двигаться, то над их именем светилась красная надпись «Мертв!». Я сделала ещё несколько неудачных дублей, и наконец появилась она. Моя карта. Я не стала ее называть. Это был просто кусок пергамента, но стоило произнести кодовые слова «Жизнь коротка», и пергамент увеличивался и на нем мгновенно проявлялась карта.       Благодаря ей можно было найти любого человека, если он в пределах Хогвартса и Хогсмида, не выискивая точку с его именем глазами, а просто назвав имя нужного человека. Сейчас вся карта была в точках просто «Пожиратель» и «Опасный пожиратель», они светились тёмно-синим. Точка Воландеморта светилась ярко-зелёным. Мертвые пожиратели, аккромантулы, кентавры просто исчезали с карты, зачем засорять пергамент, а вот мертвые орденовцы были помечены красной надписью «Мертв».       Внезапно, все точки вспыхнули, будто тысяча фотокамер, и так же внезапно потухли. Все, кроме одной. Вот он. Снейп. Он… На кухне? Вдруг сотни точек подписанные «Домовик» разом исчезли из кухни и возникли на поле боя. Неплохой ход. Я свернула карту и произнесла код «Смерть бесконечна».       Я сохранила купол и побежала вниз. Я бежала быстро. Мелькнули перед глазами несколько лестниц, коридор, ешё коридор, пожиратель, лестница, тело, коридор, Снейп. Снейп. Я резко затормозила. Мы стояли в коридоре, ведущем на кухню. Слева от меня, из соседнего коридора послышалась возня, потом шаги и…       — Авада… — попытался пожиратель.       — Тра-та-та! — отрезал автомат.       — Профессор! — обратилась к Снейпу я. — Что мы будем делать?       Почему то я перестала относиться к нему как к учителю. Ну как почему. Идёт война, сейчас отношения между людьми на одной стороне — исключительно товарищеские. конкретно к этому человеку — тоже. Это по крайней мере лучше, чем бояться его. Он — сильная фигура. Может ладья, или слон. Но когда он с тобой за одно, и когда ты его ещё не потерял — играть легче.       — Без понятия, Грейнджер. Я не знаю что мы будем делать. Вы, надеюсь, понимаете, что происходит?       — Блять. — специально время что ли тянет? — а я, сука, нахрена здесь стою? Или мне спрашивать вас о том же? — где-то сзади прогремел взрыв. Полетела пыль, а я не смогла сдержать чих. У меня дурацкая привычка: сгибаться чуть ли не пополам, когда чихаю. Ну и сейчас. Довольно глупо вышло, но позже я благодарила богов за этот чих.       Почему? Потому что из-под футболки выскочил маховик. Маховик времени. Единственный в мире. Мой. А кто знал, что он всех спасёт?       — Грейнджер, а это…       — Маховик времени, иначе хроноворот, а что? Нам это как… Дементор дери…       — Вот именно.