Crush

1

Магия – дыхание мира.

Утренний свет тонким лезвием скользнул между штор и коснулся лица Эстер. Она открыла глаза и поняла, что не чувствует присутствия фамильяра, не чувствует… магии. Эта мысль ударила ее наотмашь, ножом вонзилась в сердце, погрузив в холодное оцепенение. Хотелось кричать, но голоса не было, как и сил, чтобы встать с кровати. Эстер лишилась их в одно мгновение, на выдохе, и могла только лежать без движения, уставившись на парящие в золотом воздухе пылинки. В Венеции, где казалось даже воздух был отравлен ненавистью, магия была единственным, что помогало ей дышать. Теперь дышать было нечем и незачем. Непонятная тяжесть тисками сдавила грудь, а во рту растеклась вязкая удушливая горечь. Мир начал размываться, тускнеть, в голове зашумела кровь. Кажется, она умирала. Откуда-то издалека донесся торопливый стук каблуков и громкий хлопок отворяемой двери. Перед мутным слабеющим взором Эстер возникло чье-то смазанное лицо в облаке золотых волос. Женщина. Вивьен? – Эстер! Приди в себя…. Эстер! – Испуганный голос с трудом пробивался сквозь звон в ушах, а руки, впиваясь в кожу почти до боли, трясли за плечи, отчего голова Эстер моталась, точно у тряпичной куклы. Нет, она не могла прийти в себя, более того – не хотела. Лучше уйти в небытие, раствориться в пустоте, чем делать вид, что жизнь – без брата, без милого Астерия, без магии – представляет для нее какую-то ценность. Дверь снова распахнулась, и в комнату вплыл второй голос – Эстер он тоже был знаком, хотя звучал так устало, почти безжизненно, что она едва его узнала. Профессор Санторо – Эстер видела ее лишь размытым пятном – погладила ее по волосам и поднесла к губам склянку с какой-то мерцающей голубоватой жидкостью. – Выпей, дорогая. Станет легче. «Не станет» – хотела ответить Эстер, но Вивьен с неожиданной для такой хрупкой девушки силой сжала ее челюсть, заставляя открыть рот. Эстер попыталась отвернуться, но не успела. Между губ вместо протеста вырвался сдавленный всхлип, когда зелье, сладкое как ложь, потекло по языку, прогоняя горечь. – Так-то лучше, – сказала профессор. – А теперь спи. Липкий страх ушел, сменившись чувством безмятежного покоя, с которым не хотелось бороться. Обмякшее тело перестало слушаться и уже ей не принадлежало. Эстер смежила веки и без единой мысли, почти с облегчением провалилась в темноту.

2

Известие о том, что по воле Первозванного мир был очищен от хаоса магии, Венеция встретила с ликованием. Глядя из окна своего экипажа, Эстер повсюду видела улыбки и слышала громкий смех. Они преследовали ее, терзая сердце, и в какой-то момент омертвелое равнодушие сменилось гневом. Ей хотелось спалить дотла этот праздный город, что нежился в лучах весеннего солнца. Спалить, утопить, развеять по ветру, чтобы песни сменились воплями ужаса, а бесам в аду стало страшно. Уничтожить вместе с людьми, которые смели выглядеть такими счастливыми, в то время как ее жизнь рухнула. Тадеуш. Астерий. Отец. – Хватить, Эстер, – сказала Вивьен, с щелчком закрывая карманное зеркальце. – Что? – Я вижу по твоему лицу, что у тебя на уме. Не надо. Эстер промолчала и вновь повернулась к окну. Пусть думает, что хочет. Теперь ее мало, что трогало. Спустя несколько дней после приступа, профессор Санторо пришла в комнату Эстер и, пряча глаза, сказала, что ее отец умер. Нет, дело было не в проклятье, оно ушло вместе с магией, но организм Александра Кроу уже был ослаблен болезнью, и сердце просто не выдержало. Эстер кивнула и опустила взгляд в книгу. В тяжелые минуты она всегда искала спасение в книгах, ведь без выдуманных историй жизнь пуста и утомительна. Но теперь в голове было пусто, а строчки расплывались перед глазами, как она не силилась их прочитать. Все вокруг казалось сном, зыбким миражом, в котором она тонула все глубже и глубже, как в зеленых водах канала. Профессор положила на столик пузырек с уже знакомым голубоватым зельем и тихо вышла. Не выдержало сердце. Почему же ее выдерживает, почему все еще бьется, продляя бессмысленную агонию? Позже Эстер узнала, что Ворон тоже не пережил то утро. Древние могущественные чары, которые не давали ему умереть, исчезли вслед за магией. Говорили, что не осталось даже тела – только горстка пыли под тяжелыми темными одеждами. Эстер лишь надеялась, что Ворон обрел покой в смерти, которую так отчаянно ждал. Лукреция и Белогор выжили, но теперь выглядели на свой возраст – дряхлыми стариками. Впрочем, саму верховную ведьму Эстер видела лишь раз и мельком – высокая фигура в черном, от которой исходил шлейф духов, густой и тяжелый, как горе, прошла мимо нее в коридоре. Лицо скрывала вуаль, а руки – длинные перчатки, но Эстер не сомневалась, что это была именно Лукреция – лишенная магии, красоты, власти, жалкая тень себя прошлой. На последнем собрании профессор Санторо от лица Ковена объявила, что Венецианский колледж для ведающих закрывается. Студенты встретили новость молчанием. Обсуждать было нечего. Раз магии больше нет, то и смысла в обучении тоже. Пришло время собирать вещи и разъезжаться по домам. Эстер стояла на галерее вместе с другими преподавателями, бездумно разглядывая каменные своды залы. Здесь всего год назад ее нарекли ведьмой. Здесь она беззаботно смеялась, сжимая руку Тадеуша, живого и здорового, и не подозревала, что вскоре все ее планы, мечты и надежды развеются в воздухе, как дымок задутой свечи. Теперь казалось, что все это случилось давно и с кем-то другим. Теперь же Эстер сама не знала, кто она такая – никому не дочь, не сестра и не наставница. Никто. Все время, что длилась речь Санторо, Эстер избегала смотреть в сторону Леаны, Делмара и других – не могла. Ей нечего было им сказать. Все утешения буду ложью от первого до последнего слова. Это не кошмарный сон. Жизнь никогда не станет прежней. Смириться не выйдет. Время не излечит. Орден, в своем бесконечном высокомерии мог думать, что избавив мир от хаоса, исполнил волю Первозданного, но на самом деле сломал тысячи судеб. Хотя какое им дело до чувств бесовских отродий? Эстер не сомневалась, что в стенах Ордена найдется немало тех, кто считает, что с ведающими обошлись слишком мягко, что магию, как чумную заразу, стоило уничтожить вместе с ее разносчиками. Эстер сжала ладони в кулаки. Подумать только, Ричард даже осмелился ей написать, утверждая, что не был осведомлен о планах Его Святейшества лишить ведающих сил. Она не стала дочитывать письмо, и бросила бумаги в огонь. Другое было от Дарио. Эстер сперва хотела послать ему в ответ пустой конверт с проклятием, но потом вспомнила, что не может колдовать, и порвала письмо, пахнущее ладаном и свечным воском, на мелкие кусочки. Впереди промелькнул собор святого Марка, этот рассадник ненависти, в чьей мрачной тени терялся даже дворец дожей. Эстер давно поняла, что городом управлял вовсе не Большой совет, а те, кто на словах посвятили себя Первозданному, но на деле – поклонялись золотому тельцу. «Там, где правит золото, бога не найти» Эстер многое бы отдала, чтобы увидеть, как башня Первозданного рушится, погребая под собой лживых священников и их легковерную паству. Жаль только, что все ценное у нее уже отняли. Но представлять эту сцену все равно было приятно. – Теперь ты улыбаешься. – Вив подмигнула. – Уже лучше. Эстер подавила вздох, не уставая поражаться неистощимому жизнелюбию Вивьен. Впрочем, она лишилась магии гораздо раньше, и не по вине Ордена, а собственных родителей. Тогда Эстер не представляла, насколько это больно. А может и сейчас не представляет. Если на кого и стоило злиться, то только на себя. У нее был шанс избавить мир от Дарио Бартоломью, когда они остались наедине в кулуаре дома дожа. Однако тогда она думала лишь о том, каковы будут на вкус его губы. Но об этом ей уже никогда не узнать. Сегодня Эстер намеревалась покинуть Венецию навсегда, хотя когда-то любила ее больше родного Йоркшира. В этом городе она нашла все – красоту, блеск, волшебство, но только не счастье.

3

В конце концов, они решили обосноваться в Палермо. Город выбрала Вивьен, Эстер же было все равно – лишь бы подальше ото всех. Сперва она думала перебраться из Италии в Англию, но, поразмыслив, отбросила эту мысль. В Кроухолле все бы напоминало о том, кем она перестала быть – ведьмой, отпрыском древней магической семьи. Той, кто должна была оправдать возложенные надежды, занять место в Ковене и продолжить род. Нет, в старом поместье, где поколениями рождались, жили и умирали ведающие, ей больше не место. – Всегда мечтала жить у моря, – призналась Вивьен, когда они погрузились на корабль и вышли прогуляться на палубу. – Надеюсь, там нас оставят в покое, – откликнулась Эстер, подставляя лицо под поцелуи соленого ветра. Покой – это все, на что она могла рассчитывать. Проживать день за днем, лелея свою скорбь, пока болезнь, случай или старость не освободят ее от этой ноши. Волны с шумом бились о борт, сверкая в лучах солнца, а на лазурном небе плыли облака, похожие на клочья пены. Тадеуш. Астерий. Отец. Эстер надеялась, что они ждут ее в чертогах Гекаты, чтобы воссоединиться через краткий миг, который, в глазах богов, длится человеческая жизнь.

4

Сняв уютную квартирку подальше от пляжей, а значит и вездесущих туристов, Эстер, памятуя о давнем разговоре Вивьен, первым делом купила маленький цветочный магазин. К счастью, семейных сбережений с лихвой хватило покрыть годовую аренду, и не зависеть от прихотей нанимателя – теперь и дома, и на работе Эстер сама себе хозяйка. Остаток денег она положила в банк под процент. Сама Вивьен устроилась в ателье белошвейкой, хотя Эстер предлагала ей место в своем магазинчике. – Дорогая, мы и так с тобой живем под одной крышей, не хватало еще и работать вместе! Мы наскучим друг другу до смерти через месяц! – Вивьен изобразила обморок и очаровательно рассмеялась. Эстер пожала плечами, хотя в тайне была рада отказу. Нет, она любила подругу, но с недавних пор еще больше полюбила одиночество. Да и так куда проще с головой погрузиться в работу. Эстер скверно умела шить и не имела музыкального слуха, зато неплохо составляла букеты – спасибо гувернантке. Перебирая в тишине душистые цветы, пестрые ленты и разноцветную бумагу, ей даже хотелось улыбаться. Покупатели захаживали редко, однако небольшой выручки хватало, чтобы платить поставщикам, покрывать коммунальные расходы, и даже немного откладывать. Вивьен иногда занимала у нее на новые платья, гребни, заколки, шляпки, брошки и прочие мелочи, но сама Эстер кроме продуктов ничего себе не покупала – не было желания, да и зачем? Одежды она привезла достаточно, кроме дома, работы и ближайшего кафе, где варили прекрасный капучино, она никуда не ходила, а волосы каждое утро собирала в узел и прятала под косынку, чтобы не мешались. Выходных Эстер не брала, но по вечерам иногда прогуливалась в одиночестве или в компании Вивьен по живописным улочкам Палермо, а потом забредала на пляж, где ее поджидали тихое море и поросшие соснами белые скалы. Порой Эстер настолько поддавалась будничному течению дней, что забывала о смерти близких, но вскоре осознание потери возвращалось, и тогда ее вновь душили слезы и хотелось кричать от бессилия. Нельзя излечить то, что уже умерло, как и заполнить пустоту, в которой, точно солнечный луч в глубоком колодце, гаснет любая радость.

5

Эстер пересаживала орхидею в новый горшок, когда наверху коротко звякнул дверной колокольчик. Расправив юбку, она поднялась из подсобки и застыла, увидев вошедшего: черная ряса, длинные светлые волосы, перевязанные лентой, бледное лицо. В руке зажата трость, кажется, он немного прихрамывает. – Доброе утро, леди Кроу, – с вежливой улыбкой сказал Дарио Бартоломью. От звуков его бархатного голоса в ногах мгновенно разлилась слабость. Эстер пришлось опереться о стойку, чтобы не упасть. Сердце затрепетало, как пойманная птица, а спина покрылась липкой испариной. Взгляд вдруг упал на ножницы, и она схватила их свободной рукой, направив в сторону священника. – Как вы меня нашли? – выпалила Эстер, пытаясь совладать с дрожью в голосе. – Что вам нужно? Дарио вскинул брови. Она не знала, было его удивление искренним или притворным, и не хотела знать. – А что обычно нужно мужчинам в цветочной лавке? – Вы не мужчина, – ответила Эстер и, натолкнувшись на пристальный взгляд бледно-голубых глаз, испуганно добавила: – Я имела в виду… вы священник. Дарио сделал шаг вперед, и Эстер синхронно отступила, едва не сбив на пол готовый букет из нежных гортензий, роз и пионов для сеньора Галеотти. – Одно другое не исключает, поверьте. Эстер сделала еще один шаг назад. – Уходите, – попросила она почти с мольбой, хотя знала, что он не внемлет. Дарио подтвердил ее мысли: – Говорят, у собак есть инстинкт погони. Я тоже не люблю, когда от меня убегают. – Он поднял руку, словно хотел коснуться ее, и Эстер нервно щелкнула ножницами. – Я очень долго вас искал, леди Кроу. Так долго, что терпение было почти на исходе. Но в этом есть и моя вина – видите ли, я был уверен, что вы покинули Италию. К слову, Ричард тоже вас ищет, но я направил его по ложному следу, поэтому он навестит вас не скоро. – По тонким губам скользнула самодовольная усмешка. – Зачем? – спросила Эстер. – Вы уже все у меня отняли, так чего вам еще нужно? Дарио приблизился еще на шаг. – Я хотел вас увидеть. Эстер надрывно рассмеялась. – Зачем? – повторила она. – Я больше не ведьма, а простая цветочница. Вы победили. Той женщины, которую вы знали, больше нет. Ваш Орден ее уничтожил. «У меня целых три месяца не шла кровь» – могла добавить она, но сочла лишним… и личным. Больше не дочь, не сестра и не наставница. Даже не женщина. Они отняли у нее все. – Возвращайтесь туда, откуда пришли, отец Бартоломью, – твердо добавила Эстер и, набравшись смелости, встретилась с ним взглядом. Дарио долго молчал, разглядывая ее с непонятным выражением. Эстер вдруг почувствовала себя свечой на холодном ветру, одинокой и слабой. В глазах защипало слез. – Мне жаль, Эстер. Эти слова будто прорвали невидимую плотину долго сдерживаемого горя. Эстер, выронив ножницы, закрыла лицо руками и разрыдалась так сильно, что казалось у нее разорвется грудь. Дарио неожиданно отошел, и Эстер стало еще больнее. Будто ее отвергли, унизили в самый уязвимый момент. Лучше бы он ее ударил или обругал. Тогда она ненавидела бы его сильнее, чем себя. Не в силах удержаться на ногах, Эстер сползла вдоль стены на пол. Ну хоть теперь то она умрет? Или этой новой пытки недостаточно? Раздался щелчок дверного замка, а несколько мгновений спустя Эстер оказалась в кольце крепких рук, прижимаясь щекой к груди Дарио. Его сердце билось гулко и ровно в отличие от ее собственного, которое колотилось как сумасшедшее. – Для меня вы всегда останетесь ведьмой, Эстер, – прошептал Дарио, наклонившись к ее лицу. Эстер судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться. Слезы все еще текли, оседая солью на губах, но она больше не чувствовала, что вот-вот расколется от напряжения, как брошенная на пол тарелка. Дарио заправил ей за ухо выбившуюся прядь и погладил по щеке, утирая слезы. Там, где касались его прохладные пальцы, кожа горела огнем. – Что с вашей ногой? – тихо спросила Эстер, желая нарушить томительное молчание. – Неудачно слез с кровати, – ответил он и рассмеялся, заметив ее выражение. – Пустяк, не берите в голову. Одна прихожанка сказала, что трость мне даже идет. Придает аристократический вид. А вы как думаете? Эстер неуверенно улыбнулась, но затем ее охватило беспокойство. Что она делает? Да и еще и в объятьях этого человека? Дарио, словно уловив перемену, усадил ее в кресло и отошел – всего на два шага, но едва начавшийся приступ паники отступил, и она вновь могла дышать. – Я уехала из Венеции, чтобы начать новую… – Эстер осеклась. Слово «жизнь» звучало неправильно. Она не могла назвать свое пребывание в Палермо жизнью, скорее – ожиданием, толи смерти, толи пробуждения, но допускала, со стороны могло казаться иначе. – В общем, я не хотела что бы что-то или кто-то напоминал мне о прошлом. – То есть я, – спокойно заключил Дарио. Эстер кивнула, пытаясь смотреть куда угодно – на носки стоптанных туфель, обгрызенные до мяса ногти, трещинку в стене над полом, которую она все забывала закрасить, – только не на лицо Дарио. Он молча встал и направился к двери, постукивая тростью по старому паркету. Эстер провожала его взглядом, кусая губы, и сама не понимала, почему на душе так тоскливо. В повисшей тишине раздался скрип отворяемой двери и прощальный звон колокольчика. Дарио ушел. Эстер снова осталась одна.

6

Закрыв магазинчик на три часа раньше обычного, Эстер бесцельно бродила по городу до позднего вечера. Ветер трепал выпавшие из прически волосы и забирался под юбку, касаясь кожи ледяными пальцами. При мысли о том, что Дарио уже держит путь в Венецию, горло сковывал спазм, но слез не было. Эстер решила, что верно выплакала уже всю влагу, которая оставалась в ее тело. Вивьен нашла Эстер у фонтана на площади Претори ближе к полуночи. Она сидела на бортике каменной чаше, слишком усталая, чтобы идти дальше. – Эстер! – взвизгнула Вивьен, хватая ее за руку. От нее пахло сладкими духами, а платье из красного атласа в свете уличного фонаря блестело, как свежая кровь. – Ты с ума сошла? Ты где была? Я весь город оббегала, пока тебя искала! Чуть не умерла от беспокойства! – Вглядевшись в лицо Эстер, Вивьен осеклась и порывисто обняла ее. – Да ты вся холодная как лед! Идем, дорогая, идем. Я вызову экипаж. Когда они вернулись домой, луна выскользнула из объятий серых облаков, и уронила полосу света на пол мансарды, заставив тени жаться по углам. Вивьен помогла Эстер раздеться и нетерпеливо подтолкнула к кровати. – Под одеяло, живо. – Она вышла, а пару минут спустя вернулась с кружкой горячего молока. – Я в порядке, не нужно, – пролепетала Эстер, но Вивьен посмотрела на нее так строго, что она умолкла и отпила. Молоко обожгло рот и разлилось теплом в животе. Эстер только сейчас поняла, как сильно продрогла на ветру, и сделала еще один глоток. – Выпила? А теперь спи. Не уйду, пока не уснешь. Эстер закрыла глаза. Тусклый свет свечи золотил веки, и ей вспоминался жаркий полдень в Венеции, когда они с Тадди сидели в кафе, уплетая мороженое. – Вивьен? – Да? – Я люблю тебя. Эстер почувствовала, как Вивьен нащупала под одеялом ее руку и сжала своей теплой мягкой ладонь. – Конечно любишь, глупышка. И, поверь, это взаимно.

7

И познает любовь не любивший ни разу, и полюбит тот, кто уже отлюбил.

Дарио стоял в тени низкого балкона, наблюдая за Эстер. Она сидела в кафе через дорогу, пила кофе маленькими глотками и просматривала газету. Коричневое платье с оборчатым воротом – то самое, которое было на ней в их первую встречу – теперь сидело чуть свободнее, словно его забыли подшить. «Платье прежнее, а женщина в нем нет». Допив кофе, Эстер расплатилась с официантом и пошла вверх по улице в сторону цветочного магазина, звонко стуча маленькими каблучками по брусчатке. Дарио последовал за ней, держась на расстоянии. Впрочем, он сомневался, что она его заметит. Эстер, казалось, теперь мало что замечала. Дарио еще не видел ее вблизи, но от взгляда не укрылось, что она похудела, истончилась от горя, напоминая тонкую алтарную свечку, чей огонек едва теплился. Конечно, Дарио знал о планах Его Святейшества избавить мир от магии и долгие годы горячо их поддерживал. Правда с некоторых пор его убеждения дали трещину. Маленькую. Нет, он не возлюбил хаос, вот только стоило ли разрывать худой мир с ведающими, когда над Европой сгущаются тучи политических противоречий? Пусть магических сил они лишились, но человек, ведомый ненавистью и жаждой мести, способен на многое, а значит насилия и беспорядков не избежать. Но на этот раз Франциск остался глух к его доводам. Когда известие о том, что магии больше нет, дошла до горожан, журналисты бросились осаждать приемную Дарио, как сарацины – Иерусалим. Ему пришлось подтвердить официальную версию Ордена – Первозданный, устав терпеть бесчинства ведьм и ведьмаков, лишил их греховных сил, но в милости своей сохранил жизнь. Смехотворная по своей нелепости ложь (в конце концов, что мешало ему сделать это раньше?), но Дарио давно понял, что люди готовы поверить в любой вздор, принять за правду самые чудовищные небылицы, если их напечатали в газете. Чувства гораздо более упрямая вещь, чем факты. К счастью, Ричарду хватило благоразумия не наговорить глупостей в прессу. Он и без того дал немало поводов подозревать себя в неподобающих для Верховного инквизитора симпатиях к ведающим (особенно к одной ведающей, очень хорошенькой ведьмочке), от чего страдала репутация Ордена. Дарио не раз получал кляузы на Ричарда, но хода не давал, решив до поры до времени придержать этот туз в рукаве. Уладив самые срочные дела, Дарио отдал распоряжение проследить за Эстер Кроу. Разумеется, она попытается сбежать в Англию или, чего хуже, решит попросить защиты у Ричарда – карабинерам было велено пресекать попытки расправы над бывшими ведьмами и ведьмаками, но совладать с разъяренной толпой не так-то просто. Да и станут ли те добросовестно исполнять приказ? Если ходили на его проповеди, то едва ли. Поразмыслив, Дарио, скрепя сердце, отправил Эстер Кроу письмо с просьбой не покидать пределы Венецианского колледжа, пока не стихнут погромы и пыл горожан. Ответа, разумеется, не последовало. К вечеру следующего дня пришел с отчетом один из инквизиторов, отправленный на поиски. Дарио знал, что они бросают жребий, чтобы выбрать того, кто пойдет сообщать ему плохие новости. Ходил даже слушок, что он как-то заставил своего секретаря съесть бумаги, в которых тот допустил ошибку. Ложный разумеется, но в каком-то смысле даже полезный. Судя по испарине на лице и бегающим глазам, новости были хуже некуда. – Похоже, леди Кроу нет в Венеции, prete, – помявшись, признался инквизитор. – Похоже, кому-то урежут жалование, – холодно ответил Дарио. – Мы найдем ее, – пообещал инквизитор. – В самое ближайшее время. «Самое ближайшее время» растянулось на три месяца. Утешало только то, что Ричард преуспел в поисках беглянки не больше него. Дарио зажмурился и потер переносицу. Он знал, как оправдать перед Франциском свой интерес к дочери покойного Александра Кроу. Придумал не вызывающую никаких подозрений причину срочно отправиться в Палермо, но вот что он скажет самой Эстер? Обычно проще всего сказать правду, но не в его случае. Он всю жизнь стремился избавить мир от хаоса магии даже ценой мира и порядка, но к тому моменту, как это случилось, в его жизни и мыслях царил сущий бардак. Стоило радоваться, что воля Первозданного претворилась в жизнь столь малой крови, но, провожая Эстер Кроу взглядом, Дарио не чувствовал радости. Победа на вкус оказалась как пепел. Он получил все, что хотел, но потерял то, в чем нуждался на самом деле. Ведьма однажды – ведьма навсегда. Но чары, что взяли над ним верх, сотворила не ведьма, а женщина.

8

Эстер дрожала всем телом и никак не могла унять слезы. Дарио гладил ее по растрепанным белокурым волосам, вдыхая пряные запахи земли и цветов. Последних было так много, что магазинчик напоминал убежище сказочной феи. Вот только в жизни Эстер Кроу едва ли осталось место для сказок. Ему хватило минуты, чтобы понять – в этой женщине мало что уцелело от той самоуверенной ведьмы, которая с хохотом летела над площадью Сан-Марко. Отчаяние стесало с лица и фигуры прежнюю мягкость, сделав худобу почти болезненной. Но полная невинности прелесть английской розы, утратив обрамление из дорогих духов и модных платьев, непостижимым образом будоражила его еще сильнее. Звезды всегда сияют ярче, прежде чем погаснуть. Солнце струилось сквозь стекло витрины, опыляя бледное лицо Эстер светом, зажигая искорки в янтарных глаза под покрасневшими веками. Такая нежная, хрупкая и чистая, словно ангел. Слишком чистая для него. «Как же вы необыкновенно хороши, Эстер» Дарио провел большим пальцем по нежной щеке, стирая слезы вместе с грязным пятнышком, похожим на след цветочного грунта. Когда Эстер подняла голову, он заметил на ее шее синяк, и почувствовал болезненное желание коснуться его губами. Но ее доверие еще было хрупким, как первый лед, и он не хотел его ломать. – Что с вашей ногой? Дарио только сейчас понял, что опирался на больную ногу и даже не заметил. Не замечать исчезновения Эстер было куда сложнее. Он боялся, что найдет ее слишком поздно, чтобы что-то исправить между ними. Что она захочет уйти вслед за теми, кого потеряла. Но он успел, слава Первозданному… или Гекате? Страсть, какой бы греховной не была, никогда не уводила Дарио далеко от Бога. Что же в этой женщине заставляло его пренебрегать заповедями, в которые он верил всем сердцем? Чем дольше он размышлял над этим, не находя ответа, тем больше терял душевный покой, чувствуя изнуряющее желание, которое тем сильнее, чем дольше его не можешь утолить. В конце концов, выходит, что не такой цены, которую не готов заплатить, чтобы этот робкий огонек – радости в глазах, улыбки на губах – горел, не угасая, до конца дней.

9

Почему он заставляет ее мертвое сердце чувствовать? И, главное, зачем? – Ты такая бледная, моя милая. Уж не заболела ли? – обеспокоенный голос сеньоры Коломо заставил Эстер вздрогнуть. – Простудилась пару дней назад, но теперь все в порядке, не волнуйтесь. – Эстер натянуто улыбнулась и протянула женщине букет ирисов, обернутых в шуршащую бумагу. Сеньора Коломо заходила к ней почти каждую неделю за цветами и разными мелочами. Эстер подозревала, что ей просто хочется поделиться свежими сплетнями. – Ты уже ходила в новую кондитерскую, что на углу? – Эстер покачала головой. – О, ну тогда обязательно загляни. Какие там канноли, ох… а продавец, боже! Красавец! Ты как раз худенькая, одинокая, прямо то, что надо! – Сеньора Коломо, хихикнув, похлопала ее по руке и вышла, махнув букетом на прощание. Эстер задумалась. Может, и правда зайти? Ради канноли, разумеется. Ближе к полудню она решила сделать перерыв. Поясница ныла после перетаскивания ящиков с грунтом, а от тяжелых запахов роз разболелась голова. Стянув перчатки, Эстер ополоснула лицо в рукомойнике, закрыла дверь, перевернула табличку и направилась в новую кондитерскую. Июньское солнце омывало лучами черепичные крыши, заставляло сверкать воду в фонтанах и покрывало горячими поцелуями лицо Эстер. Пышные пальмы колыхались на ветру, воздух дрожал, пронизанный жаркой полуденной дымкой, а небо было таким голубым и безоблачным, что хотелось смеяться и плакать одновременно. В кондитерской негде было яблоку упасть. Эстер простояла в очереди почти четверть часа, с наслаждением вдыхая запахи свежей выпечки. «Тадди бы здесь понравилось» – от этой мысли на глазах навернулись слезы, и Эстер быстро смахнула их рукавом. Вдобавок к канноли она попросила завернуть ей пирог с вишней и пару булочек с апельсиновой цедрой – порадовать вечером Вивьен. – Приходите еще, прекрасная сеньора. – Продавец улыбнулся, показав ровные белые зубы и ямочки на щеках. – Будем вас ждать. Эстер кивнула. В мысли вновь закрался надменный образ Дарио Бартоломью. Стоило вернуться в магазинчик, но ноги сами понесли ее в сторону кафедрального собора. Дочери Гекаты нечего делать в доме Первозданного, говорил отец, но это было так давно, совсем в другой жизни, где подобные правила имели смысл. Это не Первозданный лишил ее семьи и магии, а люди. Самим богам похоже до них вообще дела не было. Прижимая бумажный пакет с выпечкой к груди, Эстер толкнула толстую дверь и шагнула, как она надеялась, под дарующие прохладу и уединение своды собора, прочь от душных испарений раскаленных улиц. Святые, скованные вечным сном в мраморе, взирали на нее застывшими глазами, равнодушные к любым горестям и радостям. Начищенный пол отражал огоньки лампад, а курящиеся кадильницы наполняли воздух дыханием душистых смол. Эстер села на самую дальнюю скамью и закрыла глаза. Покой. Даруют ли боги ей хоть такую малость? – Леди Кроу? Эстер вздрогнула и порывисто обернулась. Дарио стоял в проходе между рядами, в одной руке сжимая трость, а в другой какую-то книгу в потрепанном переплете. – Святой отец? – ахнула Эстер. – Я думала, что вы уже на пути в Венецию… – Позволите присесть? Эстер, помявшись, кивнула, сама не понимая, радость чувствует или тревогу. Наверное, все-таки тревогу за неуместную радость. – Простите, если расстроил вас, Эстер, но у меня еще остались дела в городе. – Нет-нет, я вовсе не то имела ввиду… – пробормотала она, краснея под его пристальным взглядом. – Не нужно притворства, Эстер. Мы с вами не друзья и никогда не будем. – Вот как… Дарио кивнул. – Я не дружу с красивыми женщинами. Его привычка говорить откровенные вещи с грубой прямотой, без тени веселья в голосе, не уставала ее поражать. Эстер, не удержавшись, бросила на Дарио быстрый взгляд и сразу же пожалела об этом. Он сидел слишком близко, прижимаясь бедром к ее бедру и смотрел не так, как положено священнику смотреть на женщину. – К слову, что это у вас в руках? Такой соблазнительный запах. – Вишнёвый пирог и сладкие булочки. Купила в новой кондитерской на углу. Клиентка посоветовала, сказала… – Эстер запнулась. Нет, Дарио совершенно не обязательно знать обо всем, что сказала сеньора Коломо. – Эстер, я знаю, что вы не находите мое общество приятным, но позвольте предложить вам чаю. К вечеру выпечка остынет и будет уже не такой вкусной. – Вообще-то мне нужно… ох, ну ладно. – Эстер не нашла в себе сил отказать Дарио. В любом случае, это ничего не значит. Просто чай и, может быть, небольшая светская беседа, содержание которой они оба не вспомнят уже на следующий день. Дарио провел ее в небольшую светлую комнату и указал на оббитое зеленым бархатом кресло. – Я скоро вернусь. Только не убегайте снова, хорошо? Снова? Это про ее отъезд из Венеции или..? Поняв, что Дарио ждет ответа, Эстер кивнула. Когда он ушел, она откинулась на мягкую спинку и постаралась расслабиться. Взгляд бездумно скользил по книжным полкам, которые занимали всю противоположную стену, по крепкому дубовому столу, обтянутому красным сукном, узким витражным окнам, золотому подсвечнику с тремя оплывшими свечами, аккуратным стопкам бумаг и остановился на растениях в горшках – несколько листочков пожелтели, и у нее возникло нестерпимое желание подойти и сорвать их. Большие напольные часы отсчитали десять минут, когда Дарио вернулся с подносом в руках. – Молоко я тоже принес, не переживайте. Я знаю, что вы, англичане, любите чай именно с молоком. Эстер не сдержала горького смешка. Как бы ей хотелось, чтобы все сложности в ее жизни ограничивались только отсутствием молока в чае. – Зачем вам это нужно? – Она кивнула на поднос с двумя дымящимися фарфоровыми чашками, вазочкой с вареньем, сахаром и молочником. Дарио сел за письменный стол и устремил на нее пронзительный взгляд голубых глаз. – Исполняю свой долг. – Какой именно? – Пейте чай, Эстер. С булочкой. Если в прежние времена она бы заупрямилась, вспылила, а может даже плеснула это самое молоко в его невыносимо спокойное лицо, то теперь у нее не было ни сил, ни желания спорить. Что бы Дарио не задумал, ей нет до этого дела. А выпечку и правда лучше есть с чаем. – Ответ на ваш вопрос очень простой – я священник. Мой сан обязывает утешать скорбящие сердца. – Даже если вы сами стали причиной их скорбей? – Мне жаль, если я стал их причиной в вашем случае. Правда. Эстер взглянула на него поверх дымящейся чашки. Отчего-то ей очень хотелось верить словам Дарио, хотя она понимала, что это глупо. Впрочем… ей уже нечего терять. Эстет положила в чай два кусочка сахара, подлила молоко, размешала и сделала глоток. – Скажите, святой отец, как бы вы утешили человека, который знает, что попадет в ад? – Я бы посоветовал ему раскаяться в грехах. Искреннее покаяние и молитва могли бы смягчить его участь. Эстер покачала головой. – Вы не поняли… ему никак не избежать ада. Все уже сделано, и ничего не изменить. Взгляд Дарио стал испытующим. – Вы ведь себя имеете ввиду? Но насколько я знаю, ваша вера не предусматривает концепцию ада. – Ад – это то, во что начала превращаться моя жизнь со смерти брата. Теперь я в нем живу, и мне не спастись. Никому меня не спасти, тем более вам. Губы Дарио дрогнули, словно он хотел что-то сказать, но передумал. Эстер сделала еще глоток. Рука дрожала, и немного чая пролилось на платье. – Для вас магия – это хаос, грех, грязь, а для меня – суть и смысл жизни. Если бы вас лишили вашей веры, забрали саму возможность молиться, можете представить, чтобы вы чувствовали? Если да, то поймете, что чувствую я. Поставив чашку обратно на поднос, Эстер встала. В груди клокотал гнев. Ей хотелось, чтобы хоть на минуту ему стало так же больно, как и ей. Чтобы он действительно понял. – Мне пора возвращаться к работе. Спасибо за чай. Дарио потянулся через стол и накрыл ее ладонь своей. Растерянность на его лице уступила место сочувствию. – Эстер, моя вина в том, что случилось, кажется вам очевидной, но поверьте, я бы никогда с вами так не поступил… Она смерила его холодным взглядом и вырвала руку. – Единственное, в чем мне повезло – это иметь деньги. Без них пришлось бы выбирать между папертью, панелью или петлей. Видите ли, ваша церковь ненавидит не только ведающих, но и женщин. Развернувшись на каблуках, Эстер выбежала из комнаты прежде, чем из глаз брызнули слезы.

10

Когда Дарио вновь появился на пороге ее магазинчика, Эстер, спасибо опиумной настойке, не стала хвататься за ножницы. Окинув себя беглым взглядом, – голубое платье с кружевным воротничком и плиссированной юбкой, чистые руки и любимые туфли на низком каблуке, старые и удобные, как супруг после сорока лет брака – она вышла из-за прилавка ему навстречу. – Вы что-то забыли здесь с прошлого визита? – Нет, – ответил Дарио. В руках он держал бумажный пакет, от которого пахло ванилью и корицей. – Это вы кое-что у меня забыли. Эстер погрозила ему пальцем. – Врать нехорошо, особенно священнику. Вы ведь сами это купили. – Разумеется. Ваши булочки и пирог за три дня высохли, но эти, поверьте, ничем от них не отличаются. Только свежие. Эстер склонила голову на бок. – Выходит, не так уж и много у вас работы в Палермо, раз находится время подрабатывать доставщиком. Дарио вскинул брови. – И чем же вы собираетесь отплатить за мой труд? – Могу дать вам пощечину. Или скажу констеблю, что вы меня преследуете. – Жаль. Я бы предпочел поцелуй. Эстер рассмеялась, скрывая волнение. – Думаю, вы бы предпочли кое-что другое. Дарио вежливо улыбнулся, и сердце Эстер забилось чуть быстрее. Как же он все-таки безжалостно красив. Она хотела сопротивляться этой красоте, хотела чувствовать себя несчастной, потому что ни на что другое не имела права, но радость при одном его появлении прорастала сквозь сердце ядовитыми шипами. – Как можно любить того, с кем никогда не будешь счастлив? – Осознав, что произнесла это вслух, Эстер отвернулась. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. – Простите, я задумалась. Оставьте выпечку на прилавке и… – Мужчина, которого вы полюбите, будет полным дураком, если не попытается сделать вас счастливой. Спокойный голос Дарио ударил ее под дых. Эстер прижала ладони к щекам, не в силах вымолвить ни слова. В разлившемся между ними молчании ее учащенное дыхание было подобно признанию. – Эстер… Она помотала головой, отказываясь отвечать и отказываясь смотреть на него, уверенная, что иначе пропадет навсегда. Дарио осторожно отнял ее руки от лица и приподнял за подбородок. Эстер сперва ощутила щекочущий ноздри аромат чабреца, а мгновение спустя почти невесомое прикосновение к губам и ладони – тяжелые и широкие – у себя на талии. Они держали ее мягко, но уверенно, и Эстер откуда-то знала, что если захочет прервать поцелуй, Дарио ее отпустит. Вот только ей не хотелось. Покой. Она нашла его там, где ожидала меньше всего. Казалось, Дарио затмил для нее весь остальной мир, окутал ласковым теплом, будто солнце, что смиряет свой зной к вечеру. Был воздухом, чистым и свежим, от которого кружилась голова. Сладким сном, от которого не хотелось просыпаться. Впервые за долгое время Эстер стало легко и свободно, будто она вынырнула из темного ледяного омута, и теперь ощущала иную жажду – не смерти, а жизни. Жажду его губ и рук, объятий и поцелуев. Утолить ее было просто, достаточно избавиться от тонкой ничтожной преграды – собственной одежды. Дарио вдруг отстранился, тяжело дыша. Эстер заморгала, приходя в себя. Наваждение от его близости медленно отпускало, и на место волшебству пришел стыд. – Давайте не будем торопиться. Прошу не ради меня, но ради вас. Эстер закусила губу. Он был прав, но робость, проклятая робость вновь лишила ее голоса. Было куда проще, когда Дарио просто обнимал ее, не заставляя встречаться с ним взглядом. Она боялась увидеть в его глазах слишком многое… или не увидеть вовсе ничего. Ни тени тех чувств, которые мучали ее саму. – Когда вы уезжаете? – спросила Эстер. – Когда решу, что закончил все дела. – Значит, точной даты нет? Дарио провел пальцем по ее щеке, убирая за ухо выбившуюся прядь. – Я не оставлю вас, Эстер, даже если мне придется вернуться в Венецию. Она мягко высвободилась из его объятий и, встав напротив окна, обхватила себя руками. Свет струился сквозь стекло, окутывая ее жаром, но холодная пустота внутри при мысли о Венеции никуда не делась. – Я туда не поеду. Она услышала за спиной шорох рясы, а следом почувствовала легкое как прикосновение перышка дыхание на своей шее, навевавшее мысли о летних ночах, полных неги. По спине пробежала дрожь, заставляя изнывать от непонятного томительного чувства. – Мы что-нибудь придумаем. Мы. прежде Эстер и в голову бы не пришло, что Дарио Бартоломью, ужасный Дарио Бартоломью, фанатик и ненавистник магии, человек, что так гадко обошелся с ней в доме дожа, захочет быть с нею. Наверное, она все-таки сошла с ума, и болезнь оказалась заразной.

11

С того самого дня они встречались почти каждый день в одно и то же время. Как только стрелки часов приближались к часу, Эстер закрывала магазинчик, вешала табличку "Закрыто" и шла в кафедральный собор. В кабинете Дарио к тому времени ее ждал горячий обед, чай с мятой и десерт. Сперва Эстер пыталась бунтовать против его попыток поиграть «в папочку», но потом смирилась. В конце концов, что она может поделать, если даже Вивьен не оставляла попыток ее откормить? Вспомнить хотя бы их прошлый разговор за завтраком. – Дорогая, я все понимаю, но ты скоро превратишься в анатомическое пособие. Чем ты питаешься, воздухом? А может… – ее взгляд стал хитрым. – Любовью? Эстер замотала головой и с удвоенным пылом налегла на яичницу с сыром и помидорами, лишь бы избежать опасной темы. В остальном Эстер нравилось проводить время с Дарио. Сильнее, чем хотелось признаваться себе или ему. Он расспрашивал ее о детстве, учебе, работе с проклятиями, проявляя при этом, как ей казалось, совершенно искренний интерес, а в ответ рассказывал о себе порой неожиданные вещи. – Вы ходили на открытые лекции в Венецианском колледже? – воскликнула Эстер, едва не подавившись чаем. – Не может быть! Дарио пожал плечами. – Что вас так удивляет? Чтобы победить, нужно прежде хорошо узнать своего вра…, – он осекся и прочистил горло, – оппонента. Но это было давно. Еще до того, как я принял сан. – Может вы и с ведьмой встречались? – рассмеялась Эстер. – Ну знаете, исключительно из научного интереса. Дарио наклонился, ловко выхватил из ее пальцев недоеденное печенье с медово-ореховой начинкой и отправил в рот. – Эй! – Неплохо. – Дарио вытер платком испачканные в сахарной пудре пальцы. – Но я знаю кое-что послаще. – Он обошел стол, приподнял ее лицо за подбородок и лизнул губы, словно мороженое. У Эстер перехватило дыхание. – Вы – единственная ведьма, с которой я был. А еще самый вкусный десерт во всей Италии. Эстер рвано выдохнула в его приоткрытый рот. Тело стало слабым, как желе, а разум привычно поплыл. То, как Дарио действовал на нее, одной своей близостью внушая трепет и вожделение, было сродни магии. – Эстер, не смотрите на меня так, – хрипло попросил он. Его бледное напряженное лицо казалось вырезанным из мрамора, а в голубых глазах горело желание. Эстер стало жарко, несмотря на царившую в комнате прохладу. – Как? – тихо ответила она. – Будто хотите, чтобы я… – Дарио резко оборвал себя и впился в ее губы жадным поцелуем. Эстер ощутила, как его горячий язык скользит вдоль ее языка, ласкает и исследует рот, рождая ноющую тяжесть между ног. Она сдвинула бедра в безнадежной попытке избавиться от нее, хоть немного ослабить тугой узел нужды. Дарио с тихим вздохом оторвался от ее губ и опустил голову ниже. Горячее дыхание опалило Эстер шею, заставив сердце забиться еще быстрее. Нет, когда-нибудь он доведет ее до сердечного приступа. Одной рукой Дарио мягко толкнул ее на диван и задрал юбку, медленно провел ладонью по шелковому чулку и остановился там, где начиналась голая кожа. – Эстер…? – Да, – выдохнула она. – Да. – Вы не пожалеете, – пообещал Дарио и опустился на колени между ее раздвинутых ног. Эстер зажмурилась, почувствовав прикосновение губ к внутренней поверхности бедер. Дарио не торопился, его поцелуи были легкими и нежными, словно она была хрупкой фарфоровой статуэткой, которая разобьется от любого неосторожного движения. Эстер овладело предвкушение – пусть она неопытна, но Дарио уж точно знает, что нужно делать. Он развел ее ноги еще шире, так что одной пяткой она упиралась в ковер, а другой – в подлокотник дивана, скользнул рукой под белье и коснулся ее промежности. Эстер, вздрогнув, попыталась свести колени, но Дарио, продолжая выписывать языком огненные узоры на ее коже, не позволил это сделать. Его хватка бережная, но крепкая, а взгляд такой темный, что Эстер чувствовала себя кроликом в кольцах змея-искусителя. Даже воздух в комнате, казалось, сгустился, а солнце за окном заслонила туча. – Не бойтесь, я не сделаю вам больно. И Эстер сдалась. Отбросила приличия, чтобы получать то, в чем горячо нуждалось телом и душой. Дарио, словно гамельнский дудочник, своим низким хрипловатым голосом лишал ее воли, и она в каком-то забытье позволила ему, совершенно постороннему мужчине, снять с нее платье и кружевные панталоны, уже насквозь промокшие. Тянущее чувство пустоты между ног стало почти нестерпимым. Эстер слегка заерзала на подушке в поисках облегчения от нарастающего возбуждения, но подарить его мог только Дарио. Он легонько подул на ее разгоряченные складки, раздвинул и провел языком, собирая влагу. Эстер вскрикнула и дернула бедрами навстречу, почти мгновенно устыдившись своей несдержанности. Длинные пальцы Дарио на ее ногах сжались чуть сильнее, прижимая к дивану. Эстер ненавидела его за выдержку, и, одновременно, восхищалась. Интересно, если бы это она опустилась перед ним на колени, он бы устоял? Между тем Дарио осторожно коснулся языком бугорка над входом, и Эстер пришлось прикусить губу, чтобы не застонать. Все мысли разом вылетели из головы, а под кожей вспыхнул пожар. Неторопливые размеренные движения сводили с ума, однако Эстер надеялась, что эта изысканная пытка продлится как можно дольше, прежде чем ее сокрушит удовольствие. Она знала про подобный вид утех, но не ожидала, что святой отец окажется человеком настолько… настолько широких взглядов. Дарио долго ласкал ее, то замедляясь, то ускоряясь, доводя до исступления, в котором она, как в бреду, бормотала его имя. В какой-то момент – все происходящее казалось Эстер сладким безумием, мороком, наваждением – к языку присоединились пальцы, а к наслаждению примешалась боль от проникновения. Дарио был везде – и внутри, и снаружи ее подрагивающего, ноющего от желания тела. Эстер не знала, сколько прошло времени, может, всего минута, а может – вечность, прежде чем его пальцы взяли постоянный темп, а рот накрыл клитор, массируя и посасывая. В какой-то момент удовольствие достигло предела, и тело Эстер прошила судорога. Забыв про стыд и осторожность, она выгнула спину и не сдержала крик, растворяясь в невозможно ярких и пронзительных ощущениях. Комната перед глазами вдруг расплылась мутным пятном, дыхание сбилось, ноги задрожали от усталости, словно она долго, очень долго бежала, спасая свою жизнь. …божемойбожемойбожемойбоже… Все еще подрагивая от пережитого удовольствия, она закрыла лицо руками, ни в силах ни говорить, ни ясно мыслить. – Эстер, вам плохо? Она покачала головой, сглатывая нервный смех. Нет, ей не было плохо – напротив, так хорошо, что это пугало. Хотя руки у Дарио теплые, шелк рясы такой холодный, что ее голая кожа, влажная и чувствительная после близости, покрывается мурашками. Следом приходит дрожь, такая сильная, что зуб на зуб не попадает. – Эстер… – голос у Дарио встревоженный, отчего Эстер стало стыдно. Все-таки для него она оказалась во всех отношениях неудобной женщиной, даже без магии. Набравшись смелости, она отняла руки от лица и посмотрела на Дарио. Светлые почти белые волосы разметались по плечам, влажные губы совершенно бесстыже покраснели, а на щеках выступил слабый румянец. Эстер смотрела на него и не могла наглядеться – в эту минуту он показался ей самым красивым мужчиной на свете. – Как думаете, что это? У нас с вами? – Думаю, вы и сами знаете. Эстер кивнула. Выходит, что так.

12

Сегодня Эстер решила взять выходной – впервые за несколько месяцев. Но даже в ленивой утренней полудреме она думала только о Дарио. Кажется, он теперь всегда рядом – в мыслях уж точно. Интересно, он так же безумно влюблен, как и она? Нет, не может быть. Кто угодно, только не он. Тадеуш. Астерий. Отец. Дарио. Неужели она счастлива? Крик Вивьен заставил Эстер резко проснуться. Хлопок дверью – странно знакомый, а следом вспышка света от распахнутых штор. Эстер села в кровати и потерла слезящиеся от яркого солнца глаза. – Что случилось? – Случилось. – Голос Вивьен дрожал, словно она едва сдерживалась, чтоб не расплакаться. Эстер пронзил страх, тревожное предчувствие беды, от которого во рту мгновенно стало сухо. – Вот. Она взяла из рук Вивьен газету и медленно развернула. Заголовок на первой полосе вышиб из нее весь воздух: Его святейшество, Франциск де Неро мертв. Убит…бывшей ведающей, Лукрецией Фиоре. Эстер охватила оторопь вперемешку с мстительным торжеством. «Надеюсь этот мерзавец, черт возьми, страдал перед смертью». – Это плохо… – Это ужасно! – Вивьен принялась мерить шагами комнату, нервно теребя пояс халата. – Как думаешь, Орден начнет новые гонения? Эстер беспомощно пожала плечами. После таких новостей больше всего хотелось уснуть и не просыпаться, но Вивьен была так взволнована, что она чувствовала своим долгом успокоить ее, хотя обстоятельства вновь складывались самым скверным образом. Если Орден захочет, то сожжет всех, до кого у него только дотянутся руки. Стоило немедленно собирать вещи и бежать прочь из Италии… прочь от Дарио. То, что между ними было, станет воспоминанием, а затем поблекнет и исчезнет, как ночь с рассветом. Эстер сглотнула и усилием прогнала из голоса слезы. – Мы не можем знать, что предпримет Орден. Не нужно паниковать раньше времени. Давай пока подождем, а если дела станут совсем плохи - уедем. Лоб Вивьен разгладился. Она энергично закивала. – Да-да, ты права. Вот ведь я дурочка. В конце концов, Италия – еще не весь мир. Всегда можно перебраться в США, там у Ордена нет власти. – Вивьен наклонилась и звонко чмокнула ее в щеку. – Пойду сделаю кофе. Ты будешь? Эстер покачала головой. – У меня мигрень. Побуду сегодня дома. Вивьен сочувственно улыбнулась и сжала ее руку. – Может мне сходить в аптеку? – Не надо. Посплю и само пройдет. Поколебавшись, Вивьен кивнула и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Эстер задернула шторы, утопив во мраке каждый уголок своей комнаты, легла на кровать, свернулась калачиком и закрыла глаза. Усталость была такой сильной и отупляющей, словно она бодрствовала несколько ночей подряд. Из вязкого омута сна ее вырвал шум за стеной. Кажется Вив с кем-то ругалась. Звон посуды заставил Эстер окончательно проснуться. С тяжелой от пересыпа головой, она натянула рубашку, которая прежде принадлежала Тадди, сунула ноги в тапочки и выглянула в коридор. Заметив ее, Вивьен подпрыгнула и обернулась. – Вломился, чуть дверь не снес! – возмущенно воскликнула она, указывая половником в сторону Дарио. Он стоял напротив, скрестив руки на груди, и загораживал своей высокой фигурой проход – не обойти, как не старайся. – А еще священник! Ты этого типа знаешь вообще? А то он сказал, что вы знакомы. Эстер застыла, пригвожденная к месту отчаянной щемящей тоской. Дарио впился в нее взглядом. Тонкие губы дрогнули, словно он хотел сказать что-то, но передумал. – Да, знаю. Можешь выйти ненадолго? Вивьен надулась. – Вот еще. Что я за подруга, если оставлю тебя наедине непонятно с кем? Эстер подавила вздох. – Все в порядке, Вив, просто подожди за дверью, хорошо? Святой отец скоро уйдет. – Она бросила предупреждающий взгляд на Дарио. Тот, помедлив, кивнул. По лицу Вивьен было видно, что она сгорает от любопытства. И не хочет так просто отступать. – Вив, – с нажимом повторила Эстер. – Ну ладно-ладно. Я буду поблизости, если что – кричи. – Пригрозив Дарио половником, она ушла в свою комнату, бормоча под нос. Когда за Вив захлопнулась дверь, Дарио в два шага настиг Эстер и заключил в объятия. – Я боялся, что вы наделаете глупостей, когда увидите утренние газеты. Эстер мягко высвободилась и потянула Дарио в свою спальню. – Вив хотела, но я убедила ее отложить глупости на потом. – Эстер села на кровать и, помолчав, призналась, – Ей страшно, да и мне тоже. Вдруг Орден решит, что лишить нас магии было недостаточно? Что, если… Дарио отложил трость, опустился рядом и мягко обнял ее за плечи, притягивая к себе. – Ни вас, ни вашу подругу и пальцем не тронут, обещаю. – А других? – быстро спросила Эстер. Дарио сдвинул брови. – Невиновные не пострадают. Про остальных такого сказать не могу. – Ясно. – Эстер облизнула сухие губы. – И что нам делать? – Вам? Вести себя тихо, как мышка среди котов, хорошо питаться и не работать допоздна. А вот мне придется вернуться в Венецию на выборы нового Первосвященника. В голову Эстер вдруг пришла мысль, заставившая ее похолодеть. – А если выберут вас? – Я откажусь, – не задумываясь, ответил Дарио, словно уже размышлял над этим вопросом. – Должность Первосвященника предполагает походы в свет, а я предпочитаю оставаться в тени. – Исповедальни? Дарио улыбнулся. – Что сказать? Порой это сулит очень интересные знакомства. – Он зарылся пальцами в распущенные волосы Эстер и прижался губами к ее губам, чуть сжав ладонью горло. Приоткрыв рот, она позволила ему углубить поцелуй. Ей не было спокойно, нет, близость разлуки лишь обостряла и без того свежие чувства. Оторвавшись от ее губ, Дарио провел большим пальцем вдоль гортани и поцеловал старый след от ожога. Он не спрашивал, как она получила этот шрам, и Эстер была ему за это благодарна. – Я буду писать вам так часто, как смогу. И даже не думайте снова убежать, не предупредив меня. В крайнем случая, я сам пришлю за вами транспорт. Вы все поняли, Эстер? – Я подумаю. – Она не собиралась вредничать, но слова вырвались сами собой, будто из чувства противоречия. Дарио, пугающе спокойный, приблизился к ней почти вплотную. Эстер показалась, что даже воздух между ними нагрелся, обжигая легкие. – Хотите поиграть с огнем? Не стоит. – А если я все-таки рискну? По тонким губам Дарио скользнула улыбка. – Приберегите ваш пыл до нашей следующей встречи. Обещаю, мне будет, чем вас порадовать. – Его голос упал до хриплого шепота. Эстер порадовалась, что в полумраке Дарио не может видеть ее румянец. – Будешь скучать по мне, моя звездочка? – Да. – Эстер не смогла бы ему солгать, даже если бы захотела. – Очень хорошо. Чем горестнее разлука, тем слаще новая встреча. А наша будет очень сладкой.

13

Эстер сидела на песке, скрестив ноги. Хотя в небе еще властвовала ночь, в том месте, где оно целовалось с небом, уже брезжил рассвет, пронизывая воду багряными лучами. Три дня назад газеты сообщили, что конклав, наконец, объявил имя нового Первосвященника, а прошлым вечером Эстер пришло письмо от Дарио. Он писал, что после интронизации новоизбранного главы Святого Престола, намерен, не задерживаясь, вернуться в Палермо. «Интересно, какую причину он придумает на этот раз?» – размышляла Эстер, раз за разом перечитывая письмо. За долгие четыре недели их накопилась целая стопка. В отношениях на расстоянии была своя прелесть, к тому же Эстер пользовалась возможностью еще раз обдумать все, что с ней случилось. Когда она узнала о смерти Тадеуша, то в первый раз по-настоящему испугалась. Страх пробрал до самых костей и, казалось, поселился в ней навечно. В двадцать семь лет смерть кажется чем-то далеким, а вышло так, что она ближе, чем собственная тень. Хотя новая рана – потеря магии и отца только обострила боль от гибели брата, благодаря Дарио, жизнь отныне не казалась ей хождением по битому стеклу. У Эстер открылось второе дыхание, и эта мысль уже не вызывала чувства вины. Она не знала, чего хотел бы отец, но вот Тадди точно бы не обрадовался ее страданиям. И она решила, что будет счастлива – назло Ордену и всем, кто желал ведающим зла. Что касается Дарио, то Эстер нечего было предложить ему, кроме своих чувств – а они имеют ценность лишь тогда, когда привязанность взаимна. Пожалуй, владей она как прежде магией, никогда бы не была до конца уверена, что Дарио дорожит ей как женщиной, а не использует, чтобы подобраться поближе к Ковену. Эстер потянулась, с наслаждением вдыхая прохладный воздух, пахнущий солью. Интересно, скучает ли Дарио по ней так же сильно, как она по нему? Засыпает и просыпается с одним и тем же образом в голове и именем на губах? Хотелось верить, что да. Эстер вдруг ощутила щекотку в животе и странный жар, который волнами растекся по всему телу. Почти одновременно с этим в небе вспыхнул фейерверк ярких искр. Красные, синие, зеленые и оранжевые всполохи озаряли небо и пестрым дождем падали в шелковистое море. Магия. Это была магия. Она вернулась в тот самый миг, когда она приняла ее утрату. Теплый шершавый язык лизнул Эстер в щеку, а кожу на шее защекотал теплый мех. – Мур! А по мне ты скучала, моя ведьма?