Мы в ответе за тех...

— Эрми́! Как давно мы с тобой не виделись! — приподнимаясь с кресла и раскрывая ей объятия, сказал Анри. Он смотрел лишь на нее и словно бы не обратил внимания ни на фантом, ни на Драко в облике Одри. Гермиона отшатнулась, всем видом давая понять, что не собирается отвечать на объятия. Она была бледна, чуть задыхалась от бега и не могла вымолвить ни слова. Фантом Драко медленно растаял: он свою задачу выполнил. Сам Драко в женском обличье стоял, сжимая в руке пистолет. — Кто это там у тебя?.. В мастерской? — невозмутимо спросил Анри. — Это та, о ком я думаю? — Анри? Как ты... здесь оказался? — это был глупый вопрос, квартира была его. — Прибыл из Марселя. Вошел в квартиру. И что я вижу? Это ведь твоя начальница, как я догадываюсь. Та самая, которой ты когда-то восхищалась, а? Я говорил тебе, что она стерва. Что, довела тебя до того, что ты посадила ее под замок? — и вот тут он, наконец, всмотрелся в лицо Малфоя. — Не понимаю. Их что, две?! Эрми, что происходит?! — Давайте все сядем и поговорим, — сочным мужским баритоном сказала Одри, демонстративно убирая пистолет. То ли действие оборотного уже ослабевало, то ли от волнения Малфой говорил своим голосом. А скорее всего не счел нужным скрывать свой истинный пол. Анри быстро сопоставил всю увиденную информацию. Он был чертовски неглуп. Опустился в кресло и расслабился. — Ладно. Я доверяю тебе, любовь моя (Гермиона поморщилась, как от боли). Если у тебя есть основания, чтобы та дама сидела в моей мастерской, я не буду вмешиваться. Если ты полюбила трансвестита, что ж, и это дело твое. Но возникает вопрос: где МНЕ преклонить свою головушку? Могу ли я остаться здесь, в этой квартире, или этим нарушу ваши планы? И как долго продлится эта игра в тюремщиков и пленницу? Гермиона и Драко переглянулись, усаживаясь на барные кухонные табуреты. — Анри, я вынуждена просить тебя оставить за нами эту квартиру еще на две недели. Это очень важно для меня. Моя квартира пустует, она в твоем полном распоряжении. Предлагаю плату за аренду твоей квартиры, сумму назови сам. Я прошу тебя о неразглашении того, что ты увидел здесь. Эта дама опасна, но через две недели она станет беззубой коброй, лишившейся своего яда. — О какой плате речь? Эта квартира два года была твоей, побудет твоей и эти две недели. Не надо платы. Хорошо, Эрми, я принимаю остальные условия. Не хочу усугублять твои проблемы. Разглашать не собираюсь, хочешь — дам Непреложный обет. Но, мон амур, у меня есть заказ, а все мои инструменты там, в мастерской. — Пойдем вместе, возьмём всё, что нужно. Только, должна предупредить, магия в квартире отсутствует, выносить инструментарий и холсты придется по-магловски, физическим образом. — Знаешь, Эрми, у меня есть предложение. А что если я поработаю прямо там, в мастерской. — Малфой, слушая его, нахмурился. — У меня заказ в частную коллекцию на хара́ктерные женские портреты. Та дама, что сидит в заточении, очень фактурна, она прямо-таки излучает страдание и ненависть. Ненависть и страдание. Я просто загорелся ее написать. Разумеется, вы закроете меня в мастерской. Вместе с ней. — Нет, Анри, это исключено. Мы не хотим вынимать тебя оттуда расчлененного на куски. Она способна на всё. Если так хочешь, вот тебе монитор. — Ты издеваешься? Я могу писать только натуру. Насчет безопасности — у меня всегда с собой газовый баллончик, ты же знаешь. Кроме того, мне кажется, она вовсе не будет против. Я прямо спрошу у дамы, не согласится ли она стать героиней моего полотна. — Нет, это невозможно! — твердо сказал Драко. Был откровенный диссонанс между его женским обликом и мужским голосом, который уже не было смысла скрывать. Хотя ощутимые изменения в мужскую сторону уже затронули и его внешность. — Анри, ты реально создаешь угрозу всему нашему делу. Ты ничего не знаешь. Это для тебя игра, а для нас это грань между жизнью и смертью. — Но вы же заходите туда, находитесь там. Ну позвольте мне хотя бы просто спросить у нее, может, и ей эта идея будет не чужда, отвлечет от мрачных мыслей. — Гермиона, нет! — сказал Драко, видя, что та колеблется. Он знал, как сильно ее удручало, что Одри всё время пленения находится в полной апатии. Он чувствовал, что Гермиона всерьез опасалась за здоровье и рассудок их пленницы и переживала по этому поводу. Держать кого-то против воли, быть надзирательницей оказалось очень сложным испытанием для Грейнджер. Будучи от природы доброй и эмпатичной, будучи по природе своей “антитюремщицей”, Гермиона всячески старалась подбодрить затворницу, вовлечь ее в любую активность, лишь бы та не лежала часами как сломанная кукла, глядя пустыми глазами в потолок. Да. Драко имел право диктовать. Ведь это его жизнь стояла на кону. До октября дело должно было решиться так или иначе, но незыблемым было одно: при неисполнении Непреложного обета магия гарантированно убьет нарушившего клятву. А если ожидаемые изменения с Одри не произойдут, Драко обязательно эту клятву нарушит. Однако, глядя как глаза Гермионы расширились и наполнились слезами, Драко сказал: — Ладно. Если она даст согласие, можете рисовать. Час в день вас устроит? Но только одно условие: никаких переговоров с этой женщиной. — О, спасибо, мисс! Или мистер? — насмешливо оглядывая фигуру Малфоя, сказал Морришаль. — Идемте! Втроем они спустились в подвальный этаж, в мастерскую. По пути Гермиона чуть отстала, пытаясь краткими репликами объясниться с Драко, оправдаться за свою слабость, но он лишь сжал ее ладонь: проехали, всё нормально. Одри встретила их настороженным взглядом, стоя у дальней стены. Она действительно представляла собой красивое зрелище, красивое в своей выразительности: всклокоченные волосы, сжатые кулаки и выражение ярости на прекрасном изможденном лице. Ни дать ни взять, борец, не сломленный пытками, перед расстрелом или перед лицом Авада Кедавры. — Мадемуазель Одри, — светски учтиво обратился к ней Морришаль, выходя на середину комнаты. — Я художник. Это моя мастерская. Я пришел за своими инструментами. И что же я вижу здесь? (Он обвел разгромленную комнату широким жестом). Я вижу Музу, прекрасную в своих чувствах и своем мирском воплощении. Позвольте мне, пигмею недостойному, попытаться запечатлеть ваш образ на холсте. Гермиона с Драко переглянулись и едва удержались от нервного смеха, так напыщенно и неуместно в этой обстановке звучали слова Анри. Но Одри даже бровью не повела. Королевским жестом поправила растрепанную прядь волос и распрямила и без того безупречно прямую спину. — Сколько времени это займет? — словно она была очень занята и пыталась выкроить время в своем невероятно плотном графике. — Вы же отдаете себе отчет в том, что прерываете мое уединение. Я соглашусь лишь с условием, что эта картина будет принадлежать мне. Назовите вашу цену. — Но, мадемуазель… — замялся Анри, а потом твердо сказал: — Она будет вашей совершенно бесплатно. Я сам готов заплатить за право писать ваш портрет. Мне понадобится час в день вашего времени, и так четыре-пять дней. Я смею надеяться? — Как ваше имя? — Анри Морришаль, к вашим услугам. — Приступайте, Анри — царственно махнула рукой Одри. — Потом сочтемся. Гермиона усмехнулась: вот примерно так когда-то Анри добивался ее расположения. Кроме художественного таланта Господь наградил его роскошным талантом обольстителя. В мастерской царил хаос. Принесенные Гермионой вещи, призванные скрасить быт пленнице, валялись разбросанные вперемежку с черепками разбитых статуй и обрывками картин. Анри расчистил подиум для Одри, а себе место ближе к двери, достал из-за шкафа складной мольберт и начал колдовать (без магии, естественно, в переносном смысле) с его установкой. Достал из шкафа необходимые принадлежности, и все это невозмутимо-деловито, словно вокруг самая обычная обстановка. И Одри, сохраняя горделивую осанку, стояла на подиуме, словно вознеслась над суетой и отрешилась от несовершенства этого мира. Она не обращала никакого внимания на других людей, на немытые и нечесаные более двух недель волосы, на запавшие щеки и темные круги под глазами. Она действительно выглядела по-королевски. Гермиона в который раз почувствовала силу духа этой незаурядной женщины. Малфой сделал знак, и они потихоньку вышли, оставив художника и его музу вдвоем. Уходя, Драко шепнул Анри: “Никаких разговоров”. Вернулись на кухню и некоторое время наблюдали через монитор, что происходит в мастерской. Но в мониторе было не разглядеть, соблюдают ли те двое это правило. Видна была только спина Анри, Одри вся как на ладони. Позировала художнику. Она время от времени что-то говорила, но камера не передавала звуки. Около часа Анри находился в мастерской, затем, услышав звуки открываемого засова, завесил тканью неоконченный портрет, неторопливо промыл кисти. Его ожидал Драко, уже принявший свой естественный облик. Неприязненно покосившись на него, Анри выспросил у Гермионы адрес ее квартиры и закрыл за собой дверь.