Беспощадная память

       — Люци, посмотри, это так красиво, — громкое восклицание заставляет отвлечься от разглядывания пышного куста, который он не видел на Земле ранее. Очевидно, отец создал его недавно. — Люци, ну посмотри же. Где ты? — Я здесь, Гавриил, — Люцифер отзывается, поскольку знает, насколько нетерпеливым бывает младший брат. Проще посмотреть, что тот придумал на этот раз. Любопытство есть тоже, Люцифер не отрицает его. Гавриил совсем иной, чем он сам или Михаил. У него неизменно необычный и интересный взгляд на прекрасные вещи. Люцифер отвлеченно думает, что Земля — прекрасное творение отца само по себе — еще будет обязана архангелу Гавриилу множеством потрясающих вещей. — Я просто подумал, что некоторые цветы можно соединить. Они так великолепно смотрятся вместе. Ну, скажи, Люци. Гавриил стоит напротив и солнечно улыбается. Хотя, пожалуй, Солнце тусклее. Люцифер смотрит на цветы, стебли которых хитро сплетены между собой. Композиция пестрит разными цветами: ярко-красными, насыщенно-желтыми, бледно-фиолетовыми, сиреневыми, розовыми, голубыми. Кажется, что это не должно быть совместимо, но отвести взгляд от совершенного творения невозможно. Боль рвет сущность на ленты с неровными краями. Бессильно бьют истерзанные крылья. В Клетке не взлететь, но не пытаться не получается. Раз за разом. Люцифер знает, что это лишь путь с одной конечной целью: познать разочарование до той бездны, после которой не появится новая надежда. Яркое воспоминание все еще здесь, оно кружит вокруг, ранит еще больнее и сильнее ярким светом и чистым счастьем, забытым теплом близости и незапятнанной верой в добро. И все же оно не свет во тьме, а тьма среди беспощадного света. Позже обезьяны назовут творение Гавриила безвкусным словом «венок» и повторят не раз. Но так, как когда-то в порыве воистину божественного вдохновения сделал брат, обезьянам не сделать никогда. Больше брата у него нет. Люцифер помнит, как Гавриил умолял прекратить их всех: его, отца, Михаила. Он хотел, чтобы все было как раньше, хорошо и безоблачно. И все же он не вступился, не поддержал, не принял его сторону. Крылья бьют сильнее, ударяются о стены ненавистной тюрьмы. Кончики ломаются, но сожженных и изломанных перьев уже столько, что больше это неважно. Люцифер даже боли не чувствует. Только ненавидит то, что смог к ней привыкнуть. Ни семьи, ни дома у него больше нет. Но память остается. Беспощадная, абсолютная, безразличная ко всему память, которая травит то живое, что еще остается раз за разом, словно ее устроит только один итог: выжженная до истока благодать. Крылья опадают. Уходит ярость. Люцифер садится на пол и не противится воспоминаниям больше. В новом Гавриил показывает ему композицию из венков.