Больше не монстр (ver. 1.01)

ㅤ Несколько дней подряд Сефирот держался поодаль от Сильвии. Учёная словно забыла о его существовании. Все её мысли и время были посвящены Лукреции. За еду благодарила по привычке. Сефирот всё понимал, потому не донимал её: не было возможности что-либо решить, пока Лукреция оставалась без сознания. Потому Сефирот продолжал истязать себя жестокими тренировками, чтобы физическая боль отвлекала от душевных терзаний. Разок даже уговорил Клауда сразиться по старой памяти — был уничтожен в мгновение ока. Клауду пришлось серьёзно сдерживаться, чтобы их бой в итоге хоть как-то походил на тренировку. А ведь когда-то Клауд рядом с ним казался незначительным. Не имея возможности быть рядом с Сильвией, Сефирот предпочитал проводить время в одиночестве. Ледяная стена, отделявшая его от объекта воздыхания, слишком сильно морозила, чтобы видеть её и не иметь возможности сделать хоть что-то. — Она очнулась, — спокойным голосом прервал Клауд его тренировку. Когда Сефирот вошёл в пещеру, Лукреция плакала в объятиях Сильвии — неожиданная картина. Винсент стоял в стороне, терпеливо ожидая. Лукреции нужно было время. Смирившись с отчаянием, отказавшись от жизни, так сложно было поверить в собственное спасение: слишком много для чуда. Под пристальными взглядами Винсента и Клауда Сефироту пришлось подойти ближе. Лукреция почти не вздрагивала, изредка всхлипывая. Сильвия ободряюще погладила её по спине, шепнув что-то на ухо, глядя на Сефирота. Лукреция обернулась, пошатываясь даже несмотря на то, что Сильвия её поддерживала. Раскрасневшиеся глаза ещё были полны неверия, из приоткрытого рта не слетали звуки. Один неловкий шаг навстречу — и она начала падать. Сефирот успел вовремя подхватить. Коснувшись лица сына холодными руками, Лукреция шумно вдохнула: не иллюзия. Страх и сомнение уступили место заботе и сожалению. Ласково обняла она Сефирота. Заговорила слабым голосом, отпуская прошлое: — Ты жив… Она показывала мне множество ужасных вещей, — от слов её похолодело. Страшно было представить, что видела она. Всего обрывками, в тумане, память выдавала ему кровавые картины. Лукреция же была в ясном сознании, когда Дженова психологически пытала её. — Она сказала, что ты умер. Показала. Говорила, что мир не достоин защиты. Предлагала помочь отомстить. Взамен на мою душу. Это тело. Ей нужен был сосуд. Я не дала. Лукреция поглаживала Сефирота по спине, дыша спокойно. Он был её утешением. Надежда на его благополучие поддерживала её долгие годы. Не вера: на неё не хватало сил и воли. — Прости, что не была рядом с тобой. Прости, — болезненно улыбнулась она, поднимая взор на сына, гладя его по серебристым прядям. — Как бы я хотела растить тебя на своих руках, — вновь заключила она его в объятия, поглаживая и причитая неслышно, словно убаюкивая дитя. Она понимала, что Сефирот мог не принять её, боялась этого. Однако того, что он был жив и здоров, ей хватило, чтобы заглушить самую болезненную часть вины. Одними только объятиями и голосом она дарила чувство материнской любви и нужности, которых Сефирот никогда не испытывал. Он не был пешкой, не был объектом для исследования или смоделированным образцом для подражания, не был врагом человечества, на которого можно было свалить всю вину. Он был любимым сыном. Обняв женщину, словно самую хрупкую вещь на земле, закрыв глаза и погружаясь в тёплые чувства, Сефирот тихо произнёс: — Мама… Слабость не позволила Лукреции дольше поговорить с сыном. Винсент помог ей лечь обратно, погладил по голове и поцеловал в лоб. Мягкая улыбка коснулась его губ, оживляя призрачный образ. Лукреция умиротворённо улыбнулась в ответ, плавно опуская тяжёлые веки. — Ей потребуется около недели, прежде чем её можно будет вывезти отсюда, — взяла слово Сильвия. «Тогда продуктов должно хватить», — подумал Клауд. «Отлично, не придётся доплачивать», — подхватил его мысль Сефирот. Клауд и Сефирот вышли практически вместе. Свежий воздух наполнил лёгкие, слабым ветерком обдав лица. Оба какое-то время молчали, глядя в разные стороны. — Ты больше не считаешь, что приехал сюда только ради профессора Сайрус? — первым заговорил Клауд, не смея повернуться в сторону собеседника. — Не знаю, — покачал головой Сефирот. — Я ещё не разобрался в себе, — опустил он голову, глядя на руку, отнявшую множество жизней, не способную ныне держать Масамунэ. Крепко сжал в кулак. — Я восхищён её волей. На её фоне я будто сдался без боя. «Ещё больше причин её любить», — кольнула ревность сердце. Несильно, но достаточно, чтобы осудить себя за эгоистичное чувство. Шелест листьев и далёкий шум прибоя настраивал на погружение в мысли. Глубоко нырнуть, благо, не удалось: Сильвия решила оставить Винсента наедине со спящей возлюбленной. Слишком тяжко ей было воочию видеть приторно-сладкую картину: Винсент вновь украдёт всё внимание Лукреции, а Сильвии останутся лишь мысли о ней. Она собиралась изгнать из головы глупости видом бушующих, как и её чувства, волн, но Сефирот поймал её за руку. — Ты поговорила с ней? — …Да, — не сразу ответила Сильвия. — Ты призналась? — Отчего-то Сефироту сложно было представить Сильвию, раскрывающую свои чувства. Как и ожидалось, Сильвия дала отрицательный ответ. — Почему? — А смысл? — спокойно отвечала она. — Я всего лишь ассистентка, к которой она по-доброму относилась. Но хорошо она относилась ко всем. Думаешь, я хоть чем-то выделялась? Может, мне она и как мать, но я-то ей не дочь. Появилась внезапно спустя столько лет и ещё хочу чего-то… Правда нередко отдавала горечью. Сефирот не спешил отпускать Сильвию. Наоборот, притянул к себе ближе. Почти невольно, однако Сильвия сделала шаг навстречу. Чёрные волосы растрепались, пришлось лёгким движением убрать со лба непослушные пряди, нежно опускаясь вниз, проводя по щеке. Манящие губы приковали взгляд. Сильвия почувствовала желание Сефирота, но ничего не сделала, чтобы его остановить. Сефирот воспринял отсутствие сопротивления как дозволение — медленно коснулся губ губами, приоткрыл напряжённым языком, чтобы проще было продолжить увлечённый поцелуй. Сильвия не отвечала, но и не отталкивала. Пока Сефирот не позволил себе лишнего, скользнув рукой к ягодице — резкая боль сковала Сефирота. Он упал под ноги Сильвии, крепко стиснув зубы, чтобы не кричать. — Моё последнее изобретение, — продемонстрировала Сильвия колбу с пугающе-зелёного цвета жидкостью. — Жертва умирает от шока из-за нарастающей боли. — Вам делать было нечего? — осудил интонацией Клауд, ставший нечаянным свидетелем. — Именно. Я своей цели достигла, и мне нечем было заняться. — Допустим, — присоединился к обсуждению Винсент, незаметно оказавшийся за спиной Сильвии. — Я даже не стану спрашивать, как тебе в голову пришла идея создать нечто подобное и не расскажу о случившемся здесь Лукреции, если ты отдашь противоядие. Сильвия презрительно хмыкнула. Она и так не собиралась убивать того, на кого столько сил потратила. И эмоций. А вот упоминание имени Лукреции в контексте шантажа её коробило. — Рассказывать о поцелуе или о том, что она пыталась его убить? — уточнил Клауд, флегматично глядя на происходящее безобразие, почти подперев подбородок рукой. — Обо всём. — Привычно взмахнув плащом, Винсент плавно прошёл мимо, невзначай кидая в Клауда небольшую колбочку с менее пугающим содержимым. — Позаботься о нём. «Ты не собираешься сделать это сам?» — не стал озвучивать Клауд, глянув сначала на предположительно противоядие, затем на корчившегося в агонии Сефирота. Сильвия к тому моменту тоже уже отошла в сторону пляжа, совершенно не интересуясь дальнейшей судьбой Сефирота. — Можно ли это назвать равновесием? — спросил он будто бы у Сефирота, прежде чем облегчить его страдания: совсем недавно зависть проскользнула в его сознании, когда Сефирот получил и осознал истинную материнскую любовь, и вот он уже сочувствовал ему, пригвождённому к земле своей любовью. Противоядие, в отличие от яда, действовало быстро. Почувствовав облегчение, Сефирот тихо рассмеялся, выглядя подозрительно довольным для того, на ком испытали зверское изобретение. — Ты чего? — не сдержал интерес Клауд: вдруг сумасшествие вновь нахлынуло. Одного раза хватило. Всем. — Ничего. Сильвия не настолько непробиваема, насколько пытается казаться. Сефирот чувствовал себя счастливым: ему удавалось подбираться ближе к сердцу Сильвии быстрее, чем он мог позволить себе в мечтах. Напрасно он боялся встречи с Лукрецией, ведь именно она позволила получить заветный поцелуй досрочно. Сефирот перестал видеть в ней конкурентку. Матерью всё ещё считать было сложно, но магическим образом её объятия исцеляли и дарили чувство защищённости. Каждый день она старалась проводить с ним. Сильвия и Винсент не мешали, Клауду вовсе было всё равно. Говорили о самых простых вещах: что кому нравилось, о случаях забавных. О чувствах, которые только теперь была возможность разделить. — Не знаю, позволишь ли ты мне заботиться о тебе, — с печальной улыбкой, спросила она в сторону, не смея посмотреть в глаза. Несмело накрыв её ладонь своей, Сефирот тихо ответил: — Я не против. Мне с тобой легко. — Но не так легко, как Сильвией, — в кулачок усмехнулась Лукреция, глядя с задором в глазах. — Мама! — нечаянно вырвалось. Сефирот попытался отвернуться, пряча предательски вспыхнувшие щёки. Он и не знал, что ему может быть свойственно подобное смущение. Лукреция остановила его, касаясь нежной рукой горячей щеки, глядя нежно. — Хоть по ней не скажешь, Сильвии нравятся белые лилии. Считай это моим благословением. Её улыбка была легка и тепла. Столько нежных чувств дарила, что вот-вот закружится от лёгкости голова. Ни капли мрака, только свет. И этот свет слепил, погружал в раздумья. Сефироту хотелось верить в счастье, почти видел картину чудесного будущего, но мрак страха и тень сомнения пугали. Всякие глупости, о которых он старался не думать, твёрдо намеренный идти к своей цели. — Всё получится, — подбодрила Лукреция. — Твои чувства чисты и искренны. Тем более они уже сумели проникнуть в сердце Сильвии, как бы она ни пряталась в себе. — Разве? — удивился Сефирот. Он считал, что по-особенному Сильвия к нему относилась только из-за любви к Лукреции. — Я знаю о её чувствах ко мне. Отчасти это я виновата, что так привязала её к себе, — прямо сказала она. — Но это не значит, что в её сердце не найдётся места для тебя. Я верю, что если кто сможет пробить её твёрдую скорлупу, так это ты. В ней уже немалая трещина. Губы Сефирота тронула хитрая улыбка: вспомнил поцелуй. Изящным движением Сефирот поднёс хрупкую руку Лукреции к своим губам, коснулся со всем своим благородством. Произнёс: — Спасибо. ㅤ