Последняя просьба

Это было ужасно. На чужих глазах он только что умер. До такой степени страшно и обидно одному из свидетелей его смерти никогда не было. Конечно, ведь один из этих самых свидетелей является Шерифом, чей долг — защищать других, а не убивать. Пускай даже невольно, это ничего не меняет. Это не поставит шута обратно на ноги, не вернет его к жизни. — Тебе бы еще жить и жить, друг мой. — тихо, почти что неслышно произносит Тодстер, опустив голову. — Я сожалею. Прости меня за это… Прости меня за все… Шериф не любил показывать свои эмоции. Никогда не любил. Он считал это не более, чем просто проявлением слабости. А ему это никогда не было нужно. Но сейчас он просто не мог сдержаться. Шут, от которого Тодстер еще совсем недавно так упорно защищал королеву, лишь бы она не засмеялась из-за его идиотских шуток, теперь лежал мертвый на руках у Шерифа с торчащей из груди звездой. Женщина, которую Тодстер слезно умолял уйти и оставить его в покое, тихонько выглянула из-за угла и глубоко вздохнула. Она ведь просто пришла в этот детский сад, чтобы найти своего ребенка, только и всего. До сих пор у нее в голове не укладывалось, как обычные поиски ребенка так резко превратились в беготню от обитателей этого места и обретение союзников среди некоторых из них. И пускай она не знала Джестера так уж хорошо, чтобы тоже сидеть и проливать слезы из-за его гибели, ей тоже было его жаль глубоко в душе. Шутник шутником, но ведь он тоже был живой, тоже хотел жить. Она не могла злиться на него за то, что он всего несколько минут назад гнался за ней по крышам, чтобы убить, и в итоге столкнулся с Тодстером, который в результате самообороны и забрал у него жизнь. Нет, женщина не могла винить в смерти Джестера ни его самого, ни Тодстера, совсем нет. Потому что она знала, что во всем виноват Дададу. Если бы он не взял некоторых из монстров под свой контроль для своей армии, среди которых оказался и шут, он сейчас был бы жив. Только из-за Дададу Джестер погнался за женщиной, что и превело его к смерти. Поэтому если кого и стоит винить в смерти шута, так это только самого Дададу и никого больше. Еще раз глубоко вздохнув и мысленно пожелав Тодстеру удачи, женщина продолжила свой путь. Не стоять же на месте вечно, в самом-то деле? А Шериф все никак не мог успокоиться и поверить, что это действительно произошло. Как бы он хотел, чтобы это было всего лишь обыкновенным ночным кошмаром… Как бы ему хотелось наивно верить в то, что сейчас он спит и с минуты на минуту проснется под громкий вопль Джестера: «Просыпайся, сонная муха, мне скучно! Я не хочу страдать в такую рань в одиночестве!». Как бы ему сейчас этого хотелось… Но это был не сон. Совсем нет. Это ничто иное, как жестокая реальность. Тодстер еще крепче прижимает к себе тело шута и утыкается своим носом в чужую макушку. Он был готов признать, что сейчас обрадовался бы даже тому, если бы все это оказалось очередной неудачной шуткой Джестера. Как бы хотелось верить, что шут прямо сейчас возьмет и вскочит на ноги с криками: «Поверил, глупец! Видел бы ты свое лицо!». Но нет. Этого не происходило и не могло уже произойти. Джестер не шутит, он действительно лежит мертвый на руках у Шерифа. Он не шевелит ни единым пальцем руки, не меняет свою позу на более удобную, ни разу за все это время не дернулся. Шут просто не дышит, в конце-то концов. — «Ты обещал, что всегда будешь рядом». — невольно проносится в голове у Тодстера, когда он немного приподнимает голову, чтобы вновь посмотреть на лицо погибшего друга. На душе становится еще больнее от осознания того, что Шерифу больше не суждено услышать порой этот раздражающий, но в то же время такой знакомый и веселый голос. Не суждено ему больше и увидеть зеленых глаз шута. Как жаль, а ведь этот цвет был ему очень даже к лицу. — «А теперь тебя нет…» Если бы Джестер сейчас был жив и не попал под контроль Дададу, было бы немного проще. На одного союзника было бы больше. А что же получается в итоге? Банбан пропадает черт знает где; Стингер Флинн серьезно ранен и сейчас находится под присмотром местного хирурга; с королевой Баунселией происходит вообще непонятно что и неизвестно, жива ли она в принципе; от Джамбо Джоша никогда помощи не дождешься, а все остальные сейчас находятся под контролем Дададу. Пока Тодстер здесь сидит и страдает из-за смерти друга, женщина продолжает свой путь в одиночку. Он понимает, что не может вот так просто бросить ее, ей нужна помощь, но… Тело Джестера Шериф тоже не может просто взять и оставить на крыше. Надо что-то придумать. Но как это сделать, когда голова забита лишь мыслями о чьей-то смерти и ничего больше на ум не приходит? Ох, ну почему жизнь так жестока? Глаза Шерифа по-прежнему были на мокром месте, но вот слезы пролиться уже не могли — внутри него все было выжато до последней капли. Словно в тумане, он не замечал, как мир вокруг начинает расплываться. Усталость накрыла его, как тяжелое одеяло, и Тодстер почувствовал, как веки становятся тяжелыми. Мысли путались, сливаясь в однообразный поток, который уводил его все дальше от реальности, но парень и не думал отпускать безжизненное тело. И вдруг в один момент все вокруг исчезло: горе, страх и даже боль. Сон накрывал его, как мягкая пелена. Он не осознавал, как голова медленно опускается на плечо Джестера, а дыхание становится ровным и спокойным. Время теряло свое значение, а мир вокруг растворялся в темной бездне…

***

Тодстер медленно открывает глаза, но мир вокруг него кажется размытым и неясным. Сознание окутано пеленой сна. В голове царит легкое головокружение, и он не может понять, где находится. Тишина вокруг давит на уши, словно в пустой комнате. Сначала он видит лишь смутные очертания — тени, которые движутся в его поле зрения. Сердце бешено колотится в груди, Шериф пытается встать, но тело будто не слушается. Внезапно он замечает, как из тумана неспеша выходит знакомая фигура. Сердце замирает. Это он — тот, кого потерял Тодстер. Шериф щурится, не веря своим глазам. А шут улыбается. Улыбается так же тепло, как делал это всегда при жизни. Слова застревают в горле; Тодстер хочет закричать от радости, но вместо этого только тихо шепчет имя друга: — Джестер… — голос парня едва слышен, но он надеется, что шут услышит его. В ожидании ответа он замирает. Джестер медлит с ответом. Несколько мгновений он сначала просто молча смотрит в глаза Шерифу с все той же добродушной улыбкой. А когда все же решает, наконец, заговорить, то вместо предполагаемых слов поддержки или его заразительного смеха, до ушей Тодстера доходят совершенно другие слова: — Так, ты собираешься тратить время на то, чтобы лить из-за меня слезы? — не дожидаясь какого-либо ответа от Тодстера, Джестер начинает хихикать, прикрыв рот ладонью, и вскоре добавляет: — Ай-ай-ай, ну как же так? Я тебя не узнаю, Мистер Ворчун. Было бы из-за чего расстраиваться, а ты сидишь страдаешь из-за какой-то ерунды. Возьми себя в руки! Это было не то, что Тодстер ожидал услышать. Совсем не то. Было бы из-за чего расстраиваться? Серьезно? Разве смерть близкого тебе существа не повод для печали? Джестер что, совсем не переживает из-за своей смерти? Похоже на то. Но, по крайней мере, теперь Шериф знает, что друг не злится на него за то, что он с ним сделал. И на том спасибо. От этого уже на душе становится немного легче. — Джестер… — вновь негромко произносит Тодстер, прикрывая рот ладонями. Он все еще не может поверить в происходящее. — Это ты? Правда ты?.. — Ты не ответил на мой вопрос, Мистер Ворчун. — оборвал его шут. — Ты собираешься тратить свое драгоценное время на страдания? — Нет! — Шерифу показалось, что Джестер не слишком сердится, хотя шут больше не улыбался и в его глазах не было ни тени привычной радости. — Я просто совсем растерялся. Ума не приложу, что мне делать без тебя… Джестер в ответ глубоко вздыхает и выражение его лица немного смягчается. Он совсем не удивлен сказанному Шерифом. Сколько бы эти двое ни спорили раньше и сколько бы Тодстер не гонял шута за его дурацкие выходки, все равно было очевидно, что они никакие не враги. Они были друзьями и на самом деле дорожили друг другом, хоть у каждого и свои тараканы в голове. Их обоих всегда устраивала такая дружба, ни один из них никогда не возмущался по этому поводу. — Но ведь жизнь на этом не заканчивается, верно? — спокойно спрашивает Джестер, на что в ответ получает кивок головой. — Ныть - это не выход. Особенно для тебя. Ты Шериф, ты должен… — Я убийца, а не Шериф. — вдруг перебивает его Тодстер и бросает ненавистный взгляд на собственные руки. Руки, из-за которых он опозорился, убив своего лучшего друга. Руки, испачканные в чужой крови. — Понимаешь? Я убил тебя… Теперь Джестер смотрит на него с недоумением, чуть склонив голову набок. — Что ты такое говоришь? — кажется, судя по его интонации, он действительно не понимает, почему Тодстер называет себя таким ужасным словом. — Это бред! Никакой ты не убийца. Шериф опускает взгляд вниз, не в силах встретиться с проницательным взглядом зеленых глаз друга. — Я убил тебя. — снова повторяет он. — Забрал у тебя жизнь. Это из-за меня ты теперь мертв. Ты не можешь оправдывать и не ненавидеть меня после этого. Шут шагнул ближе, его лицо стало гораздо более серьезным, чем когда-либо до этого. — Могу. — с поражающе твердой уверенностью заявляет Джестер. — Еще как могу. Потому что в моей смерти виноваты только двое - Дададу и я сам. Ты лишь защищался. Я не вижу в этом ничего плохого. — погибший присаживается на корточки напротив Тодстера и смотрит на него снизу вверх таким теплым и добродушным взглядом… — Кроме того, — продолжал он. — Мне ли не знать, что ты никогда бы никому не причинил вред по собственной воле. Ты все тот же храбрый и решительный Шериф, которого я знал всю свою жизнь. Убийца - это не про тебя. Ни в коем случае. Ты веришь мне? Тодстер замер. Его мысли стремительно метались между чувством вины и надеждой. Молчание затянулось. Шериф тщательно обдумывал каждое слово, а шут его и не торопил. Наконец, глубоко вздохнув, Тодстер произнес уже куда более уверенно: — Да… Да, я верю тебе. Джестер снова широко улыбнулся и встал в полный рост. Эта улыбка была как солнечный луч, пробивающийся сквозь облака после долгой грозы. — Вот и молодец! — воскликнул он с энтузиазмом. — А теперь просыпайся. — добавил шут с нескрываемой настойчивостью. — Больше нельзя терять время. Прошу тебя, постарайся сделать так, чтобы моя смерть оказалась не напрасна. Помоги нашей гостье найти ее ребенка, одолеть Дададу и вернуть все на свои места. Тогда я буду спокоен. Это моя последняя просьба. Тодстер не стал спорить. Он понимал, что Джестер прав. Дададу ждать не будет. Кроме того, он клянется, что выполнит последнюю просьбу покойного друга. Если Джестеру так правда будет спокойнее, то Шериф готов взять себя в руки и сделать все возможное, чтобы сдержать свою клятву. Тодстер закрывает глаза и чувствует, как его тело постепенно исчезает в тумане сна. Самый последний взгляд на Джестера останется в его памяти навсегда — добродушно улыбающийся шут на прощание машет другу обеими руками и совсем не держит на Шерифа никакой обиды за свою смерть. Последний был ему за это очень благодарен. Эта ситуация дает Тодстеру прекрасную возможность, чтобы лишний убедиться в одной вещи, которую он, казалось бы, и до этого прекрасно знал — Джестер, несмотря на свой озорной характер, поистине был настоящим другом, о котором многие могут только мечтать.

***

Шериф резко поднимает голову, пробуждаясь от глубокого сна. Вокруг, если не считать звук падающих капель начавшегося дождя, царила тишина. Он почувствовал, как холодные капли касаются его лица, и не сразу осознал, что это не просто дождь — это слезы неба, которое плачет вместе с ним. Осмотревшись, Тодстер понял, что все еще сидит на коленях на крыше, не выпуская из рук безжизненное тело Джестера. Сердце вновь сжималось от боли. Взгляд карих глаз остановился на спокойном лице, и в груди разгорелось пламя горечи. Слезы снова подступили к глазам, готовые вырваться наружу, но Шериф сжал челюсти, изо всех сил стараясь сдержать их. Парень глубоко вздохнул, пытаясь прогнать нахлынувшие эмоции. Он должен быть сильным. Слезы оставались за пределами его глаз. Шериф заставил себя отвлечься, сосредоточившись на том, что Джестер не хотел видеть его слабым и рассчитывал на него. — Я сделаю это ради тебя. — решительно прошептал он, сжимая кулаки. Внутренний конфликт рвал его на части, но он знал: слезы не вернут друга. Тодстер поклялся, что выполнит просьбу Джестера, и он сделает это, чего бы ему это ни стоило. Шериф твердо для себя решил — он больше не поддастся отчаянию и будет продолжать жить так, чтобы шут был им доволен. Последняя просьба Джестера будет исполнена.