Реверсивная хроника событий

Печать за печатью. Заклинание за заклинанием. Сложить, свернуть, склеить, сшить. Выпустить из себя, впустить в другого. Отправить по всему телу нити проклятой энергии, как кровь по кровеносным сосудам. По всему сразу — это важно, это не даст одной половине восстановиться раньше другой. Только одновременно. Как её действия. Всё сразу, всё воедино — печать за печатью, печать поверх. Каждое движение отработано до автоматизма, каждое слово едва ли не вытатуировано и на губах, и в сознании. Всё знала наизусть, сейчас лишь требовалось повторить один и тот же обряд тысячу раз, а потом ещё тысячу. Миллион. Пока не подействует, она не остановится. Срастить ткани. Запустить работу внутренних органов. И самое главное, самое сложное — распределить потоки проклятой энергии, чтобы всё текло так, как оно должно течь, не сбиваясь с пути. Чтобы всё работало в точности, как раньше. Только ленивые не спросили Шоко, есть ли шансы. Только полоумные задавали вопрос бесстрашно. Хорошо, что она и сама понятия не имела, какой он, ответ этот. Знала бы — вдруг опустила бы руки? Чужое сердце отзывалось внутри неё — и Шоко чувствовала: оно не мёртвое. Оно не ощущалось живым, но абсолютно точно не было мёртвым. Поэтому печати, снова печати, заклинание, снова заклинание. Ошмётки проклятой энергии выдрать из себя и вложить в окровавленное разрезанное тело. Сгрести свою собственную проклятую энергию в кучу, скатать из неё клубок. Иногда вспоминалось, как Сугуру заключал проклятия внутрь шарообразной оболочки перед тем, как их съесть — вот так же скатываешь и впускаешь энергию внутрь чужой травмы. Потом разматываешь клубок. Это уже в чём-то сродни дефибриллятору: тоже пускаешь импульс и ждёшь, что он разгонит движение проклятой энергии в другом человеке. Вот Сугуру поглощал проклятия и их силу, а она напротив — собирала свою, вливала в других. Размышления о своих действиях казались сейчас самой бесполезной ерундой на свете. Только помешало бы. Подумать о чём-то другом — тоже никак не выходило. Не существовало сейчас ничего другого, только окровавленные белые волосы и разрез поперёк поджарого живота. Шоко как будто бы не думала совсем. Процессы шли вне её разума. Такие массивы проклятой энергии ни разу не приходилось распутывать. Слишком сильный ты уродился и жил, Сатору. Наверное, зря они так мало изучали Сукуну. Наверное, стоило лучше зубрить о нём не только то, как работают его отдельные и связанные магическими печатями пальцы. Но всего сразу — кем он был, чем он был, каждую его технику, каждое убийство разбирать на атомы. Наверное, тогда Шоко лучше знала бы, как с этими техниками совладать. Вот в эпоху Хэйан как поступали… Ладно, в эпоху Хэйан Сукуна расправлялся с противниками иначе. Чёртовы Зенины. Этого их теневого монстра тоже стоило бы исследовать и изучать. Чёртовы скрытные кланы, все до единого, но Зенины — особенно. Теперь уже и спросить некого. Хранилась бы память о прошлом лучше — было бы проще собирать Сатору воедино. Справится. Сложить, связать, скомкать, распутать, запустить. Насколько же всё проще было, когда она пыталась через фью и ух объяснить двум идиотам, как пользоваться обратной техникой. Насколько же всё проще было, когда один из них научился лечить себя сам и она стала ему не нужна для выживания. Теперь оба идиота мертвы, один из них — дважды. Второй, как бы тупо ни звучало это сейчас, наполовину. Чужое присутствие не сразу дало о себе знать. Настолько Шоко была выпотрошена, настолько концентрировалась на единственно важном. Ничего не чувствовала, кроме проклятой энергии чёртова белобрысого придурка, который постоянно ржал, что выиграет, выживет, победит — и умолк лишь разрезанным пополам. Какой же он был эгоист всю свою жизнь и всё своё посмертие. Лежал посреди лазарета скорбно-бледный — и вытерпеть не мог, что Шоко перестанет созерцать его и обратит внимание на явление его же убийцы. Хотя казалось бы, вот он, сплошной массив проклятой энергии. Первым лопнуло вовсе не сознание, устремлённое на Сатору, и не угол зрения, куда никто, кроме Сатору, не влезал. Первой лопнула тишина вокруг, не выдержала пронзительного вопля Уй Уя. — Иэири-сан! Вы в порядке? Сестрица… — В порядке. Одна рука из четырёх придерживала мальчишку. Две были предусмотрительно сложены в защитную печать: всё-таки не стал её недооценивать. Зря, на самом деле. Шоко была никудышным бойцом, все это знали. Четвёртая кисть недовольным жестом лежала на талии. Выставленный вбок локоть весь возвещал о том, насколько хозяин требует внимания к себе. — Рёмен Сукуна, — устало сказала Шоко и стянула с левой руки перчатку. — Король Проклятий собственной персоной. Уй Уй абсолютно невозмутимо сидел у него на руках, и от этого хотелось истерически расхохотаться. Что же получается, Сукуна не в состоянии сам телепортироваться? Пришлось чужой техникой пользоваться? Сильнейший, чёрт возьми. Вот Сатору — Сатору мог сам! Ему не требовались любопытно хлопающие глазами младенцы. От Сукуны веяло опасностью. А страшно не было. Устало — да, но не страшно. — Женщина с обратной техникой. — Король Проклятий настолько силён, что победил всех, только десятилетка остался? Его таким было не пронять. А Шоко всё равно хотелось подколоть. Скорее ради себя самой — она-то знала, что не испугалась, но чуял ли её настрой Сукуна? Вырываясь наружу, слова будто бы раскидывали её бесстрашие вокруг осязаемым защитным барьером. Вряд ли для Сукуны имело значение, боится Шоко или нет, но в гробу она видала казаться трусихой в его глазах. В его четырёх красных, цепких, омерзительно внимательных глазах. Да и чего Иэири Шоко могла бояться? И так уже всё потеряла, о чём стоило горевать. Всех, о ком стоило. Ну взмахнёт рукой, ну разрежет — не наплевать ли уже? Она и так знала, что слабая, в бою не выстоит против почти любого проклятия выше полувторого уровня. А тут целый король. Его величество, чёрт подери. Когда заведомо известно, что шансов нет — паниковать бессмысленно. — У меня не было выбора, Иэири-сан. Сестрица сказала, чтобы я делал, что скажут. Его звонкий детский голос словно отражался от всего металла, напичканного там и тут в больничном крыле. Гудел эхом в ушах. Уй Уй был не таким уж шумным ребёнком, но в глухой тишине лазарета мог посоперничать с децибелами от целой начальной школы. — Твоя сестрица, как всегда, абсолютно права. — Ты слабая, женщина с обратной техникой. — У меня есть имя, — сказала Шоко безучастным голосом. Ремарка о силе осталась без внимания. Тоже нашёл новость. — И я хотя бы не беру детей в заложники. — Я не заложник! — мгновенно взбунтовался Уй Уй и, обернувшись, уставился Сукуне прямо в лицо: — Могу я идти? — Пока ты мне снова не понадобишься. Выплюнув предостережение, Сукуна действительно отпустил его. Соскочив с массивных ручищ, Уй Уй мгновенно исчез за дверью. Разумный. Мей Мей хорошо постаралась над его умением сталкиваться со смертельными опасностями. И полезный, конечно. Вон, даже Королю Проклятий пригодился. Шоко осталась с Сукуной один на один — если не считать нетипично безмолвного Сатору. Не выходило называть его “телом Годжо” или “останками”. Всё-таки ответа “нет” на вопрос про шансы она пока не нашла — как и ответа “да”. Множество слов она пока продолжала отвергать — смерть, тело, конец. Не смирилась. Пока не планировала смиряться. На это силы требовались, а у неё их не было. — Тебе не страшно. — Неохота тратиться на страх. Хотя есть кое-что, чего я могла бы напугаться. — И что это? Удиви меня. Внутри зрело тоскливое, серое раздражение. Шоко было чем заняться без того, чтобы развлекать утомлённых бесконечными драками великих шаманов. Она скрестила руки на груди и подняла на Сукуну тупой невидящий взгляд. — Я бы испугалась, если бы пришлось лечить и тебя тоже. И без того забот полно. Но к счастью, тебе моё лечение и не требуется. Рот на лице разверзся отрывистым неприятно-весёлым смехом. Видимо, не хотела — а развлекла. Шоко терпеливо подождала, пока Сукуна нахохочется; его рот на животе остался неподвижным. Отсмеявшись, Сукуна вытер рот на лице ладонью и презрительно сощурился: — Я способен лечить себя сам, женщина с обратной техникой. Никто из оставшихся среди вас слабаков не способен нанести мне такие удары, где потребовалась бы чужая помощь. — Тогда не знаю, что ты здесь делаешь, раз я тебе не нужна. — Этого я не говорил, женщина с обратной техникой. Давно ей не была настолько противна чья-то манера речи. А Шоко-то наивно думала, что на фоне вечно орущего Яги и вечно болтливого Годжо ей никто не страшен. — У меня есть имя. — Она присела рядом с Годжо и кивнула на него. — Ты же звал его по имени. — Годжо Сатору хорошо меня развлекал. Шоко закатила глаза до потолка. В горле пересохло. Попутно её тянуло и на сигареты, хотя обычно выбирала либо одно, либо другое. Судя по всему, Сукуна оказался способен довести её до ручки. Ни табак, ни алкоголь уже не могли поодиночке побороть нудное раздражение. Оно заполняло сознание, как гелий воздушный шарик. До предела. Бутылка, впрочем, была припрятана далековато от того места, где Шоко сейчас сидела. Хорошо, что пачку сигарет она неизменно держала в кармане, а зажигалку — в ящике стола. Вытащила и то и другое, собралась было чиркнуть колёсиком, но в последний момент рука замерла, а глаза остановились на Сукуне. Сукуна молча наблюдал. — Не возражаешь? — Пока я сидел в мальчишке, тебя это не волновало. — Логично. — Шоко сунула сигарету в рот, подожгла и вдохнула вкусный горький дым. — Не хочешь присоединиться? Сукуна поморщился. Это было настолько смешно, насколько сейчас что-то вообще могло смешить. Король Проклятий отказался составить ей компанию за сигареткой. Вредина, не зря худший злодей в истории. Интересно, если предложить ему выпить, он согласится? Шоко скептически присмотрелась ко второму, огромному рту посреди живота. Надо ли подавать Сукуне две рюмки? Или хватит одной? Или он, не мелочась, готов хлестать прямо из горла? Отличный вышел бы собутыльник, нечего сказать. Как там вообще было у него с алкоголем в прошлом? Любил, презирал? Что-то смутное Шоко помнила про любовь к еде. Юджи говорил вроде бы, что Сукуна всё время интересуется жратвой и комментирует её активнее прочего. Не считая ошибок самого Юджи, конечно. Если доверять выражениям его нечеловеческого лица, запах дыма Королю проклятий не пришёлся по нраву. Что ж, отличный повод раскурить сразу всю пачку, а то обычно Шоко старалась держать себя в рамках. — Когда он поднимется? Она едва не уронила зажигалку под ноги, настолько внезапно прозвучал вопрос. Посмотрела на Сукуну, посмотрела на Годжо. Перевела взгляд на потолок, лишь бы не видеть больше никого из окружающих Шоко уникумов. — Когда-нибудь. Наверное. — Я пришёл к тебе за точным ответом, женщина с обратной техникой. — А я тебе сказала, что у меня есть имя. В ту же секунду стол трагически всхлипнул и прогнулся под тяжёлой когтистой лапой. Кромка ладони прижалась к локтю Шоко, и два слоя одежды на себе показались отчаянно недостаточными. Что там водолазка и халат против удушающе-острого потока проклятой энергии. Непомерным усилием воли пришлось заставить себя не вздрогнуть. Ни в коем случае её тело не совершит такого предательства. — Меня не интересует твоё имя, пока ты демонстрируешь лишь свою слабость. — Иэири Шоко, — повторила Шоко. Голос еле заметно надломился — хотелось верить, что заметно только для неё. Для успокоения она покрутила рукой волосы и покачала туфлёй на пальцах ноги. — Меня зовут Иэири Шоко. — Так удиви меня, Иэири Шоко. Докажи, что мальчишка не зря к тебе торопился. — Как Фушигуро-кун? — невпопад спросила она, и в алые склеры как будто хлынула кровь. Из просто красных все четыре стали совсем пунцовыми, залились густым-густым, непроницаемым цветом. — Что тебе Фушигуро Мегуми? Забудь. — Не хочу. Я спрашиваю — удивить тебя так, как Фушигуро-кун? И потом сгинуть? Лапа сомкнулась на её запястье. Лицо, огромное, красноглазое, с белой неподвижной маской на боку, приблизилось едва не вплотную. Сукуна пах тем, что Шоко не чувствовала в Сатору. Смертью. — Лучше сгинуть так, как он, чем просто быть разрезанной на куски, верно? — Не знаю. Какая разница. Острый коготь скользнул по коже, не разрезая. В голосе Сукуны засквозило любопытство. — Ты не попытаешься на меня напасть? Почему не противостоишь? — Ещё чего. — Вместо атаки Шоко выпустила ему в лицо колечко дыма. — Без меня охотников полно. Атаки и вообще бои все эти ваши — не моя сильная сторона. — Да, — согласился Сукуна, глядя на неё, и в очередной раз заявил: — Ты слабая. — Какая новость. Сквозь грозную маску и всепоглощающую силу вблизи просвечивала странная побитость. Вроде бы никаких следов, никаких ран или увечий — но облик разительно контрастировал с тем, каким Шоко его запомнила на вороньей трансляции. Сукуна был непобедимым, Сукуна хлестал проклятой энергией играючи. Лихой и весёлый, он упивался дракой, наслаждался всеми атаками — теми, что летели в него, не меньше, чем собственными. Возможно, больше. Сейчас Шоко смотрела ему в глаза, но ни в одном из четырёх не находила того упоения. Кровь отлила обратно, оставив за собой тусклую красноту. Сукуна вернул себе своё истинное тело — и вместе с тем что-то в нём сломалось. Сейчас бы скальпель в руки — и разрезать его на куски. Понять, что он вообще такое, не человек и не проклятие, монстр вне категорий. Шоко исследовательским взором прошлась по строению огромного тела. Четыре руки, четыре глаза. Рот на животе, облизывается и дышит. Сердце одно или два? Ног две. Как он функционировал, этот удивительный, опасный для мира механизм? До сих пор теплились слабые сожаления о несбывшемся. Как ещё давно, в самом начале, не смогла провести должное исследование мёртвого Итадори Юджи как сосуда. Ладно, вскрытие сделать не успела, но и без того могла бы… — Ты слишком прямо смотришь на меня, женщина с обратной техникой. Тебе никто этого не позволял. — Я же сказала. У меня есть имя. — Оно меня не интересует. Не вынуждай меня повторяться. — Меня тоже мало интересуют твои бредни. Но приходится слушать. Выпустив кольцо в потолок, Шоко пожала плечами и повернулась к Годжо. Её проклятая энергия едва уловимо цеплялась за его. Оборванными сигналами, сродни мобильной связи где-то в глуши. Быть может, короткий перерыв пойдёт на пользу… Она чуть-чуть восстановится, а его тело пока примет уже наложенное лечение. — Он рано умер. — Очередная сногсшибательная новость. Ещё чего расскажешь? Сукуна стоял и смотрел на Годжо вместе с ней. Заклятый противник. Годжо так и говорил — Сукуна с самого начала обещал непременно убить его. Первым, как только получит тело. Не вышло с первым. Хочется, чтоб и с убийством вовсе ничего не получилось. — Верни его. Он издевался, что ли? — Верни Годжо Сатору на поле боя, — повторил Сукуна. Лапы исчезли со стола, он упёрся ими в бока: недовольный детсадовец, которому велели готовиться к дневному сну. Поведение точь-в-точь будто отобрали любимую игрушку. — Ты ж его сам прикончил. — Не твоего ума дело, Иэири Шоко. Твоё дело — вернуть его. Постарайся поскорее, тогда, — кожей она ощутила, как беспокойные зрачки, один или два, потеряли Годжо из виду, сконцентрировавшись на ней, — умрёшь безболезненно или попозже. — Так безболезненно или попозже? — фыркнула Шоко, сминая сигаретный фильтр в руке. — Разница невелика, но ты уж определись. — Пока вернёшь его, я подумаю. — Щедрое предложение. — Ты утомляешь, — прошипел Сукуна, впиваясь уже всеми четырьмя глазами Шоко в лицо. — Ты болтаешь вместо того, чтобы вернуть Годжо Сатору. — Да зачем он тебе? Шоко знала, зачем Годжо всему магическому миру. Зачем он его ученикам. Чего уж тут — она никогда не скажет этого самому Годжо, но она знала, почему он нужен ей самой. А что до Сукуны, так не разобрать, что он так обеспокоился о смерти врага. Собственноручно устроенной смерти. Кто тут ещё кого утомлял, право слово. — Мне скучно, женщина. Без Годжо Сатору очень, очень скучно. Никого интересного среди них нет. — Погоди, — Шоко вытащила следующую сигарету и остановилась на полпути, не прикурив, — тебе… что? — Мне скучно, — с досадой произнёс Сукуна снова. Он тяжело опёрся на её стол и навис тёмной плотной тенью над всеми бумажками и прочей ерундой. Где-то там скрывался подарок от первокурсников после выездной миссии в Нару. Шоко скучала по миссиям. По рутине. По Фушигуро Мегуми, который регулярно сидел здесь угрюмой щекастой булкой лет с семи, а потом надел школьную форму. — Скучно. Скучно. Постарайся уже, эту скуку невыносимо терпеть. Давай, давай, постарайся, женщина с обратной техникой. Иэири Шоко. — Не охренел ты часом, Король Проклятий? Слова слетели с губ Шоко раньше, чем прозвучали в её голове. Иначе не сказала бы. Только постфактум пришло осознание, что она в своей обычной манере — тихой, безучастной, безэмоциональной — взяла и наехала на Сукуну. К телу немедленно прижался острый, опасно-тонкий коготь. Может, помог осознать, что она ляпнула. Вздрогнешь — напорешься, напомнила себе Шоко. И не стала вздрагивать. Только подняла руку к волосам и спасительным, успокаивающим жестом покрутила пальцем прядь. — Один раз я тебе прощу то, что ты сказала, — размеренно протянул Сукуна. Перед лицом возник его палец — один, в подтверждение слов. — Один раз, поняла? Кто тебе позволил так говорить со мной? Будто она спрашивала позволения. Шоко молчала, надеясь, что демонстрирует равнодушие, а не страх. Интерес к ней, впрочем, Сукуна потерял очень быстро, опять уставившись на Годжо. Всеми четырьмя глазами. А у Годжо было шесть. Не дотянул. — Почему ты не открываешь свою территорию? — Потому что не все, подобно вам двоим, ссут проклятой энергией. Не то чтобы она не думала об этом. Думала, представляла — сложить печати, вздохнуть поглубже и решиться создать неведомое пространство, где каждая её техника сработает не на сто двадцать, а на тысячу процентов. Шоко никогда не слышала о раскрытии территории у шаманов с обратной техникой, у шаманов-целителей. Но она о многом не слышала, это не значило, что всего неизведанного не существует. Она бы смогла хоть что-то; и наверняка этого бы оказалось достаточно, чтоб белые ресницы взметнулись, а прозрачно-голубые зрачки снова уставились на неё пронзительным взглядом. Шоко мало знала о территории. Но она много знала о пактах. Не было никаких сомнений: с её-то уровнем проклятой энергии в создание территории она вложится до капли, выжмет себя досуха. Ничего не останется. Вселенная милостиво позволит ей вернуть Годжо, а взамен отберёт любые способности. И станет она хуже сломанных Зенинов — станет обычной кашляющей от курения замотанной женщиной. Проживёт дольше, спасёт меньше. Шоко не была готова. Если Годжо узнает, что она вернула его ценой того, что больше не вылечит никогда в жизни ни одного человека, он убьёт её сам. Шоко рассчитывала справиться иначе. Отчаянно верила, что печатей и прикосновений хватит. — Ты слабая, женщина с обратной техникой. — Это я уже слышала. Ещё откровения будут? Шокирующие новости? Король Проклятий зашёлся скрипучим издевательским смехом. Как несмазанная калитка на ветру — скрипел и скрипел, не останавливаясь, от всей души. Внезапное и несносное желание пережить этот длинный-длинный день едва не задушило Шоко изнутри. Чтобы потом кому-то рассказать, как она хотела предложить Сукуне выпить, как спрашивала у него разрешения на табачный дым, а на отповеди — не спрашивала. И как веселила его своими словами. Рассказать об этом Годжо. — Если такой умный, вылечи его сам. Хохот резко умолк, будто кто-то нажал на кнопку “стоп”, и Сукуна скривился. Алые глаза разъело едкой кислотой. Из его взгляда её можно было нацедить на все химические лаборатории Японии, и хватило бы сверх того на годовой запас уксуса. — Я не могу этого сделать. Он неплохо так потрепал меня. Шоко взмахнула рукой, расплёскивая вокруг себя слабые цепочки дыма. Точки зрачков на красных глазах неотрывно пялились на Годжо, кипенно-белого, покрытого кровавыми пятнами. — Напоминаю, что в самом начале я сказала — хорошо, хотя бы тебя мне лечить не требуется. — О да. На обоих ртах заиграли кривые, но полные торжествующего предвкушения ухмылки. Чего он вдруг воодушевился — ей было не понять. По спине нервно пробежали мурашки. Если Сукуна едва не подпрыгивал от радостного предвкушения, Шоко вряд ли светило что-то хорошее. — О технике передачи энергии ты, конечно, тоже ничего не знаешь, женщина с обратной техникой? К чему мне твоё имя, если ты во всём отчаянно слаба? Ужасно скучно с тобой. — Как же вы меня все утомили. Как дети малые. Шоко ещё не договорила, а Сукуна уже занёс руку вверх, уже сложились его пальцы в печать. Успела подумать: “Вот так и закончилась Иэири Шоко, вот и всё”. И зажмуриться. И всё. А затем за её спиной хрустнул шкаф. Хрустнул — и развалился полосками. Древесно-пластиковые спагетти, нарезанные идеально ровными линиями, повалились по сторонам, задевая стол. Едва не крошились на неё саму и на Годжо. — Ты испытываешь моё терпение, Иэири Шоко. Я же сказал — один раз. — Зато ты уже перестал называть меня просто женщиной. Руки предательски дрожали, пока Шоко заново чиркала зажигалкой и совала сигарету в рот. Голос ничем не выдавал: как говорила невыразительно, так и продолжала. Она напоминала себе, как закатывала глаза, когда Сугуру бахвалился преступлениями. Она отчитывала Годжо годами. Ей же не привыкать говорить с сильнейшими, чего трястись? И всё равно Сукуна был особенный. — Скучно тебе, — тихо проговорила Шоко, к собственному изумлению слыша в голосе злобу. — Королю Проклятий скучно, выходите на арену, развлекайте его, он же не научился за тысячу лет жизни занимать сам себя. Рёмен Сукуна сам убил своего противника, а теперь мне надо наизнанку вывернуться, чтоб поднять его обратно. Чтоб тебе, твою мать, скучно больше не было. Господи. Все, вы все такие, сильнейшие и инфантильные. Как мне надоело. Ладонью она вытерла выступившую на лбу испарину. Зубы схватили сигаретный фильтр, цепляясь за него как за осколок прежней жизни — где она уставала ради успеха, где впереди маячила перспектива прийти домой и лечь спать. Был ли у Шоко до сих пор дом? — Закончила? — почти брезгливо поинтересовался Сукуна, а потом притянул её к себе. Вплотную. Приподнял когтем подбородок — и бесцеремонно выдрал сигарету изо рта, бросил её на пол. Вроде потухла, и пожара не будет. Неужели вот тот осязаемый, немыслимый контраст Сукуны, пришедшего к ней, и Сукуны из вороньей трансляции весь был из-за пустячной скуки? — Тебе никогда не понять, — прошипел Король Проклятий. — Никогда тебе не понять, слабая ты, никчёмная женщина. Они хотя бы не ставят тебя на особый уровень, скажи мне? Шоко медленно покачала головой. Какая разница. В конце концов, когда встаёшь у кушетки с телом своего надоедливого сильнейшего друга, ранги перестают иметь значение. Гето был особый уровень, Годжо был особый уровень — и вот их обоих нет, а она есть. — Тебе никогда не понять, что это значит. Столкнуться с противником, с которым можно биться на равных. Ты не знаешь, как это, и ты никогда это не узнаешь. — Ага. Я узнаю только, как разгребать за вами всеми последствия. Почему-то сейчас очень ярко, очень живо вспомнился парад демонов в прошлом декабре; когда у Шоко едва не отвалились руки от управления техникой, а она грустила о том, что не оказалась в нужное время в нужном месте. Чтобы вылечить совсем не тех, кого лечить стоило. — Замолчи. Мне неинтересно слушать твою бессмысленную ерунду, Иэири Шоко. Ты не понимаешь меня, но и его, — он мотнул головой в сторону Годжо, — тебе не понять. И не надо. У тебя не хватает сил вернуть мне достойного противника… Если ты получишь силу, уж будь добра, постарайся получше. Сначала Шоко показалось, что это просто издевательский поток сознания, ничего в себе не несущий, кроме желания оскорбить. Юджи всегда жаловался на неугомонного жильца в голове — Сукуна не затыкался, да ещё и болтал всякую дрянь, изводил до головной боли. Но на сей раз Король Проклятий и не думал ограничиваться словами. В щёку ткнулся длинный острый коготь. Сквозь каждую венку, каждую клетку вибрировала проклятая энергия, рвалась наружу, пробивалась в мир незримыми импульсами. Сукуне не потребовалось бы никаких техник, если бы он вздумал с ней расправиться. Просто сдавить её лапами. Проткнуть ей щёку. Никакой магии не нужно, она бы и так залила здесь кровью пол. Вылечить себя мгновенно у Шоко бы не вышло в нынешнем состоянии. — Я сожру тебя. Когда ты станешь не нужна, Иэири Шоко, я съем тебя без остатка. — Несварение получишь, — глухо сказала Шоко. — У меня лёгкие прокурены насквозь. И слишком много приходилось заливать спиртом. Сукуна издевательски хихикнул в ответ. Коготь погладил её лицо почти одобрительно. — Стоило позволить тебе вскрыть пацана тогда, Иэири Шоко. И потом Король Проклятий поцеловал её в губы. Прямо посреди нарезанных в ленточку досок, смешанных с тонкими полосками пластика, на осколках разбившихся колбочек из шкафа, двуликий демон накрыл своим ртом рот Иэири Шоко. Поцелуй вышел жадный и голодный; настолько голодный, что Шоко даже не поняла, какой вкус почувствовала сама — только то, как упивался её вкусом Сукуна. Как будто он действительно мог бы сожрать её прямо здесь и сейчас. Как будто его цель была — поглотить, а не поделиться. Это что, выходит, она ему могла бы быть примерно как проклятия для Сугуру? Поглотить, чтобы использовать? Да нет, конечно. Как Сукуна мог бы использовать её — слабую, по его собственному признанию? Он и не манипулировал ничем, не та техника. Сукуна целовал, напрягая силы, будто рвался к победе. Даже здесь, даже сейчас. Как будто вот-вот ухмыльнётся прямо в поцелуй: “Давай, давай, плохо стараешься, ты можешь лучше, борись со мной”. Бороться Шоко не хотела. Могла бы воспротивиться нежданному поцелую, могла бы попытаться перехватить инициативу — но не хотела. Наоборот, обмякла и расслабилась до состояния бескостной медузы. Пусть делает что хочет. Хочет целовать — пусть целует. Она не против. Если выживет, всем ещё расскажет, что целовалась с Королём проклятий. Если не выживет, так хоть что-то интересное напоследок. Широкая лапища легла ей на горло. Не сдавила — Сукуна как будто мерял её пульс, а не душил. Поскрёб когтями по коже, коснулся основания шеи, ухватил подбородок, чтобы развернуть голову Шоко поудобнее для самого себя. Заточенное острие когтя упёрлось в челюсть. Его ловкость чем-то подкупала. Умел найти баланс между убийством и игрой. Отчего-то совсем не казалось, что Сукуна вдруг проткнёт или прирежет её по неосторожности. Только если захочет. Если взбредёт в голову — убьёт и не поморщится. Но не волей случая. А желания убивать у него и не было. Сукуна целовал до темнеющих глаз, лез языком чуть не в глотку, не позволял оторваться и перевести дух. Если таков был ритуал, то Шоко немного радовалась хэйанским традициям. Довольно странный пакт, если вдуматься, но что у них в традициях было не странное? На крик Шоко сорвалась только раз: когда почувствовала, что нечто влажное и скользкое задрало наверх край водолазки. Огромный язык прошёлся по её животу резкими, прожорливыми движениями. Вылизал голую кожу сверху донизу. Сатору так обсасывал мороженое в жару, и оно таяло на глазах. — Тише, — осклабился Сукуна, наконец-то отстраняясь и давая воздух. Один из когтей свободной руки лениво пересчитывал Шоко рёбра под халатом. — Ты же не волновалась, когда я только появился и когда костерила меня? Не волнуйся и теперь, когда мне хочется немного развлечься. — Очень весело. — Не так весело, как с Годжо Сатору. — С ним бы и целовался. — Он сильный и без этого. — О. — Шоко поймала себя на том, что по завершении поцелуя сразу потянулась рукой к волосам и накрутила прядь на палец. С тех пор как волосы отросли, это успокаивало в самых дурацких ситуациях. — Как искусственное дыхание? — Чего? Он едва не зевнул ей прямо в лицо. Действительно, подумала Шоко, откуда ему знать. Не то чтобы когда-либо Сукуна интересовался, как оказать первую помощь нуждающимся. Его область — убивать, калечить и смеяться. А всякая спасательная ерунда — её удел. Потому что Рёмен Сукуна сильный, а Иэири Шоко слабая. Только, видимо, сейчас им обоим друг без друга не справиться. — Если человек не дышит сам, ему искусственно запускают воздух в лёгкие. Придерживаешь голову, делаешь глубокий вдох. Потом зажимаешь ему нос, прислоняешься ртом ко рту и выдыхаешь. Передаёшь ему воздух внутрь. Объяснение вышло на удивление ровное, словно Шоко читала лекцию первокурсникам магического колледжа. Сама от себя не ожидала. От Сукуны не ожидала и подавно, что он будет спокойно и внимательно слушать. Даже второй рот перестал лизать её живот. — Да, — с некоторым любопытством согласился Сукуна, и голова с криво налепленной белой маской склонилась чуть набок. — Да, ты права. У тебя не хватает проклятой энергии, женщина с обратной техникой. Так что давай, подыши моей. Постарайся. И он поцеловал Шоко снова. Она никогда не была темпераментной; Сугуру говорил, что первые разы он всё время думал, будто ей лень целоваться и покурила бы она с большим удовольствием. Но сейчас — сейчас ей чудилось, что в любом поцелуе из предшествующей жизни она была активнее, чем с Сукуной. Примерно настолько же активнее, насколько Сукуна её сильнее. Если бы Король Проклятий хотел от неё ответной эмоции, оскорбился бы. Но, наверное, так и правильно. Правильно, что руки Шоко безвольно висели вдоль тела, правильно, что она ни разу головы не повернула без его указания, что её губы послушно раскрывались навстречу языку Сукуны и также послушно сжимались, стоило ему захотеть пробежаться кончиком по ним, сомкнутым. Правильно — потому что Иэири Шоко не интересовала Сукуну ни капельки, ни крошечки. Только её роль как сосуда для его собственной проклятой энергии, в которой затем следовало утопить Годжо Сатору. Интересно, вяло думала Шоко, пока Сукуна вылизывал ей нёбо, что сказал бы Годжо, узнав благодаря кому вернулся к жизни? Её кукольная тряпичная голова болталась на тряпичной кукольной шее. Запрокинуть — так запрокинуть, податься вперёд — значит вперёд. Все суставы и сочленения в Шоко контролировали тёмные длинные когти, все двадцать сразу. И два языка, лижущих её снаружи и изнутри. Потом всё прекратилось. Рот остался обслюнявлен, губы опухли. Шоко почти физически ощущала, насколько они раскраснелись — под стать склерам Сукуниных глаз. — Ну? — ухмыльнулся он. Две левые руки синхронным движением вытерли сразу два рта. Онемевшее тело плохо слушалось: еле удалось покрутить запястья, колени с трудом сгибались. Шоко свела лопатки вместе и прокрутила руки в плечах. Двигалась она монотонными и размеренными движениями, лишь бы отвлечься от чудовищного ощущения силы вокруг себя — и внутри себя тоже. Слишком много. Слишком опасная. Слишком древняя. У Сукуны нетерпеливо сверкнули глаза, словно он всё это время наблюдал за таймером запущенной бомбы — и на таймере наконец-то высветились однозначные числа. — Постарайся. Ты поняла, Иэири Шоко? Если растратишь зря мою силу… — Съешь меня, — закончила за него Шоко. — Я помню. Безумная идея вспыхнула в голове — вдруг она могла бы с ним сейчас справиться? Его же собственной энергией? Но как вспыхнула, так и потухла, точно мимолётный летний фейерверк. Нет. Пусть дерутся те, кто в этом что-то понимает. Для такого количества нового опыта Шоко слишком устала. Уже хватило внезапностей, по самое горлышко. — Подними его, — резко бросил Сукуна. В голову к ней залез, что ли? Шоко кивнула. Не прощаясь, он обернулся к двери: сейчас вызовет Уй Уя, телепортируется обратно и будет крушить Токио дальше, скрипя зубами от скуки. Будет крушить и ждать Годжо обратно. И тогда всё может закончиться… Да нет, всё точно закончится… — Ты же понимаешь, — тихим бесстрастным голосом Шоко обратилась к огромной татуированной спине, — Рёмен Сукуна, ты же понимаешь, что если он встанет с этой койки, если он снова вернёт свои техники, он же тебе спуску не даст? Сатору измочалит тебя в лоскуты даже без этих твоих… вжух-вжух, резь-резь. Он тебя прикончит так, что и следов не останется. Моргнуть не успела — и Сукуна вновь стоял вплотную. Сколько бы своей силы он ни влил, сколько бы ни смешал с её крохами, сила не помогала. Всё тело сковали тяжёлые цепи. Так и не испугалась ни разу, отстранённо зафиксировала про себя Шоко. Все эти его ужимки, разгромленный шкаф — а ей как было всё равно, так и осталось. Надо же так устать. Надо же так отчаянно хотеть вернуть хотя бы одного из своих особых. Ничего больше не чувствовала. — Ты слишком много болтаешь, женщина с обратной техникой, — Сукуна с какой-то горечью усмехнулся и сказал почему-то ртом на животе: — Иэири Шоко. Цыц. Сдавило теперь и горло. Воздух с трудом, но проходил, а вот звуки не долетали наружу. Хрип — и тот заглох в глотке. Надо будет потом подумать, можно ли обрести дополнительный контроль над теми, с кем делишься проклятой энергией. Чёрт, если бы они изучали этот хэйанский ритуал. — Кто тебе сказал, что я не ищу именно такого финала? — Сукуна задумчиво потёр одной рукой подбородок и ощерил зубы. — С чего ты взяла, что меня не устраивает такой Годжо Сатору? Не думай, будто ты что-то знаешь, Иэири Шоко. Я же говорил. Ты слабая. Тебе не дано понять. — Ты хочешь умереть? — Замолчи. Кулак сжался перед самым лицом Шоко, едва не рассекая кожу на щеках. С явной неохотой Сукуна заговорил: — Мне всё равно. Жизнь, смерть, заточение — это всё неважно. Не имеет значения. Я хочу, чтобы мне не было скучно. Ты никогда не поймёшь, но он понимал. Поэтому верни Годжо Сатору и не болтай. Я устал скучать, Иэири Шоко. Постарайся. По-ста-рай-ся. На сей раз Шоко ничего не сказала ему вслед. Проклятая энергия бежала по венам, пульсировала в висках, расталкивала мысли в голове. Шоко поднесла руки к лицу. Вроде бы ничего не изменилось, но казалось, что сквозь пальцы пробегают электрические разряды. Как там Сатору объяснял разницу между энергией и техникой на примере электричества? Вот она сейчас точно была как батарейка на немыслимое количество мегаватт. Могла бы зарядить всю технику вокруг. Всю, впрочем, не требовалось. “Почему ты не расширяешь территорию?” Сколько она ни училась — ни разу не встречала сведений о магических пространствах, открытых шаманами без боевой техники. У Шоко вроде бы техника была, но совсем не такая, как у Сатору или у Нанами. Нанами так и не постиг расширенную территорию, пробилось к ней воспоминание сквозь густой поток силы внутри. Интересно, как было у Сугуру? Его техника предполагала манипуляцию, не атаку. Но с другой стороны, если манипуляции с шикигами позволяли расширять территорию… Как вообще это происходит? Как шаман понимает, что сейчас — получится? Ладно, уже и без того понятно, что Сукуну они изучали недостаточно. Но сколько всего она не спросила у Сатору… Замолчался он, конечно. Шоко отвыкла быть рядом с Сатору столько времени и не слышать его голос. Энергия бежала через всё тело. Привычным жестом Шоко сложила руки в круг, попыталась сконцентрировать проклятую энергию и вложить её в пальцы. Продолжить начатое. — Расширение территории, — медленно сказала она, сама не веря, что пробует. Но сейчас — сейчас как будто бы достаточно и сил, и воли. Ну, не получится, так продолжит, как делала? Но не зря же Сукуна был здесь. Удиви меня, сказал он. Впервые в жизни Шоко хотелось свершить удивительное. Рот ещё горел. Его губами, его зубами. — Расширение территории, — повторяет Шоко чуть громче и по наитию сцепляет руки в замок. Немного казалась дурой сама себе, но не прекращать же попытки из-за подобной ерунды. И вокруг — вокруг побежали стрелки, нарисовались путаные линии. Пропал из поля зрения лазарет. Осталась только чистая, абсолютная энергия. Энергия, которую требовалось как-то подчинить и вылепить из неё своё собственное, уникальное пространство. Никто там не был властен, кроме Иэири Шоко и её обратной техники. Малейшая ошибка — и проклятая энергия понесёт в никуда, как взбесившаяся лошадь. Но постепенно в голове установилось равновесие. Мысли лихорадочно путались, но возникла в них ясность, прямая, светлая, чистая, как лунная дорожка в темном океане. Стрелки перестали хаотично беситься вокруг, сложились в замысловатый узор. Ни один элемент его не повторялся, но подспудно Шоко чувствовала: это самый логичный узор на свете, самый правильный и чёткий. Она посмотрела на свои подрагивающие от напряжения ладони. Каждая линия вокруг тянулась капиллярами внутрь её тела. Шоко была этим пространством, и оно было ею. Получилось. Она могла повернуть вспять любую травму и любую боль, выкинуть за пределы сознания. Избавиться навсегда. Где-то в глубине души жило понимание несовершенства — своего собственного и своей территории, и понимание того, что вряд ли однажды Шоко снова сотворит подобное. Но всё неважно. Сейчас — она справится. — Сатору, — позвала Шоко и положила руку ему на лоб: — Пора вставать. Уже заждались.