Последний полёт над пропастью

Лили тихо плакала ему в плечо, свернувшись на кресле у камина в тёплый комочек, а Северус не знал что следует сказать или сделать — Марлин Маккиннон не входила в число его друзей. Рыдания медленно перетекли в спокойное размеренное дыхание спящего. ССнейп осторожно подхватил её и уложил на кровать в соседнюю комнату, попутно стерев остатки слёз с её лица. Вернувшись в гостиную, он тяжело опустился на диван. Сверху, из комнаты Септимуса изредка доносились обрывки фраз, и иногда между ними проскальзывали мелодичные звуки гитары. Мальчика выписали из больницы две недели назад. Септимус предложил Альберту пожить у него, тем самым желая поддержать друга. Лили была все цело «за», но Северус категорически против, однако стоило ему взглянуть в расстроенные изумрудные глаза, решительность испарилась без следа. Три дня назад из их камина как ни в чём небывало вышел Лероп с гитарой за спиной, флегматично пожелал всем приятного аппетита и пошёл в спальню Септимуса. Дверь гостиной с треском распахнулась. Снейп подскочил как ужаленный и из его груди исторгся короткий вскрик гнева, но вспомнив о спящей в соседней комнате жене, взял себя в руки. Джеймс пошатываясь вошёл в помещение и рухнул в ближайшее кресло. Зельевар возрился на него взглядом, до краев наполненным холодной яростью, однако не снизошёл до какой-нибудь реплики. Мужчина оказался постаревшим на несколько лет. Тёмные круги под глазами, обветренные губы и нечесанные волосы придавали весьма обшарпанный вид. В добавок, при ближайшем рассмотрении он оказался пьян. — Слушай, — хрипло произнёс Джеймс глядя на собеседника из подлобья. — Сколько можно дуться? Снейп презрительно поджал губы — он не выносил пьяных и пьющих. — Ты очень злопамятный. А мы ведь все были тогда глупыми детьми, невидящими разницы между мелкими проказами и насилием. А кстати, где моя жена? Снейп молчал. Он желал лишь одного — чтобы этот человек поскорее убрался отсюда. — А... точно... — сипло протянул Поттер и его лицо озарила безумная улыбка. — Её же убили. Мою жену... маму Альберта.. Забавно, правда? А ты знаешь, ведь я никогда не пил... Интересно, и что же произошло? Представляешь, приходишь к ней на работу, а там сообщают что нашли её труп... Смерть нетерпелива... Северус, а у тебя красивое имя... — Что тебе от меня нужно? — раздражённо спросил зельевар глядя на потемневшее от боли лицо врага. — Прощение... — прошептал Джеймс. Снейп презрительно фыркнул. — Я не заслужил его, однако ты сам спросил. — После всего что ты сделал? — выплюнул он. — Никогда! — Ты очень гордый человек. Не имею ничего против, я и сам такой. Однако гордость, это чума... затмевает разум. Грядёт война... Я видел... Бессмысленная вражда... Мы уже не дети... Он, пошатываясь, встал с кресла и обратился прямо к нему, наставив трясущийся палец ему в лицо. — Она погубит тебя, эта гордость... Ведь я тоже человек, если ты ещё не забыл... Совесть беспощадна... Она убьёт меня, на что тебе до этого? Я ведь никто... Хуже, чем грязь у тебя на ботинках, которую ты вытрешь... И всё... Северус резко встал и распахнул входную дверь. — Прошу на выход. — Он оскалился, будто заболели все зубы разом. Джеймс подошёл к нему и остановился, раскачиваясь у самого порога. — Я бы плакал, если бы ты умер... Ведь тогда бы это значило, что у меня была возможность спасти тебя, а я ею не воспользовался. — он горько рассмеялся и вышел, оставив ошарашенного зельевара стоять у двери. . * * * Мелодичный звук оттолкнулся от деревянного корпуса гитары и взмыл под потолок. Это стало последней каплей. Жгучие слёзы хлынули из глаз Альберта, орашая подушку. — Эмоции требуют выход. Сделай им одолжение... — тихо проговорил Лероп, перебирая пальцами струны, запрокинув голову вверх. Септимус зачарована замер в ногах у друга, вслушалась в музыку. Однако она не возимела того эффекта, который действовал в данный момент на Альберта. Грубо говоря, он не понимал эту мелодию как незнакомый язык. — Почему она не действует на меня? — негромко поинтересовался он, ощущая вибрацию струн. — Потому что она не твоя. — меланхолично ответил тот и пояснил. — Я зеркало, преломляющая свет души. В данный момент я отражаю свет Альберта, и он понимает поскольку это его душа. Ты же слышишь просто мелодию, а он видит её ощущая сердцем, поэтому это так больно. Он в отчаянии, а тут поставили зеркало и он увидел его. Нехитрая профилактика, но в больших количествах может свести с ума. Септимус ошарашенно теребил одеяло, глядя на лакированную поверхность гитары. — А ты сможешь?... Лероп проницательно склонил голову на бок, задумчиво вглядываясь в темно-зеленые глаза, слегка блестящих в неясном полумраке спальни. От мелодии, внезапно наполнивший комнату, его сердце пропустило два удара, а затем кануло куда-то вниз. Кто-то звал его, а он потерял голос чтобы ответить. Он почувствовал, как что-то острое полоснуло его по груди, но вместо боли по телу прошлась волна обжигающего тепла. Хотелось утонуть в нём, и в то же время немедленно избавиться от него. Септимус поймал себя на том, что совершенно не дышит, но он не задыхался. Оказалось, всё остальное время воздух только мешал ему, а теперь словно тяжёлые путы, связывающие его лёгкие, пали. И внезапно всё прекратилось. Мальчик судорожно вздохнул, и у него закружилась голова. — Ещё... — пробормотал он. — Хочу ещё... — Дыши. — раздался над ухом лёгкий, мягкий голос. — Больше нельзя, а то задохнёшься... Воздух вдруг затопил всё, он закашлялся и открыл глаза. Лероп наставил палочку ему в лицо, бормоча заклинание. — Что... что ты делаешь? — выдавил Септимус мотая головой, отчаянно пытаясь сфокусировать взгляд. В комнате внезапно стало ужасно душно. — Не даю тебе умереть от нехватки кислорода. — простодушно откликнулся тот, накладывая на друга охлаждающие чары. — Ты прочитал мою душу? — этот вопрос невольно прозвучал с нотками детского испуга. Ольяр улыбнулся. — Частично. — небрежно бросил он. — Если бы я сделал это полностью, ты бы заметил. Септимус непонимающе нахмурился. — Душу нельзя прочитать, не затрагивая воспоминания, а для этого требуется легилименция. Но если её смешать с моей магией, произойдёт эффект, схожи с глобальным забвением. Ты бы потерял даже самые ранние воспоминания. — он закусил губу, и добавил с усмешкой. —И сомневаюсь, что твой отец оставил бы это без внимания. Септимус задумчиво принялся рассматривать замысловатый рисунок на одеяле. — А что тогда ты делаешь, если читать душу нельзя? Лероб растерянно обернулся. Альберт приподнялся на локтях — он больше не плакал, но с каким-то отрешённым благоговением рассматривал тёмный корпус гитары на коленях у мальчика. — Читаю чувства и эмоции. — тут нежно провёл ладонью по струнам, и септимус заметил у него на руках уродливые длинные шрамы, насыщенного цвета. — За всё требуется платить. — тихо произнёс Лероп, проницательно кивая. — Я не могу без этого, так же как и волшебник, который продолжительное время не использует магию — его магическое ядро слабнет, а вскоре он превращается в самого обычного сквиба. Только я просту умру, если не буду использовать свою способность. Однако это доставляет мне физическую боль, к которой я так привык, что стал получать от неё удовольствие. Моя душа сломится — это будет напоминать последствия атаки дементора... — Лероп откинулся на спинку стула и запрокинул голову. — А ты ммм... читал когда-нибудь что-нибудь душу? — после минутного молчания поинтересовался Септимус, неловко проводя рукой по волосам. Лицо юноши резко окаменело, а зрачки превратились в щёлки. В комнате повисла долгая неприятная тишина, такая вязкая, что казалось загустел даже воздух. — Давай... не будем сейчас поднимать эту тему. — попросил Лероп. — Прости... — мальчик уже жалел о таком резком вопросе. Ольяр снисходительно улыбнулся, но ничего не сказал. Внезапно раздался слегка хрипловатый голос Альберта. — Папа стал пить... Друзья разом обосрились на него. — После того что произошло... я ни разу не видел его трезвым... Он не спит и почти не ест... А я никак не могу ему помочь... — Поттер с отчаянием посмотрел на друзей полными слёз глазами. — Мне... ох нет... мне кажется, он скоро сломается... Септимус придвинулся ближе и стремительно стиснул его в объятиях. Мальчик уткнулся лицом в плечо товарища и тихо заплакал.