Решения

— Мы не убьём его, Алистер. Она ставит его перед фактом. Она, всегда спрашивающая у него совета, интересующаяся его мнением. Ценящая его, как думал Алистер до этого момента. Потому что сейчас он видит перед собой другого человека. Жёсткого, твердого, как камень, и решительного. Потому что не может найти ответа на точное, как удар кинжала, замечание: тебе некуда идти. Подашься в короли — Анора приставит нож к твоему горлу. В храмовники — она, Кусланд, знакомая со многими магами, отпустившая того малефикара, убьёт раньше, чем ты сумеешь облачиться в доспехи. «Разве что в пьяницы» Говорит ему со злой насмешкой та, которая садится на колени перед новоиспеченным (но уже испорченным) серым стражем, которая белоснежным платком стирает черную кровь с лица того и смотрит так… по-особенному, как сам Алистер смотрел когда-то на Дункана. — Ты выглядишь так, будто не знал. Подходит к нему, пытающемуся успокоиться, Зевран, ухмыляющийся, скрестивший руки в долийских перчатках на груди, также наблюдающий за актом беззрассудного поведения. — Зато ты… Как? Почему? Тебе? — Сдаётся мне, вы в её палатке не разговоры разговаривали. Смеётся эльф, а Алистера захлёстывают отрывки горько-сладких воспоминаний. — «Ты посчитаешь меня дурой, но я сделаю это. Потому что… Это с детства, понимаешь? Я восхищаюсь им также сильно, как и ненавижу, и это мешает» примерно так. Она и правда тебе ничего не говорила? — Можешь себе представить. Говорит он тихо и разворачивается, не в силах вынести ответный на восхищение снисходительный взгляд и тихий разговор неразличимым шёпотом.

***

— Ты понимаешь, что это неправильно, страж? Слышит он раздраженный, неосознанно убыстряя (до скрипа по начищенному лезвию) протирание меча. Смотрящий на него Мабари, Драсти, уже получивший свой кусок сыра, вопросительно скулит, наклонив голову. — Тебе-то что, ты проблемы здесь в упор не видишь. Сыролюбивая зараза. Из его рук он сыр никогда не брал. Даже добровольно предложенные куски не съел, показательно улегшись на свое место. Самого Алистера с недавнего времени от сыра начало тошнить. — Почему? Потому что вы старше, ведь в положении мы — уже — равны? Только из-за этого? — Я вижу, как смотрит на тебя… Алистер. Как не сводит взгляд с меня… — Как и половина моего отряда. — Это не меняет сути. Иди лучше к нему… — От него не пахнет домом, прежней жизнью. От тебя пахнет. Алистер выдыхает. Всё это только потому что выродок пахнет чем-то, кроме дерьма? — Это… — То, что мне нужно! Немного той жизни, которую я никогда больше не обрету. К которой не вернусь, как бы не старалась. К ней и… людям… — Девочка… Алистер со злым смешком думает, когда это усталое «страж» переросло в чувственное «девочка», борясь с желанием обернуться и посмотреть. На неё, открытую, ту, которую он никогда не видел, и на выблядка, эту откровенность не заслужившего. Которому всего лишь повезло оказаться ниточкой к прошлому. — Пожалуйста. Я больше не приду. Но сейчас, сегодня… Тихое «сегодня» ножом проходится по сердцу.

***

Он не слышит всего, проспавший положенные три часа, но уверен, что не пропустил ничего менее сокровенного. Душевно-сокровенного. Они разговаривают о жизни в поместье Кусландов. Выродок тихо рассказывает что-то о лабиринте комнат, она кивает, вставляя слова. Его пальцы перебирают её волосы в мелькнувшей из-за порыва ветра секундной картине. Элисса выглядит счастливой. Алистер, наверное, счастлив за неё.

***

— Я, надеюсь, ты простишь меня. Когда-нибудь. — И пойду, простивший, спать с Морриган? Он возмущён и пышет возмущением на Кусланд. Расслабленную, преобразившуюся с собрания земель из озлобленной, зачерствевшей девушки в рассудительную женщину, и гонит мысли о том, что большую роль в превращении сыграли ночи выродка Логейна в её палатке. — Я и не предлагала этого. Отвечает она спокойно, и это спокойствие убивает его. — Но я, черт дери, слышал! — Народ тоже «слышит», но никто не говорит, что тот прав в своём мнении, составленном из слухов. — Тогда сейчас с ней спит Логейн? То-то ты здесь! Алистер взрывается, потому что Кусланд всё такая же спокойная и холодная. Потому её речь стала такой витиеватой, а она сама — только краше. — Ты мне вечно будешь припоминать это? — Уж постараюсь. — Может, мне надо умереть, чтобы ты перестал? — Может.

***

И она умирает. А он пустым взглядом смотрит на Морриган, что отворачивается, поджимая полные губы. На Логейна, массирующего виски, привычно скрывающего больные глаза и горечь потери. На остальных, по губам которых не скользит неверящее «победа». И понимает, что заигрался в обиженного, что, приглядевшись, отвлекаясь от затапливающих его эмоций, разглядел бы Элиссу получше. Какой её видел Зевран, какой она предстала перед Логейном. Какой она была, позволяя Алистеру быть счастливым, дорожа им и остальными из отряда. — Что за зелье она просила у тебя? Слышит он потухшую Лилиану, всю в крови, усталую, с поникшими плечами. Не менее подавленная Винн не отвечает, кидая на Логейна взгляд, значущий более тысячи слов. Огрен громко чертыхается.