Не просыпайся, ночь так нежна

      Красный диск заходящего солнца запутался в ветвях и повис тревожным фонарём. Чхве Ёнджун знал, что скоро солнце зайдёт, оставив быстро густеющий мягкий сумрак. Но пока время у него было — как ему подсказали (не бесплатно, само собой), попасть в заколдованное поместье можно лишь в минуты между днём и ночью. Конечно, о том, что Ёнджун встретит в поместье, никто ничего толком рассказать не мог. Версии и предположения разнились, сходясь только в одном — поместье будоражило воображение Ёнджуна. Вполне возможно, что диковинная редкость, скрытая так искусно и загадочно, покроет все его потребности на долгие годы вперёд, до старости, если её продать.       Ёнджун усмехнулся. Он повзрослел достаточно, чтобы не находить ничего романтичного в ночных незаконных приключениях. Ловкий вор и специалист по редким ценностям, особенно тем, которые связаны с проклятиями, благословениями и прочим шаманским наследием, он начал ценить свою шкуру.       При мысли о шаманах, которых все считали исчезнувшими — их истребили, если точнее, — зазудело между шейными позвонками. Это там Ёнджуна коснулся стебель некоего боба, проросшего в горшке, пока он его доставлял заказчику. Теперь на шее Ёнджуна временами появлялась каменная кожа. Именно каменная, без ошибки, Ёнджун проверял в зеркале, даже отколол кусочек. Больно не было, а камушек у него с собой в кошеле, как напоминание об осторожности.       На поместье заказа не приходило. Поместье — инициатива самого Ёнджуна. Его мечта о спокойной жизни и фантазия о мгновенном решении всех проблем. Надо только достать и продать. Что бы там ни находилось.       Колючие кусты в рост Ёнджуна, покрытые мелкими душистыми цветочками, дрогнули. Солнце мигнуло в скрюченных ветвях багровым краем. Ёнджун втянул сырой воздух, пахнущий разрытой землёй. Кусты закачались, будто под ветром, чуть расступились. Это оно, понял Ёнджун. И ринулся в гущу, спеша продраться сквозь цепляющиеся ветви, пока они гибкие.       Сердце колотилось, он помнил предупреждение, что многие застревали тут с наступлением ночи — навсегда. Но он — Чхве Ёнджун. Удача его любит. Он быстр, смел и сообразителен. Он пройдёт.       Сердце отсчитывало мгновения, кусты не кончались. Ёнджун рвался вперёд, работая руками, ногами и всем телом, продавливал себя через сплетённую податливую массу, зная, что цель достижима.       И вот в лёгкие хлынул чистый ночной воздух, руки ощутили пустоту, грудь расправилась, спина распрямилась. Лишь ногу — пронзило острой болью, обхватило жёсткой хваткой.       Ёнджун обернулся. Нога застряла в кустах, помертвевших и затвердевших не хуже кожи на его шее после того боба. По лодыжку он — пленник кустов. Но шансы вырваться велики, ветви оплели ногу, искололи шипами, насквозь же не пронзили, и кости целы.       Присев у куста, Ёнджун потянул ногу, руками поддевая и расталкивая ветви. Может, ночь не окончательно вступила в права, а может, по краям кусты не настолько затвердевали, как в опасной своей гуще, только ветви поддавались усилиям Ёнджуна, хотя крови он оставил прилично.       Перевязав лодыжку заготовленной тканью, Ёнджун обернулся к дому. Он не позволял себе думать про него, пока не прорвался сквозь колючую защиту, теперь же мог рассмотреть. Он уже зашёл дальше многих.       От колючей живой изгороди до просторного ханока простирался сад, самый обыкновенный, с дорожками и цветами, с обязательным прудом и беседкой над ним, только заросший и брошенный. Ёнджун пошагал напрямую, топча траву и игнорируя повороты дорожек. Тут некому возмутиться, раз никто не заботится о саде. Но и наступая на пожухлые цветы, Ёнджун машинально отмечал, что некогда сад был очень даже красив. Изящность вазонов и живописность горок из камней он оценил мгновенно, этому не помешали мох, пыль и увядшие плети вьюна. Ёнджун бы остановился и пригляделся, но не в этот раз, впереди ждала цель покрупнее.       Не раздумывая, он шагнул на ступени, ведущие в прохладный тэчхон, разуваться не стал, лишь хмыкнул, подумав об этом. Раненную ногу жгло под повязкой, и это только добавляло решимости найти сокровище и забрать себе. Может, он не сразу покажет его возможным покупателям. Может, он сначала побудет владельцем сам.       Сколько чудесного и любопытного прошло через его руки за долгие годы карьеры вора! Он никогда не пытался использовать артефакты, честно отдавал заказчикам, считая рискованным прибегать к скрытой в артефактах магии. А он чувствовал эту силу каждый раз — она ощущалась чем-то живым, почти сознательным, хитрым, и оттого особенно опасным. Самое мудрое, что могли заказчики сделать с добытыми для них артефактами, это поставить их в секретном месте и тихо гордиться тем, что владеют ими. Но не использовать!       Из тэчхона двери вели вправо и влево. Ёнджун покрутил головой, раздумывая, куда пойти сначала. В самом тэчхоне ничего волшебного он не ощущал, а чутьё на артефакты его не подводило пока ни разу. Но это же чутьё молчало, не подсказывая, куда направиться. Вполне вероятно, что одним днём поиски не ограничатся, но и к этому Ёнджун подготовился: в рюкзаке имелся запас воды и еды, помимо полезных мелочей и приспособлений.       Успокоив поток мыслей, Ёнджун толкнул ближайшую дверь и замер. Чутьё молчало. Нос уловил запах плесени и бумаги, старого дерева, что не было удивительным. Взгляд же привычно скользил по стенам и углам, выискивая что-нибудь интересное. Ничего. Нет даже намёка на таинственное и скрытое.       Этого следовало ожидать. Пусть ценное и важное не спешили доверять женщинам, но и у порога не хранили точно.       Открывая двери одну за другой и осматривая комнаты, заглядывая в кладовки и шкафчики, Ёнджун продвигался по дому. Странное ощущение неправильности не покидало его. Всё вокруг определённо пахло старостью, если не древностью, — и это совпадало с тем, что он знал про поместье. Впервые он услышал про чудесный дом, в который не попасть, малышом. Из страшноватой сказки история превратилась сначала в легенду, а потом и во вполне определённый объект, реально существующий. А вот попасть в поместье и правда было невозможно.       У Ёнджуна ушло несколько лет только на сбор слухов, из которых он выудил полезное.       Ещё год ушёл на составление плана и сопротивление мечте попасть туда, куда не считалось возможным. Попытки были, удачные — тоже, но поместье продолжало существовать на окраине города, и тайна его оставалась неразгаданной.       Ёнджун верил, что стоит вынести отсюда то ценное, что тут спрятали, какой-то неимоверно мощный артефакт, колючие кусты по периметру завянут и опадут дряблыми плетьми. Так случалось с любой магической защитой — её поддерживала сила артефакта, они были связаны.       Мысли вернулись к тому странному, что не удавалось нащупать. Чутьё на магию молчало, но кроме магии в мире полно других причудливых вещей. Не обязательно трогать проклятый предмет, можно умереть ещё на подходе к нему, не заметив ловушек. Потому Ёнджун крутил головой, по три, по пять раз осматривая углы и тени, светил фонариком, прежде чем наступить, оборачивался и проверял путь обратно.       И наконец его осенило!       Пахло, как будто дом простоял долгие десятилетия, но выглядело всё вокруг, словно люди отсутствовали максимум пару дней. Ни сквозняком не сдуло бумаг со столика, ни чернила не растрескались в чернильнице… И ткани крепкие. И рисовая бумага ширм плотная, и рисунок на ней не поблёк.       Охранительные чары настолько сильны?       Что же прячут эти стены? И почему?              Следующую комнату Ёнджун осматривал придирчивее. И следующую. Поместье впечатляло размерами и роскошью убранства. Но все эти ширмы, вазы, вышивка и прочее — не то, за чем пришёл Ёнджун. Всё это можно продать ценителям антиквариата, но уникального тут нет, обычный богатый дом. Предметы с проклятиями или благословеньями ценились выше предметов с историей.       На женскую половину дома Ёнджун вступал подуставшим. Нога болела ощутимее, заставляя прихрамывать. Настораживало, что чуйка молчала. Ни одного тайника не подсказала! Могло ли их не быть в доме чиновника очевидно высокого ранга? Маловероятно. И это желание присесть и отдохнуть на шёлковых одеялах, вышитых вручную, гладких и мягких. А лучше прилечь, опустить голову на подушку, расслабить мышцы…       Толкнув очередную дверь, Ёнджун остановился. Резкий сладкий запах жасмина контрастировал с тем, как пахло в других комнатах. Невольно вдохнув глубже, Ёнджун сжал створку двери, почти проткнув пальцами рисовую бумагу, её покрывавшую. Голову закружило, и потянуло туда, вглубь комнаты. Повлекло с силой.       Через распахнутое окно в комнату светила луна, необычайно полная и прекрасная. Ветви цветущего жасмина покачивались за окном, тёрлись о раму, роняли лепестки на пол комнаты.       А за прозрачной занавесью кто-то лежал.       Кто-то.       Ёнджун не удивился, когда рассмотрел пышную юбку ханбока, выглядывающую из-под занавеси. И почти равнодушно посмотрел на красавицу, которую обнаружил, обойдя занавесь.       Кто же ещё мог найтись на женской половине в такой чудесной комнате?       А посмотреть было на что. Казалось, в эту комнату собрали всё самое интересное со всего дома. Открытые шкатулки с украшениями, большое зеркало в искусной оправе, отрезы шелков, мотки ярких нитей и разноцветные ленты, россыпи бусин из нефрита, опала, агата… Чем-то интересным была занята хозяйка комнаты, когда её сморил сон!       Ёнджун присел возле особы.       Она лежала ровно, сложив руки поверх юбки. Лёгкий румянец подчёркивал нежную белизну кожи. Чёрные дуги бровей разлетались над закрытыми глазами, очерченными длинными ресницами. Маленький носик над розовыми — маняще-малиновыми! — губами. Острый подбородок овального лица. Гладко, до зеркального блеска, зачёсанные в косу волосы.       Ёнджун бы не удивился, встретив такую красавицу рядом с одним из заказчиков. У тех деньги водились немалые, раз позволяли себе увлекаться покупкой незаконных артефактов. И красавицы им положены по статусу, и «усовершенствовать» девушку рядом с собой для них не проблема.       Но та, которая спала перед Ёнджуном, вряд ли когда-либо слышала про пластику. И амулетов, наводящих морок красоты, Ёнджун не ощущал. Чуйка молчала! Может, шептала что-то, похожее на предупреждение, но это могло относиться к любой симпатичной девушке, почему-то оказавшейся наедине с Ёнджуном. «Не связывайся! Хлопот не оберёшься». Про магию это? Нет, это про глупое сердце, которое у Ёнджуна всё-таки билось в груди.       Пальцы потянулись коснуться атласа кожи. Ёнджун отдёрнул их в последний момент, почти задев щёку девушки.       Долгий вдох, похожий на томный вздох, приподнял грудь под чогори. Девушка и правда просто спала?       Ёнджун невольно втягивал сладкий воздух комнаты, такой приятный после затхлости и увядания остального дома. Не мог надышаться, хотя осознавал, что голову начало кружить. Перед глазами была она, прекрасная хозяйка комнаты и дома, юная и свежая, так завораживающе спящая.       Лунный свет словно гладил её, касался мягко, украшал тонкими тенями. Ёнджун склонился над девушкой — хотел услышать её дыхание, конечно же. Ведь это ненормально, что она одна во всём поместье, отрезанном от остального мира. Или в оставшихся комнатах он тоже найдёт людей?       Вздох лёг еле уловимой лаской на щёку Ёнджуна. И, видимо, это дурманящий жасмин виноват — Ёнджун втянул сладкий густой воздух, словно пробовал на вкус дыхание спящей красавицы. А та спала крепко, ни реснички не дрогнуло. Чуть изгибались приоткрытые губы, вкусные даже на вид. Снилось ли ей что-нибудь, Ёнджун не знал, но представлял, как падает в её сон, встречается с ней взглядом, очаровывает…       …Малиновый вкус. Откуда Ёнджун его помнил? Но у поцелуя был вкус малины, определённо. Сочный, влажный, лопающийся мякотью на губах, растекающийся по языку, пачкающий едва уловимой кислинкой. Ёнджун никогда не думал, что ему нравится малина. Он и не помнил, чтобы когда-нибудь вообще её ел, разве что случайно в десерте попалась или искусственным ароматизатором чего-нибудь дешёвого встретилась.       Он облизал губы, хмурясь. Всерьёз обдумывал, поцеловать ли ещё спящую незнакомку. Соображения об опасности, осторожности и странности гасли на периферии желания попробовать эту малину снова. Убедиться. Насладиться. Отдохнуть в конце концов! Сколько он сдерживал себя? Отказывался от удовольствий и встреч, избегал приятных знакомств. И ради чего? Нет, он правильно поступал, но… Он же живой! Ему не чужды томление и влечение к другому человеку, страсть.       Девушка спала. Лежала под Ёнджуном, дышала, изредка вздыхала, будто что-то приятное ей всё-таки снилось. Ёнджун мог стать частью её сна, это его прикосновения она почувствует и воспримет сквозь морок грёз.       Он приник к приоткрытым губам, нежно медля и наслаждаясь скромной невинностью. Не страсть — истома. Не огонь — нега. Не вожделение — блаженство. Обхватывал губами малиновые губы, не тревожа сна, и терялся в ощущениях.       Целовался ли раньше? Да. Но не так. Без души.       — Ты пришёл, — шепнула она, распахнув лучистые глаза.       Ёнджун провалился в безвременье её взгляда мгновенно, нырнул с головой, вылетел в открытый космос, про который слышал, что он безграничен и полон тайн.       Она. Ждала. Его.       Стучало сердце, с каждым сокращением наполняя кровь сладостью жасмина и малины. На шее вновь закаменела кожа, предупреждающими мурашками пробежалась по позвоночнику дрожь.       — Я ждала тебя, — перебила просыпающуюся осторожность девушка.       «Я. Ждала. Тебя», — отбило о рёбра сердце.       Маленькая рука опустилась на плечо Ёнджуна, робко погладила. Девушке шло это смущённое любопытство.       — А-ах, — вздохнула она, пряча глаза под дрожащими ресницами. Пальцы трепетали на плече Ёнджуна, готовые соскользнуть. — Это, наверное, сон? Некому меня спасти. — И она снова вздохнула. Опустила ресницы, они раскинулись веерами по щекам. Губы сомкнулись.       — Спасти? — уловил Ёнджун. Никогда не рисковал ради чьей-то жизни, но вот… Не мог не спросить. Не мог не подумать, что должен что-то сделать.       — Спасти, — отозвалась прекрасная девушка. — От проклятья, из-за которого мне не покинуть этой комнаты. Никогда.       В проклятьях Ёнджун разбирался лучше, чем в девушках. Умел их находить и обходить до того, как вляпается. Что делали заказчики с предметами, несущими в себе проклятье, он не интересовался, хотя и о внезапных смертях недавних заказчиков вроде не слышал. Большинство проклятий насылалось опосредованно, через предмет, чтобы избавить проклявшего от магического эха. Проклятый предмет это просто сосуд, это не направленное зло; кто подпадёт под проклятье, подцепив от предмета, тот сам виноват, не проклявший. Потому Ёнджун подумал, что способен помочь спящей красавице — без пошлых задних мыслей.       Он огляделся. В голове прояснилось, ощущение, что где-то тут сработавшее проклятье, запульсировало в пальцах. И да, чуйка пробудилась и отозвалась ясным зовом, повела сначала к тканям и ниткам, потом к пяльцам с незаконченной вышивкой… Чуйка разве что не звенела током крови в ушах, подсказывая, что проклятый предмет где-то тут, рядом, совсем близко. Это не ткань. И не лента. Не пяльцы. Не узор вышивки… Не зеркало и не украшения — ни одно из них…       Ёнджун вёл рукой, не касаясь ничего. Проклятие затерялось в ворохе роскоши, удобно мелкое для проклинавшего. Но Ёнджун мастер, он найдёт.       …Острая игла впилась в палец раньше, чем Ёнджун отдёрнул руку от блеснувшего в ворохе тканей металла. Должно быть, игла упала, прокляв хозяйку, затерялась и притаилась, ожидая её возвращения.       Онемение прокатилось мягкой волной от пальца по кисти, капелька крови зачернела в лунном свете, бликуя отражёнными искрами. Ветви жасмина качнулись, лепестки слетели в комнату, улеглись узором между теней.       Ёнджун нашёл предмет с проклятьем. Он успел это понять. Но попался сам. Может, разделённое на двоих проклятье ослабнет, тогда Ёнджун спасёт девушку. Онемение, пробравшееся до локтя, намекало на иное.       Ласковые руки обхватили Ёнджуна за плечи, к спине прижалось гибкое девичье тело. Когда Ёнджун сбросил рюкзак? Он не помнил такого. Но рюкзак и правда нашёлся поодаль, вне досягаемости рук.       — Ты нашёл, — шепнул голос на ухо, обдав теплом.       — Нашёл, — отозвался Ёнджун, через силу сжав в кулак онемевшие пальцы.       — Ты укололся, — с лёгким сожалением продолжила девушка, скользнув рукой по молнии чёрной толстовки. Будто бы хотела проникнуть под одежду.       — Укололся, — подтвердил Ёнджун. Рука онемела до бесчувствия, но в груди горело — представлялось, как молния расходится под пальцами девушки, пуская её к телу.       — Это плохо, — сообщила девушка без тени огорчения. Ёнджун точно различил в её голосе нотки довольства. Он обернулся взглянуть на неё. — Ты останешься со мной? — нежно спросила она, встретив его взгляд.       — У меня есть выбор? — осторожно поинтересовался Ёнджун, борясь с наведённым мороком, наконец распознанным. Какой же он дурак, что так глупо попался! Да, проклятую иглу сложно было бы сразу заметить, но он и не пытался, очарованный спящей красавицей. Будто он красивых девушек не видел и не обнимал!       — Нет, — опустила она взгляд. И будто бы смотрела на губы Ёнджуна. Туда ли, он не мог знать, но так казалось. — Ты погрузишься в сон, как и я. Пока не придёт тот, кто снимет проклятье. Но это не так плохо! — обвила она его, кинувшись ему на грудь. — Теперь мы вместе.       Ёнджун почувствовал, как тянет его поддаться обещающему шёпоту. Сжать изящные запястья, потянуть к себе, распустить ленту на чогори… Впутаться в гладкую косу, растрепать её, чтобы волосы тяжёлыми волнами упали на белые плечи. Он бы впился поцелуем в изгиб шеи, втянул пропитавшуюся жасмином и лунным светом кожу. Он бы повалил на постель, распластал, придавил собой…       Он мог бы. Она бы позволила. Не противилась.       — Значит, я усну? — хрипло спросил Ёнджун. Теперь он ясно видел, что не так уж и страдала красавица от проклятья. Или она настолько сжилась с ним? Или это такой побочный эффект, как отравление?       Да и сколько лет она тут «спит»? Что с ней станет, когда «проснётся»? Вполне может быть, что развеется прахом, как давно умершая.       — Мы вместе уснём, — шепнула она, вновь обернувшись скромницей.       За её спиной маняще простиралась постель — шёлковая, прохладно-гладкая, как знал Ёнджун. Он на таких не спал, а тут придётся. Ведь онемение в уколотой руке сменилось приятной тяжестью расслабления. Если прикрыть глаза, Ёнджун провалится в сон. И что тогда на самом деле случится, он не знал.       Девушка легла, сдвинувшись к краю и оставив место для Ёнджуна. Откинутое одеяло ждало только его.       — Мне надо… Мне надо, — спешно придумывал Ёнджун причину выйти из комнаты. Как назло, мысли ворочались вяло, сонно. — Мне надо умыться, — пробормотал Ёнджун, вставая на четвереньки, игнорируя боль в раненной лодыжке.       Девушка приподнялась, оперлась на локоть.       — Хорошо, — блеснули грустью её глаза. Будто она знала, что Ёнджун не вернётся. Знала — и отпускала.       Ёнджун попятился к выходу, физически преодолевая желание в одно движение оказаться возле девушки, накрыть её своим телом, вжать в постель, обняв. Он бы просто уткнулся ей в шею, сладко пахнущую, закрыл глаза, и пусть сон охватит их обоих.       Он не стал обещать, что вернётся. Насколько разбирался в проклятьях, это было лишним. Он либо сможет преодолеть наведённую сонливость, и тогда правильным будет сбежать из поместья. Либо не сможет справиться с проклятьем и окажется возле девушки.              Стоило выйти из комнаты и прикрыть двери, дышать стало легче. Запах жасмина плыл за Ёнджуном, но не кружил голову тяжёлой сладостью.       Ёнджун кинулся назад, откуда пришёл, минуя комнаты, в которые заглядывал в поисках сокровища. Была ли та девушка — тем самым сокровищем? Или игла для вышивания? Насколько дорого смог бы Ёнджун продать иглу? И смог бы, если сам укололся ею раньше, чем нашёл? Сюда он попал на закате, выпустят ли его кусты на рассвете, который близится? Он проведёт здесь день и попытается уйти вечером. Он должен попытаться!       Вскоре хаос в мыслях поутих, и до Ёнджуна донеслись звуки, которых он не слышал, когда только проник в дом. Безлюдный ранее, дом полнился шорохами, бормотанием и вздохами, что-то потрескивало, позвякивало, шуршало.       Ёнджун остановился. Прислушался. Распахнул ближайшие двери.       За столиком, на котором Ёнджун недавно рассматривал изумительной работы чернильницу, прикидывая её стоимость, сидел молодой человек. Бледно-лиловый турумаги раскинулся вокруг него. Молодой человек вскинул голову удивлённо, но тут же кивнул, ухмыльнувшись, а потом и вовсе вернулся к своему занятию. Придерживая широкий рукав второй рукой, он водил кистью по бумаге, точными линиями рисуя журавля.       Ёнджун моргнул пару раз, молодой человек никуда не исчез. И тогда Ёнджун заметил, что и запах изменился, перестал был затхлым. Догадка молнией пронеслась в мыслях.       — Прошу прощения, — нагло начал Ёнджун. — Ты из тех, кто искал иглу и укололся?       — Да, — не подняв головы, ответил молодой человек. — Как и ты.       Ёнджуна качнуло. Сбывались худшие подозрения.       — Ты можешь вернуться к госпоже. У неё давно не было гостей. — Внимательный взгляд умных глаз поймал Ёнджуна. Лёгкая усмешка, лишённая горечи или превосходства, изогнула губы молодого человека. — Иди к ней. Тебе понравится. А с нами успеешь ещё познакомиться. В конце концов, — сжал он кисть, которой рисовал, — больше тут заняться нечем.       Отпущенный незнакомцем, который явно чувствовал себя здесь как дома, Ёнджун развернулся шагнуть в коридор. Он трижды самонадеянный дурак! А как он радовался, что пробрался сквозь колючие заросли, успев за несколько минут между днём и ночью, как поражался собственной ловкости, ведь ему преграда поддалась так легко! То-то так мало информации о том, что пряталось за зачарованной изгородью — пробравшиеся через неё оставались тут.       — Добро пожаловать в вечность, — ударило в спину. Очень вовремя.       — Это мы ещё посмотрим, — процедил сквозь зубы Ёнджун. Да, он попался, но не сдастся так просто, будет бороться.       В конце концов, он и правда специалист, и теперь в его распоряжении та самая, про́клятая вечность.