Красное — для любовников

      Мелкий и частый дождь красил день в серый. Впрочем, день клонился к вечеру, так что к закономерной пасмурности добавился сумрак.       Пак Гоын пробиралась по тропе между намокших кустов, то и дело одёргивала плащ-накидку, норовящую задеть каждую колкую ветку и смахнуть на ноги Гоын холодной воды. Капюшон плаща постоянно сползал, слишком большой для Гоын, и его приходилось придерживать. А ещё слегка мутило от выпитого.       Дождь начался не так давно, чтобы тропа раскисла. Это успокаивало. Не хватало ещё увязнуть в грязи и окончательно потерять лицо. Достаточно глупого обещания, опрометчиво данного!       В своё оправдание Гоын повторяла, что она и правда давно не виделась с теми, с кем практически выросла. Это в выпускной класс она пошла в городе, а до этого росла и училась тут, в одной из крохотных деревенек, окружавших городок, который, в свою очередь, лепился к городу побольше. Что ж, Пак Гоын не планировала возвращаться и не вернулась бы, не случись на работе настолько большая неприятность, что пришлось уволиться. А у не сумевшей устроиться на новую работу Гоын оказалось слишком много свободного времени, чтобы оценить растущие счета, которые сложно вовремя оплачивать.       Хорошо, что ей было, куда вернуться. И конечно, она сказала, что это отпуск. Ну, а напилась она за компанию, потому что встретила старых друзей, расслабилась и так далее — вовсе не от отчаяния, холодной рукой сжимавшего плечи.       В тепле семейного ресторанчика, который не изменился со времени, когда Гоын тут училась, рассказы про волков в лесу казались надуманной пугалкой. И думать так был резон: Гоын уже неделю как тут живёт, а про волков и пропавших детей услышала впервые. И между деревнями она спокойно передвигалась, не заметив какого-то опасения за свои жизни у встреченного населения.       Куда сильнее волновал внимательный, с поволокой, глубокий взгляд Ким Джиуна. Гоын думала, что простилась с детской влюблённостью. Но тогда придётся признать, что повелась на повзрослевшего Джиуна, в котором не угадывался деревенский неискушённый паренёк.       Гоын хмыкнула. Зазналась она, однако, в больших городах. А реально похвастаться ей нечем. Неудачница, если уж на чистоту — ни зарплаты, ни работы, ни парня, даже жить больше негде. Вернулась, поджав хвост, наврала. Хотя… Ну, осталась бы она тут, сильно бы лучше получилось? Три крупные фермы и четыре завода, несколько офисов, половина из которых это представительства компаний покрупнее. Можно ещё ресторанчик или магазинчик свой завести и вообще забыть про нормальный отдых и роскошь.       В лесу треснула ветка, неожиданно резко в моросящем однообразии. Гоын вздрогнула, остановившись, завертела головой, сдвигая капюшон и тут же поправляя его, чтобы не слетел. Ярко-красная непромокаемая синтетика била по глазам неуместным цветом, отвлекая от теней между деревьями и кустами.       Волк-людоед — тут же припомнилось из рассказанных новостей. Гоын же смотрела на Джиуна и только потому пропустила половину рассказанного мимо ушей и сознания. Но да, вроде тут водятся волки. Потому что заповедник недалеко. Не совсем к деревням примыкает, но иногда волки пробираются.       Дождь нудно шелестел по листве и траве, остальные лесные звуки приглушились. Гоын дёрнула бровью, будто б в насмешку над собственной пугливостью.       «Выбери красный. Он издалека будет виден. Тогда и волк не спутает, и нам будет легче тебя найти, если что». Сон Ханбин откровенно подначивал, рассматривая нежно-шифоновую блузку Гоын, которую она выбрала, чтобы поразить бывших одноклассников.       «Не боюсь я ваших волков», — с улыбкой ответила Гоын, позволяя ему задерживать взгляд ниже подбородка. «Не верю ни единому слову», — имела она в виду. И краем глаза следила за Джиуном, оставшимся за столом. Всем было в разные стороны, если Гоын правильно помнила. Впрочем, она бы отказалась, предложи ей кто её проводить.       Особенно Джиун.       Гоын дёрнула капюшон, с него сорвались крупные капли, пролетев перед лицом. Ладно, плащ, хотя и яркий, но был предложен от дождя. А зачем она через лес пошла? Не по асфальту, давно опутавшему страну и куда более удобному для прогулки в лёгких туфельках без каблука и короткой юбке. Через лес чуть дольше, единственная выгода — тропа сразу к дому Гоын приведёт. В уютном тепле ресторанчика идти через лес глупостью не казалось. В самом деле, Пак Гоын тут выросла, они все тут эти леса вдоль и поперёк облазили в детстве. И тропа не просто так не заросла, ею пользуются. Сама Гоын по ней уже ходила после того, как вернулась.       Но всё это было не в дождливом сумраке подступающей ночи, наполненной подсказанными воображением картинками с волками и мёртвыми девочками. Гоын и собаку не готова встретить на тропе.       Гоын ускорила шаг, стараясь смотреть прямо перед собой. Сон Ханбин, конечно же, посмеялся, рассказав, что волка видели. Видели, как же! И не поймали, чтобы вернуть в заповедник!       Громко хрустнуло впереди. Гоын споткнулась. Рука сама собой сжала попавшуюся ветку куста, колючую и тонкую. В ушах зашумело, сквозь ток крови только шум дождя пробивался, сливаясь с пульсом. Но ведь хрустнуло! Гоын слышала. Впереди?       Она посмотрела назад, на пройдённый путь. Слишком тёмный и длинный. И совсем не безопасный. Впереди казалось светлее, и там был дом, где можно спрятаться.       Гоын шагнула, ещё. Облизала губы. Сорвала с головы капюшон, пусть лучше намокнет, чем алое в сумраке бьёт по глазам. Зачем она согласилась надеть этот плащ? Почему? Ханбин мог подшучивать сколько угодно, пугая на пьяную голову. Гоын — взрослая женщина, ей ли вестись на детские страшилки.       Она сглотнула. Мотнула головой. Не может такого быть, чтобы волк охотился за девушками в красном, точно нет. Разве волки не боятся красного? Что там было про красные флажки?.. Что-то такое она читала, кажется. А этот, людоед который, особенный, что ли?       — Остановись, Гоын, — произнесла она внятно. Расправила плечи. — Есть в лесах волк или нет, не важно. Это не означает, что он обязательно стоит и ждёт тебя на этой тропе, только потому, что из-за Ханбина ты напялила поганый красный плащ. Да! Протрезвей уже и иди домой, пока не простыла.       Гоын пошагала, смотря под ноги и немного вперёд. Мечталось, чтобы огоньки деревни вот уже и показались бы, но вокруг был только прошиваемый моросью серый лес.       Захрустело сзади и сбоку. Что-то упало, глухо шмякнув. Гоын не останавливалась. Придерживала полы плаща, щурилась из-за затекающих в глаза капель, недовольно сопела. Хотела было что-нибудь напеть, но голос задрожал, сфальшивив в первых же нотах, и Гоын решила идти молча.       В груди так громко бухало сердце, неподвластное разуму, что Гоын не сразу различила повторяющийся шум где-то позади. Будто бы кто-то бежал по лесу, по одной из тропинок, а та кружила, ненадёжная, ведя в разных направлениях. Списать шум на падающие ветки и дождь не получалось, в лесу явно кто-то был.       — Это может быть Сон Ханбин. Если решил зайти так далеко, чтобы действительно напугать.       Такая версия не показалась бредовой, слишком уж настойчиво Ханбин расписывал раны от клыков волка на шеях девушек. Красивых, бледных, изящных — и обязательно в красном. Да как ему верить?! Волки не бывают избирательными маньяками!       Жалко только, что Гоын не слушала Ханбина, пойманная завораживающим взглядом Джиуна. Она отводила глаза, отворачивалась, громко смеялась, пыталась улыбаться Ханбину и остальным, кого так давно не видела, что с трудом вспоминала, — и снова тонула в тёмных глазах, ныряя за манящей неуловимой искоркой.       Ким Джиун предпочитал пить молча. Ел умеренно. Не рассказывал о себе и не расспрашивал её о ней. А Гоын бы послушала, кем он стал. А ещё лучше…       Сквозь вязкое моросение прорвался глухой гром, прокатился по лесу, отталкиваясь от деревьев. Гоын схватилась за сердце. Кто бы там, позади, не был, он её пугал. И Сон Ханбин в этом плане совсем не казался более предпочтительным.       Она поспешила дальше, почти бегом, придерживая хлопающий за спиной плащ руками. Пусть смеётся, если ему так нравится, идиот. Ей бы до дома добраться. Побыстрее.       — Го-о-о-ын, — пронеслось протяжное. Ударило между лопаток неожиданностью. Значит, не показалось. Значит, значит, значит…       Гоын сорвалась в бег, задрала мешающий плащ. Намокшая почва скользила, но Гоын бежала, как короткометражку на время, на носках, отталкиваясь от земли упруго и ловко, будто бы не касаясь.       — Ы-ы-ы-ы-ы, — носилось по лесу.       Гоын не думала — не успевала. Тропинка одна, только бежать, не оглядываться, не останавливаться. Не представлять, как быстро приближается то, что позади. Не вслушиваться в нарастающие гул и треск, словно нечто ломилось через лес, не разбирая дороги.       А потом вдруг выстрел. Выстрел же? Или гром?!       Гоын взвизгнула, обернувшись. И тут же влетела в холодный куст. Неласковые ветви проехались по коленям и икрам, потревоженная вода заструилась по коже к туфлям.       Дождливая серость была непроглядной. Вроде что-то колыхалось и маячило, но не различить, не разобрать. И звуки вдруг сменили направление.       Гоын задыхалась. Давно не бегала, вот сердце и заходилось вместе с лёгкими, не справляясь. И глаза отказывались узнавать в окружающем предметы. Вот там дерево же с кустом, почему оно светлее других?       Несколько тяжёлый вздохов, и в голове прояснилось: бежать!       Гоын шагнула на тропинку, намотала плащ на руку, чтобы не мешал, и понеслась, следя за дыханием — дышать через нос! Дышать через нос! — и за тем, чтобы правильно ставить ноги. Ей не пробежать всю оставшуюся дистанцию до дома, но она постарается.       Эхо собственных шагов вдруг осозналось отдельно. Не эхо! Кто-то бежал рядом, параллельно, скрытый дождливым сумраком и лесом. Бежал, догнав и сопровождая, играясь.       Пискнув, Гоын метнулась между кустов. Сразу же неловко наступила на торчащий корень. Боль прошила ногу до колена, тут же подкосившегося. Но некогда, нет, нельзя, останавливаться, даже если ей всё показалось. Гоын бежала дальше, без дороги и ориентиров, представляя дом в конце, будто одного этого достаточно, чтобы не сбиться с пути.       — Го-о-оын, — пронеслось опять.       — Нет! — выдохнула Гоын, понимая, насколько призрачна её надежда на успех. Это у неё дыхания хватает на писк, а голос того, кто сзади, заполняет лес.       Низко склонившаяся ветка больно стегнула по щеке, дёрнула за волосы. Гоын на мгновенье зажмурилась, сдерживая слёзы. Снова оступилась, и подвёрнутая ранее нога отозвалась ноющим онемением.       — Ын! — ударило почти в спину, настолько близким показался голос.       Гоын шатнуло. Слёзы брызнули обидно. И проклясть бы Ханбина, но сил только на шаг, второй…       Деревья крутанулись, уплыв к земле и снова вернувшись. Горячее дыхание обожгло щёку, а следом Гоын приплюснуло к жаркому твёрдому телу, явно живому. Чужая ладонь перекрыла рот, хотя Гоын только на писк и осталась способна.       — Это я, Джиун. Это я, — проник шёпот сквозь шум в ушах. — Тише.       Гоын услышала скорее стук чужого сердца, отдававшийся в ней сильнее её собственного, чем слова. И узнала она Джиуна каким-то неведомым чутьём, будто ему достаточно было очутиться вот так близко, ни миллиметра между телами, и этого хватило.       Ладонь лежала на губах, уже не давя. Гоын моргала, силясь рассмотреть Джиуна — или и вовсе ничего не увидеть, пусть ни леса, ни дождя, ни бега, пусть она дома, в постели, проснулась от тягостного сна.       — Гоын, нам сюда. Не бойся. — Джиун мог шептать что угодно. Гоын остановилась безвольно, обмякнув в его руках. Мелкая дрожь зародилась в основании позвоночника и спиралью, с каждым ударом сердца, расходилась к рукам, ногам, к плечам.       Джиун стянул плащ, ловко скатал его в комок и куда-то сунул, Гоын не уследила. Обхватил за плечи, тут же поддавшиеся внезапному теплу. Гоын подняла голову, наконец рассмотрела Джиуна — и потерялась в его внимательном взгляде.       — Я отведу домой. А потом уйду. Хорошо?       Гоын кивнула. И вдруг замотала головой, хватаясь за Джиуна.       — Что? — Он резко обернулся, прислушиваясь, и снова поймал её взгляд. — Боишься меня?       Гоын замотала головой активнее. Пальцы вплелись в складки рубашки на поясе Джиуна, будто Гоын боялась, что он исчезнет.       — Ы-ы-ы-н, — взревел лес вокруг. Гоын потянула за рубашку Джиуна к себе. Ведь это не он пугал её, зовя по имени, не он ломился за ней.       — Тише, — склонился Джиун, прикрыв глаза. На миг прижался к волосам и отпустил, ловко выпутавшись из хватки её пальцев. Подхватил ладонь Гоын, развернув её. — Поспешим. Мы можем успеть. Или спрячемся у меня, переждём.       Он потянул её за собой, запетляв между деревьев бесшумно и так ловко, что Гоын побежала за ним, не успев подумать, почему.       За спиной Джиуна лес словно притих. Или это Гоын спрятана от всего. Казалось, даже назойливая морось реже замечала Гоын, оседая на всём вокруг и нехотя — на её плечах. А Джиун тянул, уверенно и настойчиво. Переплёл пальцы, как делают парочки. Его плечо плыло сквозь сумрак неподвижным и постоянным, влекущим ориентиром, пока всё вокруг двигалось и смешивалось, как в калейдоскопе. Нога ныла при каждом шаге, но это ощущалось приглушённо, эхом настоящей боли.       Джиун обернулся лишь раз. Мелькнули белые зубы улыбки. Блеснули лаской глаза. И дальше только плечо, облепленное рубашкой, той самой, в которой Джиун сидел в ресторанчике вот недавно.       — Не успеваем, — притормозил движение Джиун. Гоын встала рядом, как можно ближе к нему, маняще-тёплому. — Ты как?       Гоын могла только смотреть. Силы уходили на дыхание, на то, чтобы не упасть. На страх перед Джиуном уже не оставалось.       Он обхватил ладонью её лицо, легонько погладил, слабо улыбнувшись.       — Неужели помнишь?       Гоын приподняла бровь — малое из доступного.       Джиун склонился к её лицу, втянул воздух.       — Это было случайностью и случилось слишком рано, чтобы… Гоын, — вдруг выдохнул он. Её обдало сладким запахом пива и жаренной курочки, тем, что они ели в ресторанчике, — и чем-то ещё, более крепким и неуловимо знакомым.       А потом Джиун поцеловал Гоын, подхватив её враз обмякшее тело.       — Прости, — произнёс он, оторвавшись от её губ, но удерживая саму Гоын. Слишком короткий поцелуй, скорее недолгое касание, горел на губах. Гоын протянула руку, чтобы коснуться лица Джиуна и проверить, не почудилось ли ей. Он ей позволил, поддался навстречу пальцам, потёрся о ладонь губами, не отводя взгляда. И после сказал: — Но надо идти. Отведу тебя домой утром, а пока спрячемся в другом месте. Боишься?       Гоын мотнула головой. Среди всего, что кружилось в голове, выделить страх больше не получалось. Будто она смирилась с предначертанным, чем бы оно ни оказалось.       Джиун снова повёл её, мягко огибая кусты и деревья, будто бы и не приминая траву. От Гоын шума было больше, но и тот терялся в шорохе мелкого дождя по листве. А главное — то, что преследовало её, надёжно затерялось позади, хотя её имя протяжно звучало время от времени.              Джиун привёл её к деревне, но не с той стороны, откуда Гоын ожидала в неё попасть. Дом её бабушки оказался на противоположном конце. Дом, в котором вырос Джиун, тоже где-то не близко, наконец вспомнила Гоын. Как она могла о Джиуне забыть? Она ведь не подумала, что встретит его, когда вернулась в деревню. Вплоть до посиделок в ресторанчике не думала. И в городе не думала все эти годы. Не вспоминала. Ни разу.       — Проходи, — открыл он дверь, впуская её. — Тут тесно, но вполне безопасно.       Гоын поспешила перешагнуть порог. Двор и дом выглядели если не заброшенными, то явно не особо жилыми. Хотя было вполне чисто, ухоженно.       — Чей это дом? — без интереса спросила она, обхватив себя руками и потирая плечи. Это под бесконечной моросью и бегом холод не замечался, а теперь, когда можно было остановиться, многие ощущения вернулись. И мыслить Гоын, кажется, тоже начала.       — Уехавшего друга. Тут никого нет, и сюда никто не придёт, — ровно сказал Джиун.       Он закрыл дверь и прошёл дальше в дом. Чуть позже вспыхнул огонёк лампы в дальнем углу. Гоын шагнула к нему.       — Света тут нет? А воды?       — Никто тут давно не живёт, всё отключено, ты права. Но есть вода в колодце и есть печь, если хочешь согреться… — Он остановился так резко, замер, пойманный внезапной мыслью, что Гоын поспешила обойти его, чтобы заглянуть в лицо.       — Мне бы полотенце и одеяло, — намекнула она, мысленно попрощавшись с горячим душем и горячей едой. Впрочем, она не настолько бесстыдная, чтобы отправиться в душ при Джиуне, когда до утра всего несколько часов.       — Приготовлю нам чай, — отозвался Джиун, следя за ней. Что-то мрачно-весёлое плескалось на дне его глаз, подсвеченное тусклой лампой. Это отвлекало от вопросов, которые Гоын не готова была задать. Она спросила другое:       — Так странно, что из всех выпускников уехала только я. Неужели никого больше не потянуло на новое место?       Джиун хмыкнул.       — Не знаю. Разве тут так плохо? Если ты про работу и зарплату волнуешься, так тут час езды, и вот ты уже среди высоток, стекла и технологий. Возможно, остальным не нужно было сбегать.       Теперь фыркнула Гоын.       — Я сбежала? Звучит интересно! Моего отца перевели, а мы воспользовались шансом улучшить свою жизнь. Вот и всё! Моя сестра явно добилась успеха и скоро станет настоящим доктором. Разве тут ей это было бы доступно?       Гоын отвернулась, пряча грусть. У сестры и правда всё складывалось удачно, это Гоын вернулась к бабушке, потому что больше некуда было податься. Близких подруг не было, знакомые отвернулись, родителей, у которых жила сестра, пока доучивалась в интернатуре, стеснять не хотелось. Бабушка же не спрашивала, приняла внучку, поверила каждому слову, которое Гоын ей сказала.       — Значит, не сбегала? — уточнил Джиун. Подвинул лампу подальше от края стола и шагнул к Гоын. — Тогда мне стоит попросить прощения, что так про тебя подумал.       Гоын заморгала. В груди закололо предчувствием недоговорённого, забытого важного.       — У меня была причина сбежать? Ты это имеешь в виду?       — Это то, о чём я подумал первым делом, когда услышал про твоё возвращение. Но ты… ничего не чувствуешь? Правда приехала в отпуск? Впервые за столько лет — к бабушке?       Гоын сглотнула. Вот и раскрылась первая ложь. Можно было бы и дальше рассказывать про отпуск и прочее, но Джиуну тянуло сказать правду. Хотя бы частично.       — Я уволилась с работы. Потому приехала сюда на то время, пока буду думать, что делать дальше, и отдыхать.       — Поищу одеяло, — отвернулся Джиун.       Он так быстро исчез в темноте остального дома, что Гоын завертелась на месте, пытаясь угадать, откуда его ждать. Лампа горела тускло, огонёк в ней был слишком слабым, чтобы показать приютивший дом во всей красе. Гоын задумалась, чей это мог быть дом? Деревня небольшая, тут все друг друга знали давно. И в школе, общей на все ближайшие деревни, тоже все про всех всё знали. Друг Джиуна? Кто же это мог быть?       Она помотала занывшей головой. Не вспоминалось. Здание школы, коридоры, классы, двор и маленький стадион она помнила. Учителей, одноклассников. Дорогу до дома бабушки, ещё живого дедушку. Цветущие сливы в саду у учительницы Кан. Наполненный солнцем лес, знакомый до травинки. Ким Джиун сидел за четвёртой партой, всегда у окна, распахнутого и едва скрытого лёгкой занавесью весной, и он точно дружил с…       Гоын потёрла виски. Воспоминания шли ровным потоком, пока она не пыталась припомнить что-нибудь про Ким Джиуна. Впрочем, стоило подумать и о себе чуть более конкретно, в голове плыло, реальность смазывалась. Но почему? Что такого сложного — припомнить, что она любила брать в столовой? Кажется, она часто брала две булочки вместо положенной одной, если подавали с…       — Уже заболеваешь? — На плечи опустилось одеяло. Руки Джиуна на мгновение прижали его, обняв, и исчезли.       — Нет, я… — залепетала Гоын, слишком растерянная, чтобы сосредоточиться на здоровье.       Ладонь Джиуна легла на лоб.       — Никогда не умел определять температуру, — усмехнулся он, медленно убрав руку. — Ты мне кажешься прохладной. Сильно замёрзла?       Гоын закуталась в одеяло. Но так быстро тепло не возвращалось.       — А твоя рука всегда горячая, — пробормотала она. Ей и в лесу совсем недавно было тепло рядом с Джиуном. Тогда это казалось частью безопасности. А теперь почему-то вспомнился поцелуй, короткий до неуверенности, что он был.       Джиун достал из кармана скрученный в плотный шар плащ, и тот развернулся на его ладони вспышкой красного. Не успел Джиун опустить плащ на стол возле лампы, виски Гоын прошило болью.       Одеяло упало. Гоын — не успела. Джиун поймал её, снова прижав к себе. А она плакала беззвучно, едва различая его зовущий голос:       — Гоын, Гоын, что с тобой?       Но она не могла ответить. Перед глазами стояло красное, расползающееся по белому широким кругом, пятно. Оно расплывалось, поглощая белое, марая его, пропитывая и перекрашивая. А в висках стреляло колкими искорками, и это мешало сосредоточиться и разглядеть наконец, что такого терялось за расползающимся красным.       — Джиун, — беспомощно позвала Гоын.       Он погладил по спине, успокаивающе и поддерживающе. Гоын уткнулась лбом ему в плечо. Машинально втянула его запах, чуточку хвойный, влажный, терпкий. Снова показалось, что Гоын узнала это запах.       Она обхватила Джиуна, сомкнув руки у него за спиной, зажмурилась. Она поступала неправильно, неприлично, неподобающе, и кто знает, на что она провоцировала мужчину, оказавшегося рядом. Он вполне мог неверно её понять — и был бы прав. Вот только он просто удерживал её, не давая упасть, и согревал.       — Рад, что ты вернулась, — сказал он куда-то в её макушку.       Гоын не была уверена, что он хотел, чтобы она услышала эти слова. Он мог говорить сам с собой. Ей же было непонятно, что он имел в виду, зачем ему радоваться? Она точно счастья не испытывала. Она врала бабушке и семье, знакомым. Она притворялась успешной и довольной. Она — потерялась, запуталась, потому и вернулась в исходную точку, скатилась, не достигнув ничего.       Греться в руках Ким Джиуна и правда приятно. Она не могла вспомнить почти ничего, связанного с Джиуном в школьные годы. Он ей нравился, но стоило начать размышлять, предпринимала ли она что-нибудь, чтобы добиться взаимности, или только вздыхала издалека, мысли сразу путались. Её соседка по парте вздыхала по Сон Ханбину, старшекласснику, и вот как они бегали смотреть на спортивные всякие соревнования, Гоын помнила ясно. Тогда половина девчонок умирала от любви к Ханбину, но, наверное, не Гоын. Может, в этом секрет?       Гоын подняла голову, и взгляд тут же выхватил мягкую полутень под челюстью Джиуна. Зацепился за гладкую кожу и не отрывался.       — Почему Сон Ханбин не женился? Он же старше нас, — спросила она неожиданно для самой себя.       — Почему ты о нём спрашиваешь? — удивился Джиун.       — У него столько поклонниц было, — повела плечом Гоын. — Неужели ни одной не удалось завоевать его сердце? Он встречается с кем-то?       — Нет, — задумчиво протянул Джиун. — Но должен ли я рассказывать тебе про Сон Ханбина?       Гоын если и смутилась, то капельку. Сон Ханбин, возможно, тоже интересовал её в школьные годы, но больше потому, что его сложно было не заметить. Он был самым… Прочие как-то терялись рядом с ним, хотя не был же Ханбин единственным достойным внимания? Ким Джиун, например…       Мягкая дрожь щекоткой пробежала по телу. Джиун отреагировал раньше, чем дрожь добралась до шейных позвонков. Он провёл горячей ладонью по спине и крепче обхватил за талию.       — Твоя одежда сырая. Возможно, поэтому дрожишь. Поищу, во что переодеться.       — Не уходи, — потянула его Гоын, едва он ослабил объятие. — Блузка почти сухая.       Он склонился к её уху:       — Точно нет, она же совсем прозрачная из-за дождя.       Гоын лишь плотнее приникла к Джиуну, будто прячась. Но мысль, что он рассматривал её тело сквозь промокший шифон, не казалась отвратительной или возмущающей.       — Мне не холодно, — начала Гоын. И тут её взгляд, наконец оторвавшийся от шеи Джиуна, упал на красный плащ. — Это… — Боль стеганула по вискам, вынудив зажмуриться. Красное. Красного вдруг стало слишком много. Так много, что оно заливало Гоын, стекало по её рукам, груди, ощущалось привкусом крови во рту.       Сквозь стреляющую боль Гоын ощутила покачивание. И вдруг — осознала себя лежащей на толстом одеяле, обнятой и окружённой Джиуном.       — Гоын, — позвал он, едва она приоткрыла глаза, пережив приступ боли. — Позволишь мне?..       Она не поняла, о чём он просил. Она лишь ощущала, что с ним ей не страшно — ни бежать по лесу от преследователя, ни прятаться в чужом пустом доме, ни пережидать странные вспышки боли. Не получалось вспомнить что-нибудь о Джиуне из детства, но и это не пугало.       Она кивнула, закрывая глаза и расслабляясь.       Вздохнула, когда его губы сжали кожу на шее и скользнули ниже. Поддалась его руке, сдвинувшей влажную ткань расстегнувшейся блузки с плеча. Замерла в предвкушении, едва его палец нарисовал на коже под ключицей невнятный узор.       И вскрикнула — когда Джиун укусил за плечо.       Он пригвоздил её второе плечо к одеялу, удерживая на месте. Она будто на языке почувствовала привкус крови, запах которой забил ноздри. Её крови!       Как тогда!       Вспышкой пронеслось забытое.       На том единственном свидании, которое у них с Джиуном случилось!       Гоын оттолкнула Джиуна, нашла в себе силы спихнуть его, вывернувшись. Встала на четвереньки. Он не ловил её, не пытался удержать, вернуть на одеяло. Он только смотрел, коротко дыша. И она бы повелась на эту бездеятельность, если бы не красное на его губах — в уголке справа крохотная капелька чернела, выдавая недавнее. Он укусил её. До крови.       Гоын встала, натянула шифон блузки на плечо, пряча рану. Не смотрела, насколько там всё серьёзно — не было почему-то боли, не стекали потоки крови, не онемели рука или плечо.       Отступила, наблюдая за Джиуном. И отступала дальше, следя, как он медленно поднялся и сел на пятки. Знала, что он мгновенно сорвётся с места и догонит, если захочет, потому сидит, показывая, что отпускает её.       Горло перехватило от обиды. Гоын ударилась об угол стены, попятилась дальше, к двери. На глаза попался красный плащ, и она схватила его, сразу накинув поверх и правда прозрачной влажной блузки, по которой расплылось красное пятно.       Молча толкнув дверь, Гоын подхватила туфли и вышла. И только оказавшись во дворе чужого дома, судорожно вздохнула, спеша обуться. А потом кинулась на улицу и дальше, не оглядываясь, к дому бабушки.