Как определить того, кто в дальнейшем станет звездой?
— Не знаю… — тихо молвила я, перелистывая рандомные плейлисты в жанре «Rap» в Spotify. — Этот рэпер звучит как сумасшедший идиот, который только и умеет кричать «Fick dich! Kleiner Schwanz! Geld Geld Geld! Küken! Sex!»* — неужели только на сексе, наркотиках, деньгах и славе завязан современный реп? Я сидела в своей одинокой маленькой, при этом уютной спальне. На меня падал теплый оранжевый свет от лампы, а моё тело расслабленно лежало на немного полном животе, листая и листая различные композиции. В какой-то степени, мне даже начинался нравится различный абсурдный рэп, из которых, моим фаворитом стал: «Ome Robert». Первый факт, который воодушевил меня — так это нидерландский язык. Он невероятно милозвучен, необычен и при этом дерзок. Немецкий язык не мог соединить все три эти комбо, так как он был просто грубым. Мне даже стало уже плевать на содержание текста этой песни, хотя я обычно предпочитаю слушать музыку со смыслом, и тем более — максимально спокойную. — Joost Klein — голландский музыкант, рэпер, певец и бывший YouTube-блогер — вслух прочитала я первые строки из Википедии. — Сейчас у него вроде как не так уж и много фанатов, и мне кажется, именно он может баллотироваться на роль «неизвестной звезды» … — промолвила я про себя. Единственным главным минусом будет являться то, что он, вероятно, знает только нидерландский и может совсем немного — английский. Не хотелось бы нанимать переводчика, но это было не столь важно. Важно сейчас: договориться с ним, придумать вопросы и спланировать место встречи. Первым делом я открыла его Instagtam-страницу, и написала ему сообщение: — Hallo Joost. Mijn naam is Cassie Scholz — ik ben een studente journalistiek die voor Bild werkt, uit Duitsland. Ik hou van je persoonlijkheid en je werk — ik zou graag met je in contact komen voor een klein interview. — Здравствуй Йост. Меня зовут Кэсси Шольц — я студент-журналист, сотрудничаю с изданием Bild, из Германии. Мне понравилась ваша личность и ваше творчество — я бы хотела связаться с вами, взять у вас маленькое интревью. У него тогда было всего 20000 подписчиков и почему-то мне показалось, что его ответ последует в ближайшие часы, но… Так и вышло, он ответил мне через пару часов:— Coole foto's in Berlijn met de beer op de achtergrond. Ik zou hem neuken :) — Классные фотографии в Берлине с медведем на заднем плане. Я бы его трахнул :)
И это поразило меня. Какого, мать вашу, хрена? Что он вообще себе позволяет? :— Je ziet er beter uit dan een beer, dus …) — А ты выглядишь лучше, чем медведь, так что …)
Эти сообщения привели меня в ступор, и я не знала, что мне отвечать далее. Вероятно, у него ещё нет менеджера, и он самостоятельно отвечает в своем профиле. — Goed. Leuk met je gesproken te hebben. Ik wens je veel creativiteit en inspiratie. — Хорошо. Приятно было поговорить с вами. Желаю вам много творчества и вдохновения. Мой ответ прозвучал довольно клишировано, но как я поняла для себя — я ещё не готова к встрече с «крутыми» ребятами. Всю свою осознанную жизнь я была тихоней и старалась всегда учиться на пятёрки. Как раз, я призирала таких ребят как Йост, и старалась максимально избегать их. Я откинула телефон на другую часть кровати, перевернулась на спину и просто положила свои ладони к своим щекам. Всё это тщетно.*дзынь*
— Het spijt me, ik ben dronken. Hoeveel betaal je? — Прости, я пьян. Сколько ты платишь?
Деньги для меня не были проблемой. У меня всегда были сбережения, и заработок отца был выше среднего европейского значения — около пяти тысяч евро в месяц, бывало и 8, так как он работает программистом в одной IT компаний Берлина. — Eigenlijk is dit mijn persoonlijke project en werk ik niet samen met Bild. Ik ben een aspirant-journalist en ik moet me gewoon ontwikkelen. — На самом деле, это мой личный проект, и я не работаю с Bild. Я начинающий журналист, и мне просто нужно развиваться…— Ik bedoel, ik kan langskomen met een biertje en gewoon zitten praten over het leven en jij neemt het gewoon op camera op? Je bent de meest gestoorde fan ooit: D — То есть, я могу прийти с пивом, просто посидеть и поговорить о жизни, а ты просто запишешь это на камеру? Ты самая ебанутая фанатка на свете…
Эти слова улыбнули меня и при этом, немного смутили.— Amsterdam, 6 mei, 16:00. Molukkenstraat 633. Eerste verdieping. Flat 433 — Амстердам, 6 мая, 16:00. Molukkenstraat 633. Второй этаж. Квартира 433
Я резко поднялась с кровати и не могла поверить, что он действительно так легко и просто согласился на эту идею. На эту действительно глупую, рискованную и одновременно творческую — идею… У меня есть всего два дня. Два дня до встречи с ним. Я почувствовала невероятный прилив силы и энергии, кровь стала бешено бегать по венам — я никогда не ощущала подобного, даже после написания моей самой популярной статьи. Я почувствовала жизнь. Жизнь.***
6 мая. 2020 год. 15:30. Амстердам. Эти два дня были похожи на сплошное безумие: ссора с отцом, который не хотел отпускать меня в Нидерланды; ссора с деканатом, так как в этот же день у меня должна была состояться презентация моей популярной статьи семьи Штругартов из Bild для будущих студентов нашего университета; ну и конечно — непонимание со стороны моего парня, который также хотел провести со мной время и отпраздновать его повышение на работе. Все эти два дня я не спала, пыталась выдавить из себя миллиард вопросов, которые я могла бы задать Йосту. Вопросы и ответы — которые никогда никто не слышал. Я переслушала все его последние треки, и начала судорожно искать о нём всю информацию. После нашего общения два дня тому назад — он больше не отвечал мне. Я написала около 10 организационных сообщений, про предполагаемое место встречи, про языки, про плату, про вопросы, но… Это сводило меня с ума. В моих глазах горел огонь. » — Ты выглядишь как влюбленная дурочка, как самая преданная его фанатка!» — прошлым днем сказал мне мой парень, когда я сидела за своим рабочим столом, и писала будущие вопросы на интервью. Я просто игнорировала его. Игнорировала, потому что знала — что никто меня не поддержит в этой идее — а вдруг, Йост так и останется ноунеймом и будет голландским исполнителем в своих кругах? У него ноль интервью, ноль разоблачений, однако, фан база — начинает расти. Мои чёрные конверсы были развернуты в сторону этого обычного кирпичного четырёх-этажного домика, а в спину дул прохладный, майский ветер. В моих руках — мой старый фотоаппарат зеркальный Nikon, который подарил мне папа три года назад, сказав, что это отличный подарок на окончание школы, и в чем-то он был прав — ведь благодаря этому устройству я делала фото, которые продавала газетам. Я совсем одна посреди шумного уютного городка. В моей голове множество мыслей: и позитивных, и негативных. Я ведь совсем не знаю, что меня ожидает за этой стеклянной дверью — успех или очередной провал. Мои короткие ручонки аккуратно поправили большеватое бежевое пальто, а затем, немного кудрявые платиновые пряди волос. Моё время настало. Я сжала свои худые пальцы в маленький кулак, и сделала рывок к этому кирпичному домику. Чувство, словно я иду на интервью к какой-то невероятно популярной звезде, но совсем не малоизвестному реперу. Может, мой парень был прав?***
— Ты действительно настолько ебанутая, что прилетела ко мне из Берлина, чтобы записать бессмысленное интервью с толком неизвестным рэпером из Нидерландов? — молодой парень с удивлением посмотрел на меня и сузил свои широкие, бездонные, серые глаза. Йост Кляйн сидел на старом деревянном стуле, закинув худую ногу на колено. В руке и вправду красовалась зелёная бутль с каким-то дешёвым алкоголем, а сама рука свисала со спинки стула. Он немного раскачивался, отчего создавался громкий звук скрипения дряхлой мебели. Он был одет совсем по-домашнему: в обычной, белой майке и серых, длинных спортивных штанах. Казалось, что он только что проснулся, ведь на голове был полный беспорядок — его светлые волосы торчали во все стороны. Мы находились в пустой, маленькой комнате, которую по всей видимости только начал снимать молодой артист. Была ещё одна комната, по сей видимости, спальня — но он не показал мне её. Стены были покрыты облезлой зелёной краской, а линолеум — поцарапан мебелью от бывшего владельца квартиры. Освещение было приглушенным, ведь начинало темнеть, и единственная старая лампа по средине комнаты освещала нас с головы до ног. Широкое квадратное окно было закрыто старыми бордовыми шторами. Локация интервью для будущей звезды выглядела ужасающе бедной и тусклой. — Я приготовила некоторые вопросы, Йост, я буду рада, если ты прочтешь их сейчас и подумаешь над ответами. — я протянула ему пару листов с написанным маленьким сценарием событий. Он с некой несерьёзной улыбкой посмотрел на меня, а затем — громко засмеялся. Еще 10 минут назад, я стояла у порога, и судорожно пыталась представить наш первый диалог с ним. Я ведь ещё понятия не имела, на каком языке нам лучше поддерживать диалог, поэтому выучила тот самый сценарий на нидерландском, в случае, если он не знает английского языка. Йост открыл мне не сразу, может, спустя 3-5 минут, и все это время, у меня даже начали дрожать ноги. Открыв старую, сделанную из массива дуба, дверь, он изначально не понял, кто к нему пожаловал, и поэтому проронил пару вопросов на нидерландском, и затем, осознав, что я — та самая журналистка — начал отвечать на английском. Артистично махнув рукой, он прокричал: Добро пожаловать! — и я сделала свои первые шаги в его квартиру. — Мне похуй. Мне не нужен сценарий. — он не стал забирать листы с моих рук, и посмотрел игриво и насмешливо в объектив моей камеры, который стоял на длинном штативе. — Тогда нам будет сложно… — я аккуратно положила листы на свои колени, — сложно найти общий язык, Йост. — с неким указательным акцентом произнесла я, кинув взгляд на свой проделанный труд, а после — на дерзкого парня. — Разве это и не суть этого интервью? — усмехнулся он и сделал резко глоток прохладного алкоголя, вероятно, пива, — Это впервые когда мне предлагают сняться в порно с какими-то вопросами о жизни! — Хватит, Йост! Ещё одно подобное высказывание — я просто развернусь и уйду. Никому лучше не станет! — я нахмурила свои брови и повысила свой тон. Это было непохоже на меня. — Детка, я делаю биты только для себя, и мне похуй… — он опустил свою тяжёлую голову и вкинул взор на петличку, которая была прикреплена к грязной майке. Парень спокойно взял её и преподнёс ближе к губам. — так похуй!!! — неожиданно прокричал он. Всё это время — камера записывала нас. Я всегда включаю камеру за долго до основной части интервью. Его поведение было безобразным, но я старалась списать это на то, что он был потерянным в себе человеком, который к тому же — изрядно пьян. Я посмотрела своими немного растерянными и грустными глазами на рядом сидящего рослого парня. Мы были практически одногодки — ему 22, мне 21. — Расскажи, Йост, о себе. О твоей обыденности, о вдохновении? Откуда черпаешь силы для написания музыки и рэпа? — я преодолела в себе желание развернуться и уйти, вспоминая о том, как я загорелась желанием развернуть обществу эту личность. Он опрокинул свои белоснежные засаленные волосы назад и посмотрел на мерцающую блеклую лампу: — У меня полное разнообразие в жизни, Кэсси: сегодня я пью пиво Heineken, завтра думаю выпить водку с корешами после клуба. Если не затрагивать эту часть, сегодня я бы хотел потрахаться с тобой, получается, я в пролёте, но на завтра я сто процентов найду какую-нибудь шлюху на вечеринке, так что… — он начал чесать свой бритый подбородок. — Зачем ты так разговариваешь со мной?! — мои брови резко нахмурились, но я продолжала говорить тихо и отчетливо. — Что я сделала тебе? Я незнакомый для тебя человек! Я журналист! — я резко привстала со стула. — Да хоть Ангела Меркель. — ехидно посмотрел он на меня, и сделал ещё один глоток, а затем отставил бутылку на пол. Я никогда в своей жизни не чувствовала себя настолько безнадёжно. Почему он так жесток со мной? Неужели все эти глупые реперы только и способны, чтобы ранить окружающих своей никому не нужной «дерзостью». Это похоже на защитную реакцию, но защитную реакцию от чего? Что могло произойти с ним такого, чтобы довести себя до такого дна и бесчувственно, безнравственно поливать грязью совершенно незнакомую ему молодую девушку? Это бессмысленно. Я не стала больше смотреть на него, пытаясь скрыть первые проявившиеся слёзы от данного «интервью». Мои руки схватились за штатив: — Я уже как месяц нахожусь в сильной депрессии, Кэсси Шольц. Месяц назад, было как десятилетие того, как мой отец умер… — он опустил свою голову и прикрыл её своими руками. Послышались тихие всхлипы. — Прошло десять лет, а я помню каждый день прожитый с ним: каждый момент, каждое объятье, каждое слово, Кэсси. Мне не нужна популярность, я не хочу этого, но и одновременно — мой отец хотел, чтобы я вырос кем-то важным, и я… Я бесполезен везде, но музыка — это единственное что будоражит мой разум. Я с неким шоком посмотрела на него, и увидела в этом взрослом мужчине невероятно разбитого, раненого и грустного ребёнка, который травмирован событиями своего ужасного детства. — Кэсси, я ненавижу журналистов и всё, что с ними связано, ведь они в любом случае коснуться слишком интимного, а после — это облетит по всему чертову интернету, и я останусь переживать эту боль ещё раз, ещё раз и ещё раз… — он убрал свои побитые руки от пьяного и одновременно красивого лица. — Я не тот человек, который сможет дать тебе интервью, Кэсси Шольц. Прости меня за это… — огорчённо проронил он и продолжал сидеть нагнувшись. Одновременно он пытался выглядеть сильным и дерзким, но по его вплалых щеках начали скатываться солёные слёзы. Я в тот же момент медленно, неуверенно подошла к нему. Йост был похож на бурное, устрашающее пламя: в нём полыхало столько эмоций, столько чувств — что антонимично хотелось обжигаться, гореть, полыхать в нём. Моя правая рука — лежала на его голом плече, а левая — небрежно гладила непослушные белокурые волосы. В этот искренне сожалеющий момент, я совсем забыла о том, что я журналист, а он — артист. Я забыла об интервью, о гонораре, и прочих факторах, которые могли быть как-то связаны с нашей «деловой» встречей. Мне хотелось крепко обнять его и остаться прямо тут — в этой депрессивной, темной, мрачной комнате. Чувство, словно мы совсем старые друзья: и каждое его слово становилось ужасом не только для него, но и для меня. — Я не могла подумать об этом, Йост, поэтому, это ты прости меня. Никто не узнает про это. — проронила я, сквозь камень в своей груди. — Я очень сожалею тебе… Он резко поднял свою пьяную голову. Его серые, утонувшие в горе покрасневшие глаза кинули взор на моё растерянное лицо: — Я пока что не готов к этому. Мне нужно окончательно отрубить эту боль, к тому же, я пойду к психотерапевту на следующей неделе. — в его словах звучала последняя надежда, и он говорил это так, словно доказывал это самому себе. — Папа бы был бы не горд, увидев меня таким, какой я есть сейчас, но больше всего меня удивляешь ты, Кэсси. — Йост не мог оторваться от моих глаз, и он усмехнулся краем сухих, обкусанных губ. — Я? — переводя быстрое дыхание, пронзилось с моих уст. — Ты прилетела к какому-то неизвестному псевдо-рэперу, в другую страну, совсем одна. Он столько раз плюнул в твою спину, словно ты самый настоящий его враг, и вот уже — ты гладишь мои грязные волосы. — на его грустной физиономии вдруг появилась легкая, смущенная улыбка. — Ты слишком добра и рискованна для этого мира. Словно лучик солнца. — его холодная, немного мокрая ладонь коснулась моей маленькой руки, которая гладила волосы. Этим же движением — он приостановил мою милость и сожаление, а я продолжала с удивлением смотреть на артиста сверху. — Я просто так загорелась твоей личностью и мне так хотелось доказать… — в моей голове вспомнились слова моего отца, но я решила промолчать. — доказать всем, что я хороший журналист. — Ты хороший журналист, Кэсси. Я думал изначально, что это какая-то шутка, ведь никто не интересовался мной из журналистов, а тут — ты, молодая… Я умею только ранить. Ранить словами, так как я сам ещё болен. Прости. — он поднялся со старого стула и выпрямил свою сильную, длинную спину. Наши тела немного соприкасались, ведь мы стояли слишком близко к друг другу и теперь он смотрел на меня сверху из-за своего высокого роста. В этом моменте я почувствовала что-то невероятно странное и приятное: легкое возбуждение и мурашки пробежались по моей светлой, девственной коже. Его костлявая ладонь аккуратно ложиться на моё бедро, тем самым обходя меня со стороны. В этот момент я продолжала смотреть в одну точку, не обращая внимание на него, ведь была немного шокирована его историей и его тактильностью. Была шокирована им. Его красотой. Его характером и искренностью. На заднем фоне, я еле услышала звук пишущей ручки по потрепанному деревянному линолеуму. — Ты обязательно запишешь со мной интервью, и ты будешь самой первой из всех. Я обещаю тебе. Я начну лечиться и затем, когда буду полностью готов — я напишу тебе, или позвоню. — он протянул оборванный листок из моего сценария, на котором был написан его телефон и почта. — а если не напишу, или не позвоню тебе в течении пяти лет, значит — я остался таким же самым мерзавцем и ублюдком. Я не буду никому давать интервью. Клянусь. — на его лице появилась маленькая, еле заметная радостная улыбка, и глаза немного засияли. Я находилась в неком шоке, и медленно, неуверенно забрала этот пожатый оборванный листок, аккуратно положив себе в карман джинсы. Мы ещё секунд десять смотрели на друг друга, ощущая некую смущенность и отреченность. Мои щеки, кажется, покрылись бордовым румянцем, а ладони - еле вспотели. Он сложил свои руки в боки, словно… Словно тот самый маленький мальчик, который совсем недавно рыдал — теперь я вижу в нем росток счастья. Я не знала, что ответить ему напоследок, ведь это было похоже не на интервью, а на сцену в каком-нибудь романтичном фильме, и все же, смущенно улыбаясь, я хотела произнести первое слово, как вдруг… Его большие руки нагло притягивают меня к себе, а ладони сжимают ткань бежевого пальто. Мои белокурые пряди падают на его широкие голые плечи. Его бледные холодные губы накрывают мои дрожащие уста. В этот прилив забвения я ощутила невероятное возбуждение, волнение и… Любовь?