Он прописан где-то в ДНК...

Сегодня такой день, когда лучше никуда не выезжать, но надо. И это «надо» сыграло с ней злую шутку, в руки попал текст новой песни, которую написал Костя Губин. Не открыла сразу, слишком занята, не вникнет в текст на бегу, но обещала, что обязательно посмотрит. Не хотела сегодня выбираться из дома, не хотела никого видеть, ни с кем разговаривать. Этот день пронизан для нее болью, уже почти тридцать лет как не стало папы. Человека, с которого началась ее жизнь, она бы сейчас не была той, кем является, без его поддержки и любви.  Связь с папой была настолько сильной, что его потеря была равнозначной потерять половину себя. И только благодаря тому теплу, которым он делился, как яркое солнце с ней, она выстояла и стала опорой для мамы, которая за время его болезни постарела лет на десять. Работа обязывала, но нужно домой, в этот день она не должна показывать свои чувства чужим людям. В машине вспомнила про сложенный лист А4 в сумке, достала, с первых строк ее накрыло. Почувствовала, поняла, что это на сто процентов ее. Но слова подействовали на нее вопреки замыслу автора. Все то, что годами лежало где-то глубоко в сердце этими словами, как будто подобрав ключ, открыл шкатулку ее памяти. Строки песни черным по белому легли на бумагу, но в них было гораздо больше, чем просто буквы, в них жила жизнь. Настоящая, не такая, как на красивых картинках, а та, что показывает, как иногда невозможно смириться с потерей, пережить боль расставания, потерять самое дорогое в жизни. Дома уже в который раз перечитала текст, столько слов и прямо в сердце. Перед глазами стоит он, родной и единственный. — Ира! Ира! — далекое воспоминание, совсем маленькая девочка бежит к красивому высокому мужчине. Несравнимой величиной он был, и остается для нее вершиной, самой высокой точкой земли. Папа! Бой часов вырывает ее из мыслей в еще одну безликую ночь. Проходят дни, как отрывной календарь, их уже не вернуть, можно только сохранить в памяти. Маленькие отрывки жизни, счастливые моменты, боль, печаль и утрату. Никого нет, она одна в большой темной гостиной. Свет от фонарей с улицы заливает золотом потолок, отражается в каждом хрусталике люстры. Тишину дома нарушают только часы, стрелка отсчитывает каждую секунду, каждый миг, который уже больше никогда не повторится. На столе лежит белый лист с текстом. Автор знал, кому предложить песню, понимал, что она сможет ее прочувствовать по-особому, как никто другой. Показать важность каждого слова, растопить льды в сердце и, возможно, дать надежду на долгую и счастливую жизнь. Два сердца бьются в унисон, находясь на расстоянии, чувствуют друг друга, стремятся слиться воедино. Никто не вправе обрывать жизнь, но и она когда-то закончится. Всё закончится. . .

«Мне не вырезать его из памяти скальпелем,

Как не стереть из алфавита букв имени»

Как забыть? Он и сейчас часть ее жизни, хотя его нет уже… Не хотела думать об этой цифре, как и о том, что все эти годы он не рядом. Любовь к папе была безусловной, неразрывной всегда. Её ориентир, маяк, к свету которого всегда шел ее корабль. Авторитет, который безмолвно, своими поступками каждый день показывал, как надо жить. Никогда не переступать через себя, никому не позволять изменять свои принципы, любить, доносить другим правду и честность. И сквозь тонкий шлейф лет приходят воспоминания о них, о самых дорогих и любимых, которых уже не вернуть.

«Он и сейчас со мной, наверняка,

Только вдалеке…»

Ты навсегда останешься рядом, в сердце, в мыслях, в пожелтевших страницах памяти. Где совсем она еще малышка знает, что ее мир состоит из двух людей, и еще не знает, что когда-то потеряет их.

***

Полуденное солнце светит слишком ярко, только что закончился дождь, первый теплый. В воздухе стоит запах прибитой пыли, мокрого асфальта и зеленой травы. На солнце дрожат капельки, скатываются по тонким стеблям, наполняя этот мир жизнью. Но маленькая Ира ничего этого не видит, у нее трагедия, сбитые до крови коленки, росчерки царапин на руке. Нежное платье в мелкий цветочек порвано так, что это не укроется от мамы. Плача навзрыд, не замечает взглядов прохожих. Уже виден подъезд, но слезы никак не унять, больно и страшно, дома сейчас влетит. Дверь открыта, Ира ушла гулять, событие, отпустили с подружкой, а вернулась как с войны. Встречайте подбитого солдата. Тихо шмыгнув носом, вытерла руками слезы, размазывая по лицу грязь с ладошек. В гостиной на диване сидит папа, в руках книжка. Услышав шуршание, опустил ее ниже глаз и посмотрел на свое маленькое чудо. — Что случилось? — спросил тихо, видя ее внешний вид. Встав, подошел к ней, расставил руки, приглашая дочь в свои объятия. Нужна секунда и она уже укрыта от всего мира его руками, которые гладят мокрые волосы, заплетённые в две тонкие косички. — Уп-па-ла, — всхлипывая, пожаловалась, губы снова сжались, а слезы покатились сами собой, как только взгляд упал на разбитую коленку. В горле застрял всхлип и вздрогнув, не выдержала и снова расплакалась. Тут же на рев из кухни вышла мама. Съежившись, опустила голову, спрятавшись в папиных объятиях. — Ну, что это такое? — всплеснула руками, сразу оценив масштаб бедствия. — Тебя отпускать одну никуда нельзя, — сказала строго, но все же пошла в сторону шкафчика за аптечкой. Спрятавшись в безразмерных, как весь мир объятиях папы, обняла маленькими ручками за шею. — Сима, — сказал ласково папа и крепче прижал к себе дочь, — не горячись, она и так напугана. Поднял на руки, направляясь в сторону гостиной. Вот он, ее безоблачная высь, на его руках казалось, что выше точки просто не существует, стоит только поднять руку и можно коснуться звезд. — А чего не горячись? — недовольно смотрела на обоих. — Сидела бы дома, занималась, — показала рукой в сторону инструмента, — ничего бы не произошло. Папа вернулся на диван, где еще лежала аккуратно отложенная в сторону книга с очками, заложенными на нужной странице. Аккуратно усадил дочь на коленях, чтобы не задеть свежие ранки. Мама присела рядом, при виде на расцарапанные коленки дочери черты лица смягчились. Но обработала их как врач, без уговоров и ласки, Ира от пощипываний жалась к папе, надувшись, поглядывая на маму из-под папиной руки. Сильные и ласковые руки поглаживали ее по спине, когда она вздрагивала от болезненных прикосновений к еще свежим ранкам. — Не сиделось тебе дома, — покачав головой, посмотрела на покрасневшее от слез лицо дочери, — теперь вот терпеть приходится. Папа на это высказывание лишь вздохнул и поцеловал дочь в лоб, вытирая слезы, которые еще совсем недавно катались градом.  Не смотря на строгость, жалела девочку и говорила все только от того, что не хотела ей неприятностей. Как у любой матери, у нее сжималось сердце от жалости, но ничего не могла поделать с реакцией на непредвиденные обстоятельства. Маленькая Ира все также прижималась к папе, ища у него защиту и поддержку.  — Симочка, обед готов? — решил увести тему, чтобы меньше заострять внимание на дочери. — Кушать очень хочется, — расплылся в улыбке, перед которой редко кто мог устоять, что сказать актер. — Сейчас накрою на стол, — поняла, куда он клонит, баловал дочь и всячески ее опекал, в том числе и от нее. — Одежду надо сменить, — сказала в дверях, — тебе тоже, Сашенька, — показала на его вещи с влажными разводами от платья дочери.

***

Прикусила до боли губу, в горле застрял ком, не давая нормально вздохнуть, губы предательски задрожали и из глаз уже взрослой, зрелой Иры покатились горькие слезы. Как у той маленькой девочки в новом ситцевом платьице, которое порвала. Как больно щипали ссадины, как строго смотрела мама, и для той девчушки это была вселенская трагедия. И только он, тот незыблемый авторитет, за спину которого всегда могла спрятаться, был надёжной защитой от всех бед этого мира. Его нет, и больше не к кому прижаться, некому пожаловаться, как иногда больно от чужой несправедливости. Не к кому прийти вечером и рассказать обо всем, что случилось, уткнувшись лицом в широкую грудь. Она безумно скучала по тому любящему взгляду, который принимал все решения дочери, давая ей самой сделать выбор. И как хотелось хоть на миг снова оказаться там, в квартире на главном проспекте Баку, и обнять папу, рыдая у него на руках. Вернуться в то время, когда проблемы измерялись разбитыми коленками и порванным платьем. Боль от его ухода невозможно заглушить, и ей пришлось жить без него, стать опорой для всей семьи, для мамы. Сидела на диване, укутавшись в теплую кофту, обхватив себя за плечи. Замерла, словно на пронизывающем ледяном ветру. Собравшись, все-таки встала, ей сейчас как никогда нужен горячий чай. Он не согреет душу, но согреет тело и руки, которые до сих пор трясло от воспоминаний и вселенской тоски по любимому человеку. Он мог одной улыбкой осветить весь ее еще такой маленький мир с ее маленькими проблемами. Мир, где есть она и мама с папой.  И когда спустя годы, став взрослее, ее проблемы стали больше и существеннее, он так и остался ее опорой и поддержкой. Тогда она еще не знала, сколько добавила папе седых волос своими проблемами и импульсивными решениями. Не знала, сколько раз он плакал от того, что ничего не может сделать и ничем не может помочь, когда оставалось только принять выбор дочери. Но она знала, что не смотря ни на что, спину всегда прикроет папа и поддержит во всем.  Включила чайник и отошла к стойке, слушая, как медленно начинает шуметь вода, поднимаясь вверх маленькими пузырьками. Когда он закипел, заварила в кружке пакетик чая, наблюдая, как вода окрашивается в темно-янтарный цвет. Маленькая черно-белая фотография всегда стоит здесь, рядом. Когда бы она не пришла и чтобы не делала на кухне, он неизменно смотрит с нее на свою любимую дочь. Села за стойку, сжимая ладонями горячую кружку. Поставила перед собой маленький портрет, с этим родным человеком связана вся ее жизнь, но теперь это только воспоминания…

***

Она давно уже не живет, а существует, неразделенные чувства разрушают и так еще такой хрупкий мир вчерашней девочки. Да, она повзрослела, с отличием закончила консерваторию по классу фортепиано, но оптимизма на то, что впереди только светлое будущее, нет. Влюбилась как дурочка, просто не могла жить без него, но как жить, зная, что он никогда не будет с ней? Молодая девушка, за которой ухаживали многие парни, не отдавала свое сердце никому, ведь оно давно занято. Но сегодня она решила, что поставит точку, ведь надежды у нее нет, все уже давно закончено. Отмеряя каждый шаг, шла по людному проспекту домой, в руках зажат букет цветов от того самого, которому дала сегодня согласие. Любила ли? Наверное, нет. Скорее это была иллюзия, что она сможет создать семью, а потом и полюбить. Вон на нее смотрят окна родного дома, отражаясь ярко на солнце, в приоткрытую форточку влетают звуки с улицы, где вокруг кипит жизнь. Вечером, стоя перед дверью, она боялась войти, и не потому, что боялась все рассказать, она боялась сделать ему больно. Решившись, вошла и как уверенный в себе человек, села перед ним на стул. Он поднял глаза, неизменно смотря на нее сквозь очки. На столе горит лампа, рядом бумаги, чертежи и сценарии, большая часть из которых, скорее всего, так и останется пылиться в ящиках. Он перечитывал каждый от начала до конца, не проявляя неуважение к тому, кто вложил в это свой труд. — Пап, я выхожу замуж, — выпалила и опустила глаза, не могла смотреть на его реакцию, зная, что он не поймет, но примет, как это было всегда. — Мне сделали официальное предложение, и сегодня я дала согласие. Было страшно, ведь назад уже дороги нет. Его знают все в Баку, спортсмен, гордость Азербайджанской столицы. Ее родители известные на весь город актеры, чьи спектакли проходят с аншлагами. Отказаться от своего решения она уже не сможет, даже если захочет. — Ира, — только и смог произнести, тяжело вздохнув. Он снял очки и потер пальцами переносицу, взгляд уставший, но не на секунду не показал ей, что недоволен. Волосы зачесаны назад, как в молодости, тронуты сединой, морщинки возле глаз делали его взгляд еще более выразительнее и мудрее. Знал ее упрямый характер, взяла лучшие черты своей семьи, но не всегда они играли на пользу. Знал причину, но разве он имеет права распоряжаться ее жизнью? Она его единственная дочь, нежность, безмерная любовь. — Ирочка, я понимаю твои чувства, но стоит ли оно того? — сейчас он говорил с ней как преподаватель, который деликатно указывает на погрешность в сыгранной партии. — Ты же понимаешь, что это серьезный шаг? Сложив руки на коленях, нервно теребила край юбки. Конечно, она все понимала и даже больше. Знала, что, возможно, делает самую большую ошибку в жизни, но сейчас не видела другого выхода, как закончить безумно долгую и больную тему своей несостоявшейся любви. Нет, она не будет как все, она больше не будет оборачиваться назад и верить в мечтах, что когда-то он сможет стать ее. Никогда! Вначале это было больно, но когда поняла, что ничего не изменится, гордость взяла верх. И сейчас эта гордость давала свои плоды, она должна доказать себе, доказать ему, что сможет без него жить. — Я уже все решила, лучшего кандидата на роль мужа я не найду, и возможно, — осеклась и замолчала, взвешивая свои слова на правду, но все же твердо продолжила, — я его полюблю. Я знаю, что он меня любит, — решила, что последний аргумент самый веский. — Не волнуйся, я не посрамлю честь семьи. Большой семьи, тех армянских корней, от которых шел ее род, той земли, родины, к которой тянет неизменно, кем бы ты ни был. Кровь предков зовет к себе, и однажды она сломается, но пока она об этом не знает. — Ты же знаешь, что я волнуюсь не за честь семьи, — дочь повзрослела, маленькие проблемы стали большими, и как же ему хотелось, чтобы она не знала горечи жизни и того как беспощадно иногда она бьет наотмашь. — Ты для меня главнее всего. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Сложив руки перед собой, он потер ладони, знала этот жест, когда в театр шла репетиция из зала смотрел на происходящее на сцене, оценивая свои режиссерским взглядом. В такие моменты он думал, что можно изменить, чтобы довести до идеала, а потом так же жестикулировал, описывая в воздухе закрученные фигуры.  Но жизнь это не пьеса, жизнь единственной дочери, которую он не в праве заставить делать все по его усмотрению. — Я буду, — гордо вскинула подбородок. У нее нет другого выхода. Она не будет всю жизнь страдать по тому, кто ее не любит. В этой истории нужно поставить точку. — У меня будет семья, — продолжала говорить с уверенностью, — и я буду хорошей женой. Для любой другой это был бы лучший выбор. Красавец, спортсмен с большим будущим. Она же, хоть и прекрасно справлялась с инструментом и могла сыграть все что угодно, буквально без нот, все же еще не заявила о себе. — Это твое решение, — выставив ладони и расставив широко пальцы, указывал в сторону дочери. Папа говорил мягко, не пытаясь надавить или задеть. — Я приму его любым, но не хочу, чтобы ты об этом жалела. — Я не пожалею, вот увидишь, — резко встала, знала, что папа не заслужил такого отношения, но еще с юношеским максимализмом пыталась доказать, что она все сможет сама, без чьей-либо помощи. Вышла из комнаты, считая, что все сказала. Она уже сама может принимать решения, ей не десять лет. Тогда, оставив отца одного за закрытой дверью, она не знала, с какой горечью он смотрел ей вслед. За ее счастье он готов был отдать весь мир и от осознания того, что она приняла неправильное решение, его сердце разрывалось на части от боли. Он не смог ее уберечь от ошибок, но всегда будет на ее стороне, что бы не случилось. Прошел год с того разговора, она сделала все как хотела. Смогла ли что-то кому-то доказать? Нет. Но теперь она держит на руках новорожденную дочь, и главнее этой малышки у нее нет ничего в мире. Сегодня, идеал ее мужчины Александр Григорьевич Аллегров плакал, впервые взяв на руки внучку. Еще были свежи воспоминания появления на свет маленькой Иры. Как мог потерять ее еще даже не увидев, не взглянув в эти глаза, что всегда смотрели прямо в душу. Когда врачи поставили его перед выбором, кого спасать, мать или ребенка? И он ответил, конечно же мать. Боль от того, что может потерять жену или дочь, сдавливала сердце тисками. Но бог сохранил их обеих, подарил ему радость отцовства, его дочку Ирочку. И вот теперь у него есть еще и внучка Лала. Спустя пару месяцев после рождения дочери, она в очередной раз приехала к родителям с маленькой Лалочкой. Они всегда их ждали и с особой теплотой встречали любимых девочек. Конечно же, они продолжали заниматься своим любимым делом, театр не отпускал, и мама, как и на протяжении всей жизни поддерживала мужа и помогала. Но приезд дочери с внучкой всегда был праздником, дом наполнялся радостью и теплом. Все как раньше, мама, папа и дочь рядом. Они пили чай, общались и смеялись, будто она никогда не уходила из этого дома. Папа делился планами, мама одобрительно кивала, а Ира была счастлива, глядя на них, укачивая на руках маленькую Лалу.  Уложив ее между подушками, когда уснула, она с умилением рассказывала о ее еще небольших успехах маленького человечка. Как улыбнулась или состроила смешную серьезную гримасу. Как радуется, когда по утрам на нее смотрят маленькие глазки, и еще неосознанно тянет к ней ручки, чтобы взяла ее и прижала к груди.  Папа сиял от счастья и улыбался, поглядывая на жену Серафиму. Когда-то он сделал шаг к этому счастью, добившись расположения самой красивой артистки, увидев ее на пробах в театр. Уже вечером муж заехал за Ирой и дочкой после очередной тренировки. Встретила его, пока папа качал на руках внучку. Он заметил, что не было в глазах дочери того счастья и любви, которую так рьяно обещала до замужества. Пока они собирались, почти ничего ему не сказала, лишь изредка улыбалась, пока родители общались с ее мужем. Они переглядывались, видя, как кардинально сменилось настроение Иры, понимали, что не все так гладко в семье дочери, а ведь у них только недавно родилась Лала. Но несмотря на маленькую дочь, в семье не было любви. Пытаясь сбежать от больших чувств, не смогла построить новых, но и обманывать всех вокруг не получалась. И совсем скоро она сообщит мужу, как когда-то папе, что она не может так больше жить и подает на развод. Ее не пугало остаться одной с маленькой дочерью, больше так жить и продолжать играть роль хорошей жены она не могла. Родители, несмотря на боль от того, что ее жизнь не складывается, поддержали это решение.  — У тебя ребенок, и ты должна думать о нем, — вынесли тогда вердикт, желая и дочке, и внучке только лучшего. И ровно с того дня, когда у нее в руках появилось решение о разводе, у нее началась новая жизнь. Брак, просуществовавший чуть больше года, остался в прошлом, но она не жалела о том времени, ведь у нее теперь была Лала, а вместе с ней, поддержка и любовь родителей.

***

Допив уже остывший чай, ушла в библиотеку, достала из шкафа старый семейный альбом, реликвию, которую перевозила с собой из угла в угол. Съёмные квартиры в Москве, первые попытки уцепиться хоть за что-то и остаться в столице. Чёрно-белые фото - воспоминания, запечатленные в маленьких изображениях. Вот молодые мама с папой, а вот они уже вместе, пара улыбаются со снимка, глядя на уже давно повзрослевшую дочь. Они ушли, оставив свет, свою любовь и веру. Воспоминания о них согревают сердце в морозы, когда во всем мире хаос. С тех пор, как их не стало, мир изменился, каждый год несёт с собой беды, новости с кричащими заголовками, каждый день земля вздрагивает от ужаса и беспомощности. Слезы давно уже бежали из глаз, стекая горечью и болью по щекам. Невосполнимой потерей родителей, вселенской скорбью по двум самым дорогим, ушедшим и оставившим ее в этом мире одну. Она не научилась жить без них, пытаясь быть сильной, никому не показывала своих слез и боли от утраты. — Пап, — протянув руку, касается зыбкой дымки, в которой он стоит, как в старом, чёрно-белом фильме, — ты знаешь, как вырос твой правнук? Александр второй. Наша гордость, твое продолжение. Я все еще смотрю фильмы, где ты красивый и молодой. Тот самый, невероятный и обаятельный, которого встретила мама в театре. Мама… Она не забыла, не предала, сохранив любовь в своем сердце. Пронесла ее через года, зная, что больше не встретит такого, как ты. И я не встретила никого, кто бы был похож на тебя, кто бы умел так любить и относится с уважением. Переворачивала страницы, рассматривая каждую снова и снова, касаясь пальцами пожелтевших от времени фотографий. Вот фото, где он сидит в кресле, улыбается в объектив и уже знает, что всему приходит конец. Что тяжелая болезнь медленно заберёт его у родных. Сердце сжалось от боли и, закрыв лицо руками, она разрыдалась. Захлёбываясь от слез, дала волю чувствам, которые не показывала на публику, держа самое сокровенное при себе. Он болел, угасал с каждым днем. Зная, что может не спасти его, не удержать в этом мире, повезла с собой в Ростов. Там, на своем концерте она сказала со сцены, что в зале сидит он, ее папа, актер, которого знали и любили до сих пор в этом городе. Она собрала все цветы и бросила к его ногам, в то время как весь зал аплодировал ему стоя. Это были последние аплодисменты в его жизни, которые звучали в его честь. Пыталась сделать возможное и невозможное, лучшие врачи, лекарства, какие только можно достать, перепробовала все, но, оставаясь с ним наедине, понимала, он уйдет. Он ничего не говорил, она все понимала по глазам. Чтобы она не видела, не мучила себя, он с трудом отправил ее на гастроли, чувствуя, что осталось совсем чуть-чуть. Не хотел, чтобы любимая дочь это видела.  И он ушёл…

«И однажды вздрогнет большая Вселенная,

И от крика сердца все камни сломаются…»

Ее вселенной тогда пришел конец, невосполнимая потеря, поделившая жизнь на до и после. Мама позже признается, что после его ухода она перестала жить. Только лишь существовала, жизнь без него потеряла смысл, она уже не могла делить все радости и горести с ним, поделиться переживаниями, найти в ком-то другом опору. С мамой они стали ближе, одно горе их сблизило еще больше, от того и забрала ее в свой большой дом, в который мечтала перевезти всю семью, но не сложилось. Еще одна фотография, уже без него, но с внуком. Так много прошло лет, так много всего случилось без него. Не хватало его поддержки, незримого участия во всем, одобрения и просто теплого взгляда.

«И еще немного времени и мир затопится…

Стёрты очертанья и детали внешности,

Оттого сильнее увидеть хочется»

Все еще помнила его красивого, мудрого, улыбающегося. С какой любовью он смотрел на свою Ирочку, которая так и осталась для него навсегда маленькой девочкой, его маленьким сокровищем. Помнила, как он поправлял волосы назад, ямочки на щеках, и даже когда уже болел, даже тогда не пропало озорство в глазах того Саши, который мальчишкой сбежал в кочевой цирк. Она плакала, плакала ее душа, скучая по родному человеку, неся горе утраты, которая с годами все так же болит. Да, воспоминания о нем со временем стали светлыми, но в момент, когда его не стало, ей не хватило бы и океана, чтобы наполнить его слезами.

«Он в ночной звенящей тишине,

Он как ангел не дает упасть

И как бы не хотелось мне —

Он моя часть»

Его поддержка, любовь, нежность, были всю жизнь рядом. Все, что бы она не делала, пропускала через — «Что бы сказал папа? Как бы посмотрел, как поступил бы в данной ситуации, доволен ли ее выбором». Он в ее ДНК, прописан в генетическом коде, в ее венах течет его кровь, он продолжается в дочери, внучке, правнуке, эта связь не прервется, не станет меньше со временем, он в ее сердце, все еще её Часть.

«Он прописан где-то в ДНК,

Он проходит веной по руке.

Он и сейчас со мной, наверняка,

Только вдалеке…»