***
Утро. Проспаться без будильника, чтобы быть свежим. Еще раз начисто выбриться. Одежду выбрать только свежую, лучшую в моем случае и удобную. Но неброскую, помня на какой Перекресток меня позвали. Дурацкий хозяйский гобелен с возвышенным изображением техно-будущего-города наконец-то свернут и положен рулоном на полу. Стена избавлена веником от лишней пыли. Ненавижу пыль. Но еще больше ненавижу прибираться в чужих помещениях. Краска из вчерашней личной заготовки. Настойка, которая обесцветится через пару часов. Парочка маркеров в кармане на всякий случай, небольшие подсумки на поясе с дорожным барахлом и нож, который я приспособил под атам в этом мире. До первого достучаться пока не успел — развертка аурных слоев пока не дошла до персональных скрытых карманов. Возможно, Нима-а-Рунн поможет, если попросить его прокачать энергетику. Звать повторно я его не стал. Позову, когда буду на месте. Или если у меня случится непредвиденный провал. Что ж. Пора. Портальные руны я чертил прямо пальцем, окуная его в бутылку с настойкой. Ну да, с компотом по сути. Его даже пить можно, так как он еще полезный и вкусный. А бутылку я заберу с собой на Перекресток. Во-первых, незачем его тут светить и оставлять киснуть, а во-вторых, зачем добру пропадать. А еще я оставлял всегда возможность ошибки. Я не знаю с уверенностью, куда проведет меня портал и что в нынешнее время окажется по тому пути. И поэтому подготовился к минимальной походной жизни. В конце концов, даже если я попаду по адресу, то мужик без вещей на том Перекрестке будет выглядеть во много раз страннее, чем боец в полной амуниции. Последняя руна, финальный штрих, активация…. Теплая волна силы прошла по моей руке и с ладони впиталась прямо во влажный рисунок. Долгая секунда сомнения, а потом начертанные руны по кольцу начали исходить паром. Получилось? Стена внутри кольца пошла мелкой рябью поверх обоев. Получилось! Сперва был беловатый блеск. А потом полотно заколыхалось как вскипающее молоко, медленно насыщающееся красками, оттенками и размытыми силуэтами по другую сторону. Ждать. Не торопиться! Это самая распространенная ошибка неофитов — прыгать в стабилизирующийся портал, который еще сбоит в настройке. Силовые потоки должны закрепиться, пройти двустороннюю проверку и только тогда портал можно перешагнуть. В противном случае можно не досчитаться конечности. Готово! Рябь прекратилась, всколыхнув портал последней волной. Когда-то я мог открыть межмировой проход без написания рун и опоры в виде стены, но сейчас я предпочел не рисковать. Поскольку надеяться я мог только на собственную память. Шаг без лишних размышлений. Готовность ко всему. Проверки, погрешности, учеты автоматической сонастройки я учел раньше. Проверить результат я могу только осознав свою целостность с другой стороны. Даже если бы мне сейчас отрезало конечность — я бы это не понял. Нечему было бы возвращать импульсы обратно. Но рывок увенчался успехом. Перекресток встретил меня не иллюзорной вонью, гомоном и парилкой. Мне потребовались секунды, чтобы очухаться и сообразить, что все получилось. За это время в меня чуть не врезались дважды и успели обматерить на картавом языке. Я лишь инстинктивно увернулся от громилы с жабьей рожей и попытался вежливо откланяться чуть не переехавшей меня пушистой фифе на верховой зверюге. Гадство! Куда я попал?! Быстро найдя взглядом стену, я направился к ней, чтобы не стоять посреди потока. По пути перешагнув звериное говно, лужу и разбитый кувшин у прилавка. Народ сторониться не хотел, пер по своим делам, переваливаясь лениво между стойками и толпясь у компактных ларьков. Так это базар?! Я прибился к стене, рефлекторно запустив руки в карманы и через них нащупывая содержимое подсумков. Вроде пока все при мне. Но какого хрена! Базар? Я вроде метил на окрестность города. Ну разве что времени прошло предостаточно и город настолько разросся. Но все равно… душный средневековый рынок открытого типа с разлитым кислым молоком поперек улицы и галдящим народом всех мастей и рас — это не то, что я ожидал увидеть, проходя через односторонний портал. Мне потребовалось с полминуты чтобы осмотреться, привыкнуть к суете и запахам разномастной забродившей жижи. После чего я прикинул направление к центру города и собрался выдвинуться, мысленно матеря пернатого за выбранное место встречи. Только тогда я решился кинуть очередной пинг. И то сосредоточиться получилось не сразу. «Я на месте». Отлипнув от стены, я сделал всего пару шагов. — Я тоже. Рефлекторно я обернулся на единственные понятные среди диалектов слова. Я увидел его другим. Не таким, каким помнил и каким ожидал встретить. Я мог бы даже не признать его, пройди он мимо меня, не окликнув. Только улыбка показалась знакомой. Вернее, та ирония, которая пронизывала ее иногда. А в остальном все было иное. Вместо крепкого взрослого тела мужчины — молодой парень, уже не юноша, но по-прежнему сохранивший юношескую угловатость. Вместо теплого задора в глазах — тяжелая холодная усталость. Вместо былого лоска — аристократичная заезженность, которая режет глаз на фоне долгой моральной усталости. Только цвет волос неизменно оставался черным. И телларский разрез его ярко синих глаз, присмотревшись, я не попутал бы ни с кем. Он выглядел как молодой халеный разбойник или пират. Лицо с ехидцей, вещи дорожно-заношенные, но без рванья. Держался он тоже легко и за манерой и позой ощущалась привычка скрывать свою настоящую стать. — Что, не признал? — хмыкнул Нима-а-Рунн, держа руки на поясе и стоя с ленцой во всей позе. — Признал, — тихо ответил я, улыбнувшись и смирившись с увиденным. Не важно уже, что я ожидал, главное ведь, что мы встретились. — Ты изменился. — А сам-то, — еще ироничнее заметил теллар. Показалось, что с каждой фразой его лицо сглаживалось и взгляд становился теплее. — Со мной-то понятно. Умер, переродился, — ответил я, пока не делая шагов навстречу. — Так и со мной тоже! Будто мне нельзя! — Нима-а-Рунн уже по-доброму улыбнулся. Открыто и с оттенком шутливого возмущения. Да, вот теперь я признал. — Я рад встрече, — честно сказал я, расслабляясь. Нима-а-Рунн усмехнулся, подошел ближе и приобнял по-дружески за плечо. — Я тоже. Теперь пошли отсюда в нормальное место. Поболтаем. И я признал его запах прохладный равнинной травы. И признал вечно оценивающий взгляд. А еще в кои то веки я понял, что сейчас оказался чуть крупнее него. И именно сейчас я понял, что хотел бы обнять его иначе. Нима-а-Рунн рухнул почти в своей привычной манере в ресторанное кресло и с тяжелым стуком водрузил перед собой на столешницу ржавый тесак. Не кинжал и не меч, а непонятная тупая бандура в пол руки длиной, потасканного состояния и абсолютно невзрачного железного вида. Я уселся напротив под его приглашающий жест и поставил на стол пару купленных за его счет стаканов коктейля. Единственное, что показалось достаточно приличным и съедобным и окрестной дыре. Все-таки Нима-а-Рунна я мог опознать в любом виде. Не важно, что сейчас он выглядел иначе. Я мог бы узнать его даже будь он другого вида. По характерным ужимкам, манерам и отдельным любимым привычкам. Именно такие вещи не подделать и не повторить никому другому. Именно так принято опознавать друг друга в среде проходимцев и других переживших перерождение. Я смотрел на него некоторое время и просто улыбался. Наконец, в тишине, когда не надо пробираться через толпы базарных посетителей и перепрыгивать через вонючую ссанину на припорошенной песком дороге. Местечко, конечно, Нима-а-Рунн выбрал странное, но как раз таки в такой глуши встречаться безопаснее всего, если не хочется привлечь лишнего внимания. Здесь каждый второй выглядит странно, а каждый третий смотрится потаскано. Тем более в районе рынка, где от видового разнообразие прохожих рябит в глазах, а от реальных языков мозг воспринимает шум как сплошную какофонию звуков. Нам повезло быстро найти тихий закуток. Я доверился Нима-а-Рунну в выборе мелкой столовой и послушно проследовал под тканевый навес за один из свободных столиков. Жара на перекрестке припекала только под солнцем, а в тени нас накрыло спасительной прохладой. И хотя местный песок уже начинал хрустеть у меня на зубах, я не жаловался, просто наслаждаясь встречей и не обращая внимание на остальных посетителей столовки за другими столиками. Хотя некоторые обвислые ящеры совсем уж откровенно пердели. У Нима-а-Рунна дернулся глаз, а потом он накинул обычный полог тишины. — А это что? — кивком указал я на ржавый тесак, чтобы хоть что-то сказать. Мысли как назло не шли. Я радовался как идиот, глядя в знакомые глаза, но смущался, оттого что не знал, как начать общение. Вопросы вертелись на языке один за другим, но имел ли я право спросить хоть половину? Что изменилось за прошедшее время? Как изменился он? — Да так, нашел на пожарище, — небрежно отмахнулся Нима-а-Рунн. — Потом расскажу. Я нисколько не поверил этой небрежности. А он улыбнулся, поняв, что я не поверил. Да, как-то так мы общались и раньше. Полунамеками, полуулыбками, недоговорками и иронией, которая была важнее серьезности. — А Сэнхас? Вернулся? Чего обманываться. Я спросил сразу то, что волновало меня больше всего. Нима-а-Рунн повертел в руке стакан коктейля, посмотрел на него, вроде бы не изменившемся взглядом, а потом отпил через трубочку, покачав головой. — А оживал? — уточнил я. — За это время нет. — А когда оживет? — на автомате вырвалось у меня от безнадеги. — Не скоро. Я уставился на него как заново, протрезвевшими от эмоций глазами. — Откуда знаешь? На что Нима-а-Рунн с очередным характерным кивком ушел в уклончивый ответ. — Знаю. Я знал почему-то сейчас, что пока он не скажет. Рано, не существенно, не хочет — на то у него всегда находились свои причины. Помнится, я привык с прошлых жизней, что если он хотел, то отвечал сразу целиком и прямо. В противном случае он мог утекать от ответов как жидкость сквозь пальцы. — А сам? Отчего помер? Ответа, если честно, я не ждал. — Войны кланов порой такие… — Но чтобы ты… — Все когда-то умирают, — по-своему философски с горечью ответил Нима-а-Рунн. Я смотрел на него, вспоминая того главу клана, которого помнил. Сильного, могущественного, никогда особого не показывающего свое настоящее лицо. Я помнил его и после гибели Сэнхаса, но тогда не мог оценить разницу его состояния. Я представил такую войну, которая должна была Его убить, но потом меня осенило: — Подставился? Проматывая время. Своеобразным подарком мне за проницательность была очередная его щедрая улыбка. Грустно это. Знать на что ты способен, но не видеть надобности жить дальше. А сам я лучше что ли? Искал приключения все предыдущие жизни, и ради чего? Это поначалу, когда я вспомнил на что меня готовили, я пытался применить знания в жизни. Пытался развиваться, совершенствовать мастерство, от дурной башки лез на рожон, беря задачи выше своего кажущегося уровня. И ведь справлялся с ними, грея свое чувство важности и лелея где-то глубоко в душе надежду, что за мной могут наблюдать. Потом я надеялся всем этим похвастаться. Продолжал общее дело, собирал малолеток в школы, организовал боевой Храм. Думал о расширении общей сети и оставлял наводки старым знакомым в подземном городе. Смешно… Я хотел, чтобы мною гордились. А кто? Нима-а-Рунн, который не стеснялся проматывать время и, не ломая свою гордость, спокойно подставлялся под удар? Сэнхас, так до сих пор не переродившийся в мультиверсуме и неизвестно когда всплывущий? Или всплывущая. А если еще откатом накрыло? Несколько перерождений потребуется на восстановление памяти и резервов. Знал бы я как его найти — забрал бы и привел в порядок. Но ведь просил, гад, ждать. А я придурок, повелся и согласился заблокировать образ на триггер. И как назло я отказывался все это время от любых лишних привязанностей. Влюбленность? Проходила с каждым совершеннолетием. Любовь? Отпадала при возврате воспоминаний. Окружающие клуши и дрыщи не котировались в сравнении с теми, к кому я успел привязаться. Как-то так потом меня быстро называли бесчувственной пресной сволочью, мразью, идиотом и импотентом. И ладно бы одну жизнь, так ведь все повторялось по кругу в следующей. Не многие понимали. Единицы соглашались ждать. Я просил прощения и отводил в Храм, где знакомил друг с другом и надеялся… что их блажь пройдет. Наверное, я и правда, идиот, раз боялся забыть тех, кого любил за теми, кому я был дорог. — Громко думаешь, — сербнув, сказал Нима-а-Рунн. — Да похер, — отмахнулся я. — От тебя-то чего скрывать. — Мало ли. — Нотаций ты не читаешь. — Обычно, — подняв указательный палец, уточнил теллар. — Обычно, — согласился я. А о чем еще говорить, кроме как вот так по старой памяти перебрасываться образами и мелкими воспоминаниями. Спрашивать о погоде на Согарэв? Или делиться душещипательными историями как меня очередной раз пытались разделать на алтаре за сволочизм? Так ведь не разделали, душу я спас. — Сейчас-то чем занят? Все так же кланом? — спросил я наугад. — Не, территорию чищу, — брезгливо отмахнулся Нима-а-Рунн, заглянув одним глазом в пустой стакан. — От кого? — вздернув бровь, спросил я. — От разумных. — А какую территорию? — на бодрой волне зацепился я. — Да самую разную. — Феон? — еще одна попытка кинуть прицельно догадку. — Не, шире, — Нима-а-Рунн повертелся в поисках хоть кого-то напоминающего разносчика заказов, но не нашел такового. — Намно-ого шире. Я с досадой решил, что точных ответов от Нима-а-Рунна, наверное, мне не видать. Не похоже, чтобы в такой манере я мог дождаться от него развернутый рассказов. Может, не доверяет мне. Вполне поверю. Или до сих пор оценивает, насколько много мне можно говорить. — Да и тут не мешало бы прибраться, — с брезгливостью в тоне ответил теллар, стряхнув попутно с ладони налипшую со столика дрянь. — Жаль не моя епархия. Мне хватило ума понять, что он говорит не о санитарных нормах заведения. Я только дернул вопросительно бровью. Не помню я за Нима-а-Рунном склонности разбираться с мусором, вроде такого перекрестка с его населением. — Значит, не расскажешь? — прямо спросил я обо всем сразу. — Не в этом месте. — Так ты ж полог набросил. Я обвел взглядом невидимый щиток тишины, непроницаемый в обе стороны. Помнится, Нима-а-Рунн никогда не испытывал сложности с такой элементарщиной. — Прочитают по губам. — Так много есть чего скрывать? — изумился я уже всерьез. Нима-а-Рунн наигранно веселенько пожал плечами и развел руки в стороны. — Сам-то как думаешь! Я мрачно вздохнул. — Куда тогда пойдем? — мигом сориентировался я. Если б Нима-а-Рунн не хотел говорить, то умолчал бы о месте. — В когда… — тихо поправил он, резко перестав ерзать, текучим движением облокотился на стол и уставился прямо на меня. Шутки кончились. Начинается правда. — Что для этого нужно? — сухо спросил я, морально готовясь к разному. Видимо мой переход в деловой вид его позабавил, потому что теллар улыбнулся одной стороной губ. Быстро, дергано, грустно. — Сперва допей коктейль. Он нормальный, — сказал Нима-а-Рунн, взглядом указывая на мой полный стакан. — А потом мы пойдем. И ты не будешь ничему удивляться. Коктейль я допивал быстро и без наслаждения, даже не заметив вкуса. Настроение было странное и отчего-то похоронное. Нима-а-Рунн больше не говорил ничего, терпеливо дожидаясь все в той же позе, явно по привычке поглаживая пальцами тупую кромку своего странного «оружия». Я не спрашивал ничего нового, просто кивнул ему и молча поставил пустой стакан на столик. Мой жест приняли как команду к действию. Нима-а-Рунн встал, забрал со стола тесак и позвал рукой следовать за собой. Однако, я даже успел соскучиться по доле конспирации в своей жизни. По пониманию с полуслова, по командной работе, по тайне, которую можно хранить только в узком кругу. Я действительно скучал по этому. Но не знал, буду ли я рад новому секрету. Глядя Нима-а-Рунну в спину, пока мы продвигались по улице, я все подмечал в нем очередные изменения. Что-то иное закралось в походку, и непривычно по сторонам скользил его взгляд. Я бы решил, что он стал вести себя внимательнее и осторожнее, но приправленный штампами аристократизма образ сбоил на старых, впитавшихся в подкорку гоповатых манерах. Как родные привычки, прорывающиеся через обязательные неснимаемые маски. Вот только что из этого было маской, а что реальной привычкой? От таких сомнений я начинал теряться. За очередным поворотом мелких улочек между глиняными вонючими домами, Нима-а-Рунн просто положил мне руку на плечо и слегка подтолкнул вперед. Не было никаких порталов с арками и эффектов перехода с больными головами. Пространство просто мигнуло, а мой следующий шаг пришелся на знакомое покрытие пола в Темпасте. Духота и кислая затхлость исчезла, а я поперхнулся внезапной свежестью и густотой природной прохлады. — Хоть предупредил бы, — сдавлено ответил я. Нима-а-Рунн похлопал легонько по спине и прошел дальше вглубь гостиной. Я мимолетом поймал его лицо, старательно замершее маской тихого спокойствия. Вот только взгляд он отводил. Успешно. Тогда я осмотрелся. Вроде бы знакомая территория, но измененная налетом прошедшего времени. Новые мелочи расставлены по гостиной. Слегка изменен интерьер. Не сильно, как могло бы, но заметно моему глазу. Память подсказывала, где пропали с вида предметы мебели. Откуда были сняты подаренные артефакты. Где-то добавился декор, а где-то явно скрыто от лишних глаз наличие персональных нычек. Зная телларскую манеру жить своим специфическим понятием времени и тысячелетиями не вносить изменений в свою жизнь и быт — это всё казалось странным. Жаль Темпаст и вещи не хранят следов прошедшего времени. Можно сотни лет протирать каменные плиты шагами — они не сточатся ни на миллиметр. Нима-а-Рунн прислонился к колонне, обрамляющей оконный портал, и скрестил ноги, испытывающе глядя на меня. Что-либо понять по его настроению было сложно. — Что заметил? — сухо спросил он без искры былой усмешки. Как хруст тупого ножа по кости. Одна фраза, отрезвившая от перехода и перечеркнувшая все прошлое настроение. Только сейчас Нима-а-Рунн показал себя настоящего. Удрученного, строгого, в чем-то жестокого и холодного. Идеи и соображения насчет времени разлетелись как спугнутые звери, кинув одинокое сознание в звонкой пустоте. Контраст оказался ошеломляющим. — Тихо, — прошептал я, так и не сойдя с места. — Тут тихо. — Точнее, — резанул слух его голос. Я задумался. И на автомате отправил обычный зов к Твердыне. Простой пинг, как сонар, который должен был в ответ просветить состояние Темпаста и его жителей вернулся… глухим. Я не поверил, попытался еще раз, спустив ошибку на свои растраченные знания, но ответ возвращался пустым и бесцветным. Тогда я в сомнении метнулся мысленно к Ней, чтобы спросить уже напрямую, но Твердыня молчала и скорбела. — Темпаст… Она пуста, — в шоке ответил я. — Все… — Мертвы? — припечатал Нима-а-Рунн. — Да-да. И это тоже войны кланов. Его слова резали сухой воздух, нарушая траурную тишину и затаившийся болезненный покой. Я направился к нему, морщась от шероха своих же ботинок по покрытию. Мне казалось, что я шаркаю по чужим костям, и нарушаю баюкающий плач Твердыни по погибшим. Я хотел ступать тише, так как не умеет обычный человек, лишь бы не осквернять лишим шумом Ее нерушимую волю несмотря ни на что. — Но как? Когда? Дойдя до подоконника, я прикоснулся к камню, словно успокаивая его. Нет, я больно не сделаю. Все хорошо. Наверное. — Два больших вопроса сразу. Долгая история за каждым. Выбирай сам, с какого начать. Хорошее предложение. Особенно с учетом того, что мне сложно с этим смириться. Великий клан… Несущий за собой такую славу и богатую историю… И теперь его нет. Просто нет. При том, что Твердыня осталась цела, значит их накрыло не площадным заклинанием. Противник должен был войти внутрь и перебить каждого. И только Нима-а-Рунн во всем этом выжил. Хотя стоп. Он же говорил, что наоборот помер в результате войны. Значит другой ранней, не этой. Что за… — Сколько лет мы не виделись? Привиделось, что Нима-а-Рунн слегка улыбнулся. — Много. — Точнее, — сумрачно ответил я, уже начиная беситься от односложных ответов. Теллар вздохнул и посмотрел куда-то за окно на небо. — С момента нашей прошлой встречи минуло два Перезапуска. Для тебя — не прошло еще ни одного. Я же жил долго и после первого, и после второго. И сейчас я провел тебя в свое родное время, далеко в твое будущее. Я втыкал на него молча какое-то время, пытаясь понять конструкт сказанного. К своей тупости и медлительности, резвившейся за последнюю жизнь, врубился я лишь с третьего раза, просто повторив мысленно сказанное. Помотав головой, я кое-как уложил в себя суть сказанного. — Звучит сложно, — честно признался я. — А между Перезапусками — это долго? — Долго, — сознался теллар. — Мы меряем даже не миллиардами лет. Эонами. А вот это звучало уже чересчур. Я попытался представить себе это время, теряясь в числах и ощущении времени. Казалось, что проще представить бесконечность, чем отсчитывающий таймер между моим родным временем и этим, нынешним. Видимо, заметив как я подвис, Нима-а-Рунн сделал то, чего раньше не совершал. Достав из пространственной свертки бокал, он плеснул в него прозрачной воды из одной фляжки, а затем добавил пару капель странно пахнущей бормотухи из другой. То что это бухло у меня как-то не возникло сомнений. В доказательство к мысли Нима-а-Рунн приложился к ароматной фляге и отхлебнул порядочный глоток. — А мне почему пару капель? — с сомнением уточнил я. — Потому что человека от большего отравит, — буднично отозвался теллар. — А… благодарю, — я взял бокал с видом, словно мне подали безобидный яблочный сок. — Не за что. Видимо на отмороженности во мне что-то сломалось, отчего я даже не сомневался в Нима-а-Рунне и его здравой оценке своих действий. Выхлебав весь бокал залпом, я успел моргнуть, как… …В следующий миг уже замыленно открыл глаза, сидя напротив Нима-а-Рунна уже на диване. Трезвое восприятие реальности возвращалось с трудом. Развалившись, я сидел на диване… Вернее, я понял, что меня развалили на диван. По отсутствующим силам в конечностях и по подушкам, которые я не мог под себя так подгрести. Напротив через столик сидел Нима-а-Рунн с виноватым видом, который сменился на пытливое любопытство, когда я осмысленно оторвал голову от подушки. Нетерпеливо постукивая ногой по полу, теллар прятал тревогу и ждал, пока я приду в себя. — Это что было… — буркнул я, привставая. — Сейгас. Сам гнать начал. Нас оно не сильно прошибает, а вот тебя… Ну ошибся малость с дозировкой. Бывает. — Ну извини, что родился человеком, — протирая глаза, буркнул я. — Бывает. Нима-а-Рунн нервно хохотнул и ощутимо расслабился. Каков контраст в поведении. Он что, реально переживал что меня отравил? А ведь мог, по глупости. От странного напитка до сих пор пошатывало и вело, но вставать я не собирался. Нет уж, прямо отсюда на перерождения я как-то не собирался. Неловко бы получилось. Так что я предпочел посидеть. — Заешь нормально. Ну и запей, — кивнул Нима-а-Рунн на стол, где на блюдце для меня были сложены аккуратной горкой булочки, а в стакане рядом ждала, по-видимому, нормальная настойка. — Благодарю, — я принял угощение и с удовольствием запил остаточный мятно-имбирный привкус сногсшибательного бухла. — За это ты ответь на вопрос как погиб весь клан. — Не весь, — тут же поправил меня Нима-а-Рунн. — Выжил я, двое моих младших братьев и две сестры. Технически клан уцелел. Но остальных вырезали, пока мы находились за пределами Твердыни. Спасти кого-либо не представлялось возможным. Атака произошла внезапно, и соседи просто устроили вторжение во внутренние территории Темпаста. Нас попытались уничтожить. Опять. И на сей раз они приблизились к этой цели как никогда ранее. Он рассказывал обо всем спокойно и буднично, как если бы речь шла о чужой истории, но я видел, как замер его взгляд. На меня теллар старался не смотреть — я все еще мог невольно перехватить образы воспоминаний. Возможно, он считал, что мне не стоит этого знать. А еще ему просто было очередной раз больно. Как истинный глава клана он переживал и с трудом переносил такой удар. Никогда не понимал телларов, воюющих друг с другом не за территорию или ресурсы, а ради уничтожения сильных слабыми! Клан Таллари боялись всегда и поэтому стремились стереть с лица мира. — И вы с братьями и сестрами до сих пор выживаете и скрываетесь? — я решил, что конспирация на Перекрестке была прямым тому доказательством. — Мы? Нет! — похоже Нима-а-Рунн понял мой ход мыслей и отмахнулся рукой. — Нас больше не тронут. Как и других. Войнам кланов подошел конец. Сомнение на моей морде отразилось лишь вздернутой бровью. Рот же был занят едой. Нима-а-Рунн откинулся на спинку дивана, разложив руки по бортику. Его взгляд задумчиво задержался на потасканном тесаке, лежащем на его стороне стола, а потом резко поднялся на меня. Мог бы — пришпилил бы взглядом к месту. А так я лишь спешно проглотил недожёванный кусок булки. — Когда мы вернулись к Твердыне и я узнал, что случилось с кланом, то пригрозил уничтожить всех. Я не стал бы искать виновных и промолчавших, я бы просто не стал разбираться. Мне надоели их эти страхи и принципы. Надоели вечные войны. Я устал поднимать клан из раза в раз после очередной бойни. И я решил, что может быть, если они так старательно воюют друг с другом, то им так не дорога своя жизнь…И да, меня услышали. На мои слова отозвались. — Кто? Нима-а-Рунн молча посмотрел на кинжал, а потом снова уставился на меня. Я опешил. — Но это ж тесак. Теллар едва заметно покачал головой и слегка улыбнулся. — Внимательнее, Лис. Что ты заметил? Я вскипел почти моментально. Нервы, суета и куча новостей не способствовали спокойствию. — Нима! Харош загадок. — Вспоминай, как думать, — как ни в чем не бывало ответил теллар и глазом не моргнув. Я молча выругался и шумно выдохнул. Прошибать его было бесполезно. Это я помнил! — Если не считать того, что он выглядит ржавым, потасканным, коцаным, со следами застывшей крови, а также крайне тупым, то, зная тебя, ты не стал бы таскать обычное оружие на виду у всей толпы. Не пряча в ножны и не убирая в пространственный карман. А еще если бы тебе было нужно нормальное Оружие, то ты не таскался бы с такой… Нима-а-Рунн улыбался и приглашающе махнул рукой, требуя продолжить. — …Херней! Которая не фонит, не излучает, не сканируется, и не просматривается, а реально выглядит как гребанный хлам с пожара. А поскольку в сентиментальность у тебя я не верю, то не пытайся мне рассказать, что ты таскаешь его в память о приятном курорте. И я не вижу ни одной причины, по которой ты стал бы носиться с обычным дрыном не шибко боевого вида. Разве что — это какой-то особый артефакт. Но и то — будь это артефакт реально такой полезной силы, ты не стал бы светить малопригодный клинок, который своим простым видом вызывает рядом с твоим лицом больше вопросов, чем их вызвало бы пафосное паладинистое весло. Нима-а-Рунн довольно улыбался во всю ширь. — Он не прячется, — добавил теллар. — У тебя-то? — скептически спросил я. — Да, — все так же улыбаясь ответил Нима-а-Рунн, лишь едва виновато пожав плечами. — Я пока научился сворачивать его в кинжал, а не таскать в естественном виде двуручный меч. Я удивленно и косо уставился на оружие. — Что ты нашел? И что тебе отозвалось? Широкая улыбка спала, когда Нима-а-Рунн вновь заговорил. — Я нашел ключ от Кузни. — От какой кузни? — спросил я шепотом, а мой друг указал пальцем в небо. Недоуменно я посмотрел вверх. — Потом увидишь. Когда наберешься сил, — продолжил теллар. — Та самая Кузня, известная еще как Кузня Душ и Кузня Мироздания. Единственный и неповторимый механизм, осуществляющий Перезапуск всего Мультиверсума. Именно она воссоздает реальности заново, после каждого Перезапуска, она пропускает через себя души, очищает их и выковывает новые. Именно Кузня может в один момент прервать все существующее и уничтожить, запустив новый цикл жизни. Ну да, и именно Кузня приходит в мир или реальность, которую надо локально стереть из Мультиверсума. — Так это… — я понимал, что о таком не шутят. Знал, что Нима-а-Рунн не врал, но поверить сразу во все это было сложно. — Меч используется для призыва Кузни в реальность, — теллар взял тесак в руку и крутанул его на столе, опирая на кончик. Казалось бы тупое лезвие начало врезаться в неубиваемое дерево как в масло, так что Нима-а-Рунн поймал кинжал и остановил. — А его владелец, вольный запустить процесс, развоплощая локальный мир. Или начать тотальный Перезапуск. Теперь я смотрел на друга иначе. Да, я помнил старые рассказы Сэнхаса о подобной очистке Мультиверсума, но никогда не думал, что стану насколько… близок ко всему этому. Когда-то раньше мы могли только мечтать, чтобы добыть очередную толику информации про Кузню, а теперь, если верить Нима-а-Рунну, он знает о ней больше, чем собранно во всех книгах. Что ты такое, Нима? Кем же ты стал? — Я же говорил, что занимаюсь чисткой территории, — пожал плечами теллар и улыбнулся. — Теперь работаю по наводкам сверху. — Именно поэтому тебя больше не тронут остальные? — подвел я итог темы. — Как сказать, наоборот, теперь меня мечтают уничтожить многие, чтобы я не уничтожил их, — витиевато отмахнулся Нима-а-Рунн. — Но ты прав, теллары больше не тронут меня. Остановка первого кольца Кузни их… впечатлила. Они поверили, что я готов все оборвать. И как я до сих пор спокойно умудряюсь сидеть рядом? По идее, какие-нибудь верующие и впечатлительные на моем месте могли бы начать кидаться в ноги к нему с мольбами и просьбами. А я сижу, слушаю, охреневаю, верю. — Я был… очень зол в тот момент, — скупо сознался Нима-а-Рунн, поглаживая по привычке кромку лезвия на коленях. И хоть сказано это было очень коротко, я понимал, какая тяжесть лежит за этими словами. Большая, чем за фривольными выражениями вроде «я был взбешен» или «я был в ярости». Эти чувства вряд ли передают суть холодной и опустошенной чистой злости, которую он испытал, когда осознал случившееся. Это была и ненависть, и боль одновременно. Злость, какая она есть. — Догадываюсь. Разговор ненадолго иссяк. А я снова пересматривал свои впечатления от увиденного в друге. Видимо это так сильно сказалось на его виде и так пропечаталось на поведении. С работой такого плана даже сложно оценить груз взваленной ответственности. Хотел ли он вообще такого? Никогда не поверю, что да. И как только психика выдерживает… Хотя, этому есть свое объяснение и видимо, сейчас оно пришлось на редкость к месту. Механизм Мультиверсума не дает сойти с ума, до тех пор, пока не отработает условие виры. А Кузня, отвечающая за работу того механизма Мультиверсума вручила ключ активации тому, кто гарантированно выдержит ее работу. Идеальный замкнутый цикл, если так посудить. Лучший из того, что можно придумать. — И каково оно? — спросил я, оценивая друга заново. — Что? — отозвался тот, вновь сфокусировав на мне зрение и продолжая гладить клинок. — Уничтожать миры… Нима-а-Рунн вдумчиво смотрел мне в глаза, а потом вдруг расцвел жизнерадостным позитивом. — Вштыривает! Я аж опешил. — То есть? — Опьяняет как после высокоэнергетического ритуала. Вроде тех, которые вы проводили. В пиковый момент. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Я понимал. Помнил, каково это стоять в центре силового потока, когда вокруг бушует и структурируется энергия. Что бы не делал до этого, какие бы кровавые эпизоды не сотворял, финал успешного ритуала стирает все впечатления, очищая восприятие и заполняя ее жгучим и потоком силы. — А еще добавь ко всему эйфорию от власти над чужой жизнью и смертью, — продолжил он. — Я всегда предпочитал сперва пожить в приговоренном народе, чтобы точно знать, за что его уничтожаю. Не всегда: иногда сходу видна вся та дрянь, в которой они потонули и из-за которой свой приговор получили. Хорошо, если это открытое дерьмо, садизм и моральное разложение, видимое явно. Как у тех моральных уродов и паразитов, вроде тех, что Сэнхас резал. Но чаще всего это не так. — теллар вздохнул. — Чаще всего — это унылое серое дерьмо, подобное липкой трясине, в которой тонет всё хорошее, что существует. Ложь. Двуличие. Лицемерие. Садизм и равнодушие, завёрнутое в красивые лозунги и слова. Равнодушный, безразличный ко всему народ… или те, кто подобно флюгеру вращаются под тягой порывов лживого словесного поноса, льющегося из ртов их ЛОМов. Общество деградации и морального упадка, в котором много говорят о развитии и высокой морали, но это лишь слова, под которыми, как труп под ковром, прячут мракобесие, узколобость, фобии и агрессию к тому, что выходит за узколобые рамки. На какое-то время он замолчал, сумрачно глядя перед собой. Ненадолго. — Ко мне приходят такие пинги. От Кузни. Я прихожу по ее Зову. Смотрю. Изучаю. И только потом — выношу приговор. И призываю Ее туда. И в тот момент ко всем этим моральным уродам и скользким лицемерам приходит осознание… скорой кончины. Приговора. Близкой казни, ведь их души пойдут не на новую жизнь, а на перековку. На размотку на энергию. Как выбраковка. Ошибка развития. И когда они это осознают, они начинают… скулить. Молить о пощаде. Пытаться откупиться. Теллар поднял на меня тяжелый взгляд. — Ты представь, Таллис. Они мне деньги предлагали… Мне. Деньги. За свою продажную гнилую душу. И всё это дерьмо тянется, пока я не поднимаю Ключ и не запускаю процесс… Жатвы. Так это можно назвать. Сбор душ. И всновь — короткая пауза. — В один миг всё живое разом гибнет. Разумные, животные. Сама планета. Всё умирает. Все души отделяются и уходят на Кузню. Через меня на Меч и дальше — в Кузню. — сумрачная усмешка исказила его лицо гримассой. — Наверное, только вы с Сэнха можете понять меня в тот момент… помня, что происходит в миг рождения Истока. Я нервно кивнул, представив, а Нима-а-Рунн продолжил: — Когда впервые попал под луч, думал, сдохну. Но нет. Продуло все силовые магистрали так, что думал, по ночам светиться буду. Потом попривык. — Нима, ты ебанутый… — Да! — аж приподнялся на диване теллар. — Нет, ты окончательно ебнулся. — Нет, — Нима-а-Рунн жизнерадостно покачал головой. — Вира не позволит. Я хлопнул ладонью по лицу. И чего я от него ожидал?! — Зато вроде как полезным делом занят, — теллар откинулся снова на диване, покачивая ножом. — Не даю опасным цивилизациям развиться и перейти на соседей. Потенциальных врагов развоплощаю. Говно выгребаю по Мультиверсуму. — О да, бесспорно, это полезно. — Ну вот и я так думаю. Хули страдать по мудакам. Так мне про работу чистильщика в величайших масштабах еще не рассказывали. — А в моем времени ты кого приходил зачищать? Нима-а-Рунн как-то разом сдулся, притих и скривился. — Эти-то… Да не важно. — Нима?.. Что значит «не важно»? Если только что бодрый друг снова вернулся в мрачное состояние, то я просто не мог позволить себе это пропустить мимо. Нима-а-Рунн смиренно вздохнул. — Просто это величайшее говно своего времени. До сих пор, до моих лет тут. А вот тут я уже напрягся ни на шутку. Какая там Кузня, если он нашел нечто, что и его нервирует. — Великий и порочный Ахерон… Слышал о таком? — Нет. — И не надо! Мне как стенку перед носом телепортировали. Настолько отпихнули от одной идеи узнать. — Почему? — Да потому что про это целее не знать и не пытаться туда соваться. — А ты? — А я там учусь. Одна новость другой не лучше. Меня перестанут удивлять за сегодня или как? — Честно говоря, хорошо, что Сэнхас не застал их расцвета, — задумчиво заключил Нима-а-Рунн. — Все настолько плохо? — подозрительно уточнил я. — Нет! Все настолько хорошо, что я б его не удержал, и он бы там еще большего нахватался. Когда-то я думал, что Сэнхас с приебом. Потом я узнал, что он один из лучших ритуалистов. В процессе жизни он рассказывал о своем прошлом и строил планы на сидов… И если вот Это еще полернуть сверху новыми знаниями, которые даже для Нима-а-Рунна «величие», «порок» и мраки… — Он бы еще захотел возглавить… — буркнул я под нос, представив. На что Нима-а-Рунн молча отмахнулся и хмуро уставился в стену. — А что там такого страшно? — тихо спросил я, почему-то понимая, что сейчас Нима-а-Рунн не будет отмахиваться. — Такого, чего мы еще не видели. — Страшного? Почти ничего. Жуткого — много. Извращенного, выходящего за рамки, величественного в своей… красоте. Этого — безгранично. Я смотрел на него в надежде выловить хоть один случайный образ, но теллар привычно закрывался. — Нима, покажи. Он слегка дернулся и обернулся на меня. — Не стоит. — Пожалуйста. Ты же знаешь, что я захочу узнать. — В этом и проблема! В вашем любопытстве. — Будет лучше, я это узнаю от Тебя. — …Не поспоришь, — согласился Нима-а-Рунн и самую малость приоткрылся. Я увидел город великолепной красоты и утонченности. Воздушные пейзажи перетекали в резные постройки, простор открытых территорий лучился энергией и цеплял взгляд. Работы мастеров по камню и дереву завораживали, а всеобщая атмосфера опьяняла богатой роскошью. Все казалось идеальным, совершенным, вместе с жителями в прекрасных одеяниях и неподвластных времени. — Ахерон всегда был красив снаружи, — тихо вернул меня к реальности голос Нима-а-Рунна. — А что на самом деле? Теллар безмятежно улыбнулся. — В Ахероне нельзя стать своим, если ты там не родился. Любой прибывший всегда остается чужаком. Повезет, если он в состоянии защититься. Если нет, то очень быстро он превратится в жертву. Повезет, если ритуальную. Я вздернул бровь, но промолчал. — Нет, самое страшное в том месте не то, что можно запросто попасть кому-нибудь на стол, или в постель. Это мелочи, по сравнению с тем, как легко там теряют души. И как легко теряют остатки своего взгляда на мир. Мировоззрение меняется незаметно и очень постепенно. Сперва кажется, что все приносимые жертвы есть допустимые меры и естественная плата за силу и полученные знания. А потом отпадают постепенно последние тормоза, потому что каждый не уникален в своих изысканиях. Не уникален в деяниях и совершенствовании отточенных ритуалов. Многие поднимаются на вершину, потесняя друг друга, совершая каждый раз все более недопустимые вещи, шаг за шагом сходя на тропу безумия. И что самое коварное, самое жуткое во всем этом — они осознают то, что совершают. На каждом шаге и на каждом новом произведении жертвенного искусства — ахеронцы знают, когда балансируют на грани, а когда пляшут за ней по осколкам чужих душ. В этом они превзошли всех, кого мне доводилось встречать. Великий новый народ… Дети своей изначальной Терры. Мне казалось, что я видел… многое. Больше, чем говорил Нима-а-Рунн и намного страшнее. Окрашенное даже не столько морями крови, сколько чистейшим немым пронзительным воем невиновных. — В их обществе очень легко поддаться искушению и сползти с допустимых границ. Если в иных мирах можно хотя бы понять, какая мерзкая дичь творится вокруг, и невольно начать избегать ее, то тут нет… Тут их слова, их логика и подход начинают казаться правильными. Искусство, будь то даже самое кровавое или болезненное, потом начинает даже нравиться, и этим можно по-настоящему проникнуться. — А ты? — с опаской сказал я. Нима-а-Рунн просверлил меня взглядом. — А что я? Моя психика от виры слишком пластична, чтобы бояться или дрочить на подобную хрень. Не могу сказать, что уныние накрыло меня, но что-то тяжелое, неподъемное словно придавило на плечи грузом осознания. Рад я был, что узнал о существовании подобного? Пожалуй, скорее да, чем нет. — Не пытайся сам смотреть туда. Я знаю, ты можешь, — добавил сухо и мрачно Нима-а-Рунн. Я встряхнулся. — Так опасно? Он неопределенно покачал головой. — Я не уверен в твоей защите. А они слишком жадны до всего, до чего могут дотянуться. Особенно до того, что само заглядывает к ним на… свет, — глаз Нима-а-Рунна явно дернулся на этом слове. — Я наблюдал за тобой. Иногда ты смотришь слишком явно. Не делай такого с ними. Предостережение, сказанное особенно такими словами звучало более чем убедительно. — Хорошо, — тихо согласился я. — Не буду. — Вот молодец. Теллар снова достал свою флягу с сейгасом и, не стесняясь, нервно отхлебнул. — Только я тебе не поверил, — добавил он после. Я вопросительно дернул бровью. Обо мне такого плохого мнения? — Ты любопытный. Как и всегда, — отвечая на мои мысли, сумрачно сказал Нима-а-Рунн. — Это в тебе не меняется и не исчезает с годами. Что в тебе, что в Сэнхасе. Я бы умалчивал о половине для вашей же безопасности, если бы знал, что до вас информация никогда не докатится. Но нет. У вас есть удивительное свойство узнавать обо всем дерьме, творящемся в Мультиверсуме! Только и остается потом наблюдать, как вы радостно сбегаете в его направлении, пользуясь лишь мимолетными слухами! — Не ворчи, — устало попросил я. Теллар запнулся, посидел несколько мгновений все еще возмущенно и взъерошено, а потом так же быстро сдулся и словно даже вымученно растекся по дивану. Как после бесконечно долгого марафона, в котором пришлось пребывать последние несколько жизней. Хотя… так оно и было, если ему верить. — Просто не делай глупостей, — на сей раз уже тихо попросил он. — Не буду, — еще раз заверил его я. — Но хотя бы покажи место, от которого держаться подальше. Нима-а-Рунн искренне и устало скривился, но потом потер виски кончиками пальцев и отщелкнул с когтей яркий образ личных воспоминаний. Роскошь, стекающая по древним наслоениям великой цивилизации. Красота первобытности и новизны в своей изначальной форме, ограненная стараниями поколений. Привкус молодой и быстро возвысившейся расы, но чем-то неуловимо прогнивающей в нынешнем времени. Я увидел Фонтан глазами Нима-а-Рунна. Символ, в своём лучшем и всеобъемлющем смысле. Исток, исход, начало. Краеугольный камень Ахерона, переходящий через поколения. Постоянно меняющийся и для каждого выглядящий по-своему. Нима-а-Рунн понимал его как собрание людских статуй, устремлённых вверх. Поддерживающих и жадно тянущихся к сфере с начертанным треугольным узором. Фонтан нельзя понимать буквально, и в то же время его смысл не стоит излишне усложнять. Он — история народа, его гордость и ни в коем разе не святыня. У Ахерона нет святынь. Ровно как и нет религии. Народ, поднявшийся на жажде знаний и стремлении стать сильнее естественным образом достиг величия, но... Фонтан на белокаменной площади с золочёным дворцом на фоне был коварен. Последние люди на его вершине слишком отличались от первых своей эгоистичной жаждой. Если Мультиверсум регулярно порождает Великие народы, которые могут войти в историю и сохраниться в памяти даже спустя Перезапуски, то возможно, Ахерон один из таких. — Что ты собираешься с ними делать? — спросил я после долгой паузы, рассмотрев образ и ограничив себе сферу координат, за которую не стоит переступать. — Я уже сказал. Я намерен их уничтожить в твоём времени. — Стереть? — что-то все-таки дернулось во мне при мысли об уничтожении подобного. Не жалость и не сочувствие. Скорее... Досада. От грядущей ликвидации произведения искусства. Порочного произведения. — Нет. Я не рискну призывать в Ахерон Кузню. Моё удивление слишком ярко отразилось на лице. Нима-а-Рунн опять скверно нахмурился. — Поверь, им хватит наглости и знаний до нее дотянуться. — Тогда Как? Тяжёлый клинок подлетел в воздух, сделал оборот и снова упал рукоятью прямо в ладонь теллару. А сам Нима-а-Рунн мечтательно улыбнулся мне в лицо. — И все-таки ты ебанутый... — прошептал я, качая головой. — Не более чем всегда... — мелодично отозвался он. Я скептично покосился. — Ну ладно-ладно! Только самую малость. Подумаешь. Тяжелое детство. — Да. Тяжелое детство. Суровая реальность. Многообещающее будущее. — Оно самое..., — неопределенно задумчиво сказал он. — И кстати мне понадобится помощь. От резкого перехода я малость опешил и даже не обратил внимание на первую часть сказанного. — Какая? — Ну, например, твоя! — жизнерадостно заявил он, положа ладони на колени. Секунды скепсиса прошли, когда я понял, что Нима-а-Рунн не шутит, а за такой манерой скрывается полноценная серьёзность. — Что я могу сделать? — А вот это мы с тобой сейчас отдельно обсудим! Мы говорили до вечера. До времени, которое я мог бы назвать своим вечером, и ранними сумерками на Согарэв. Пожалуй, с этих пор я снова мог сказать, что моя жизнь не смогла стать прежней. Нет, мы не намечали великих планов. Не строили долгих надежд. Мы просто обсуждали наши возможности, силы, оценивали здраво свои фактические знания и навыки. Мне казалось в какой-то момент, что Нима-а-Рунн нуждался в стороннем одобрении. Иногда в сторонней моральной поддержке. Я давал ему то, что он хотел, щедро и искренне. Потому что не могло быть иначе, и не мог я не понять того груза, что лежал отныне на его плечах. Часы протекали незаметно. Я прогуливался по гостиной, разминая конечности, перечислял остатки своих воспоминаний, а Нима-а-Рунн помогал воскрешать в памяти забытые знания. По историям, отголоскам, начальным объяснениям. Несколько раз я даже спорил с ним о методике тех или иных ритуалов, чем вызывал у него довольную улыбку — проверял меня, узнавал, насколько я хорошо все помню. Я не обижался на проверки. Тем более, что после них меня пообещали по дружбе свести с другим телларом, который может неплохо освежить мои пробелы в некоторых навыках, но по отзывам Нима-а-Рунна я понял, что тот тип очень строг. Однако, всё это меня уже не пугало. Впервые за последние жизни мне было просто хорошо и легко. Наличие старого знакомого рядом успокаивало и бодрило. А через несколько часов и вовсе веселило, когда мы принялись вспоминать былое прошлое. Тогда было весело. С Сэнхасом было весело. Не без опасностей, переживаний и регулярных сложностей на ровном месте. Но все же — увлекательно. А еще тогда было во многом проще. С наличием Сэнхаса как связующего звена между нами было проще. Сейчас же будто у каждого из нас не хватало какой-то частички души. Мы могли спокойно общаться, улыбаться и шутить, но будто легкий надлом все равно оставался, когда наши ностальгии затрагивали болезненную тему. Казалось, что может быть проще восстановления дружбы между нами, как у тех, кто прожил совместно много лет и испытал на себе десятки походов и рейдов. Мы прекрасно знали друг друга, видели друг друга во всяких ситуациях, выручали, спасали, подшучивали… Но полупрозрачным силуэтом в наших бесконечных воспоминаниях всегда мелькала третья фигура. Как та третья грань равнобедренного треугольника, которая создавала самую устойчивую в геометрии фигуру. Нас могли бы понять многие. Воины, которые привыкли биться триадами, но вдруг потеряли одного из своих. Тройняшки, которые росли вместе и, глядя на брата всегда ожидали увидеть рядом второго. Нас могли понять рейдеры, давно и идеально распределившие обязанности по своему маленькому коллективу и вдруг… ощутившие нехватку ключевого звена. К вечеру я почти физически ощущал тяжесть Нима-а-Рунна от отсутствия нашего напарника. Настолько широко теллар мне открылся. И если для меня Сэнхас был Наставником и учителем, отсутствие которого угнетало, но не превращало жизнь в серые будни, то для Нима все было иначе. У теллара с ним особая магическая связь, с которой он перерождается вновь и вновь, чтобы слышать его через пространство, время и миры Мультиверсума и быть всегда в долгу перед ним за постройку Твердыни. Это особая связь Нима-а-Рунна с Сэнхасом никогда не была бременем, скорее страховкой, которой оба пользовались для взаимного блага. Всё это случилось меж ними задолго до меня, и не по их личной воле. Я знал про эту связь и понимал глубину эмоций, которые для облегчения бремени взрастил в себе Нима и оттого порой с грустью осознавал, что мне подобного отношения не видать. Словно чуя мой меланхоличный настрой, Нима-а-Рунн сменил минорный тон нашей беседы на позитивный лад, а потом и вовсе вывел меня из унылой эмоциональной ямы. Он замечательный. Я всегда это знал. И отдыхая вечером, сидя рядом с ним на диване под почти черным пернатым крылом, я улыбался, глядя в чужое звездное небо, открытое телларом вместо окна на равнину. Мириады звезд сияли на небосклоне неизвестной мне планеты, и пока Нима-а-Рунн баловал меня короткими историями из своей вольной молодой ныне пиратской жизни, я наслаждался блеском алмазного неба нового Перезапуска. Неба, в котором сияли бесконечно далекие огненные шарики смертельно опасных газовых звезд. Бесполезных с точки зрения всего Мультиверсума, не несущих пользы, сияющих как атавизм от недоросших миров, на взращивание которых у Кузни не хватило сил. Но как бы много их ни было, как бы ни сияли они напоминанием о безвозвратной потере… я смотрел на эти безумно-красивые звезды, как на прекрасные души. Ведь что есть звезды, как не души минувших или пока еще спящих миров?***
Я всегда любил поваляться с утра подольше. Но это утро таковым не случилось. Я хотел подумать. Спокойно навестить купальню и привести себя в порядок после вчерашнего пыльного Перекрестка и странной телларской бормотухи, от которой не было похмелья, но организм ощущал себя странно разбито, словно ночью куда-то спустил половину резерва. Возможно, на самолечение. Ведь побочным действием «тонизирующего» напитка был как раз прилив магических сил. Странная в общем это бурда, как и все продукты с Согарэв, которые в целом энергонасыщенней, чем все, что я ел и пил в своем родном мире. Но если я претендую на долгую работу с Нима-а-Рунном, то первое время моему организму мучительно придется привыкать к новой пище. Не впервой! Это как с регулярным походом в качалку: поначалу тяжело, устаешь, но чем больше проходит времени, тем больше ощущаешь полезный тонизирующий эффект. Привыкну! Из купальни я выбрался быстро и, закутавшись в просторные выданные мне новые шмотки, разморено вышел на балкон, подставив лицо ясному и теплому свету согарэвских светил. Золотому и нежно лазурному, вечно пляшущих друг с другом вокруг невидимой глазу третьей точки — черной дыры. Как основной балансир, она сдерживала два светила в стабильном танце, при своей размеренной пульсации сменяя на поверхности мира сезоны. И хотя на Согарэв редко наступала снежная зима, порой миг то незаметно погружался в годы особой прохлады, то позволял греться на свету, как в теплый весенний день. Сейчас мне было хорошо. Спокойно, тихо, комфортно, но остаточно-печально глубоко на душе. Я слушал мир и безмолвную песнь Твердыни нынешнего времени. Мне было о чем подумать. Ладони, опирающиеся на камни парапета начало едва заметно припекать. Я посмотрел на руки, мазнул пальцами по мелким колющимся искрам, а потом погладил теплый отзывчивый камень Твердыни. Видимо, Леди осталась довольна моим приходом и тем, как мне удалось взбодрить ее обожаемого и незаменимого Владыку. На ее радость, у нас получилось снова вернуть в ее стены жизнь. И только тогда что-то дернуло меня поднять взгляд выше. На слабое, замаячившее в толще облаков нечто. Если я когда-то считал Твердыни огромными, то я ошибался. Не надо было ни дальномера, ни телларских глаз, чтобы понять размеры того… чуда, что я увидел лишь сегодня в огромном небе Согарэв. Лишь самый край титанического каменного диска выглядывал из-под кромки облаков, медленно вращаясь, заслоняя собой голубую звезду, и сияя за светом золотой. И только в этот момент, в тишине безветрия я услышал «шепот» трущихся друг о друга дисков. — Внушительно, да? — Нима-а-Рунн подошел беззвучно, но за мгновение дал почувствовать свое присутствие спиной. Я обернулся к нему через плечо. Все-таки что-то изменилось в его настроении и движении. Стало… легче и проще. Теллар подошел к парапету в своем естественном шестикрылом виде и потянулся, мечтательно глядя наверх. — А я вижу Ее целиком, — добавил он. — Все видят по-разному. Это нормально. И ты потом увидишь иначе. Когда силы восстановишь. Говорят, Ее явления в мир надо бояться. Считается, что мир, в который приходит Кузня — на грани уничтожения. Верят, что Она последнее, что можно увидеть перед гибелью. Думают… что Она инструмент казни. — А ведь Сэнха так мечтал ее увидеть, — задумчиво выдал я, глядя на расписанный невнятными глифами диск. — Так видел. — Не во время очередного Перезапуска. — Тогда уж не увидеть… — Получить доступ… Мы с Нима-а-Рунном переглянулись, а мой взгляд невольно упал на его пояс, за который небрежно снова был воткнут единственный и незаменимый клинок. — И это не праздный интерес, — подвел я итог. — У Нее всегда есть что попросить, — пожал плечами теллар, облокачиваясь на камень и расправляя крылья. — …Кого попросить. — Но согласится ли она выдать? — многозначительно спросил я. — Только если это выгодно ей, — эхом отозвался Нима-а-Рунн, на что я вздохнул и поднял взгляд в небо. — Смотря как обосновать… — Если она захочет слушать… — задумчиво изрек он. На что следующие слова почти мгновенно сорвались с моих уст: — А куда ей деваться. Да еще из этого мира. Нима-а-Рунн мельком глянул на меня и хмыкнул. — Подло… — Сам призвал. Какое-то время мы так и стояли молча, вглядываясь в небо, любуясь титаническим механизмом, один взгляд на который напоминал бренность всего бытия. Шорох и скрежет каменных колец действительно звучал как шепот, который хотелось слушать и забыть обо всем на свете. Этот шелест даже успокаивал и умиротворял. Наверное, с тех пор как роковая Кузня нависла на Согарэв, для всех жителей мира этот тихий вкрадчивый шелест стал самым лучшим звуком. «Дыханием» Кузни, который хотелось слышать, если прислушаться. Ощущать его, если вглядеться в небо. Потому что стоит ему измениться… как жизнь всего Мультиверсума вновь разделится на этапы до остановки колец и после. Однажды одно кольцо уже замерло. Но Нима-а-Рунн отложил Перезапуск, и кольцо Кузни продолжило движение. Однако, если когда-то остановятся два кольца, то Перезапуск станет уже неотвратим. Вся жизнь в Мультиверсуме остановится, и Кузня явит свое око каждому, кто будет способен понять происходящее. Порталы станут недоступны, межмировые переходы перестанут существовать. Все застрянут на своих мирах и планетах, вынужденные неотвратимо принять свою участь и смириться. Признаться себе в завершении жизни. Попрощаться с минувшим порядком. Вспомнить родных, любимых, может быть, даже посмотреть им в глаза, если те окажутся случайно рядом. И понадеяться, что следующий цикл еще раз настанет, а Мультиверсум не исчерпает свои последние ресурсы на межзвездную пустоту. Хотел бы я быть одним из тех свидетелей, которые видели недавнюю остановку первого кольца? Да. Но я не желаю, чтобы жизнь докатывалась до ситуации, когда это снова случится. — А когда она пропадет из этого мира, если Перезапуск отложен? — тихо спросил я, тщетно вглядываясь в мельчайший рунный узор на камне. Казалось, он расплывался и перетекал как живой, отчего становилось невозможно понять даже одну руну. — Никогда. — То есть… теперь небо здесь всегда будет таким серым? До Перезапуска. Теллар пожал плечами. — Возможно… да или нет. Не знаю, с чем связан этот эффект. — А если кто-то другой попробует активировать Перезапуск? — Перезапуск уже активирован… — флегматично протянул Нима с тонко улыбнулся, — и пока он не будет завершен, Кузня останется здесь. — Но есть же второй ключ. Я помню, Сэнхас рассказывал. Рог Судьбы, кажется так его именовали. — Ключей еще два. — так же ровно поправил меня теллар. — Рог и медальон. Но приоритет у того Ключа, каким инициировали Перезапуск. И пока Меч у меня… так оно и останется. — И после такой ответственности на своих плечах ты утверждаешь, что отправился в Ахерон… учиться. Зачем? Зачем подставлять себя такому риску? Зачем вообще останавливаться там надолго, если все, что нужно сделать с тем народом — это его уничтожить? Нима-а-Рунн перевел на меня взгляд, но смотрел он куда-то в свои мысли. Ответил он не сразу и голос был… странным: — Выбор Кузни… специфичен. Ключи дают не просто так и не тем, кто живет в безопасности. — голос прервался, а взгляд приобрел остроту. — У меня есть причина идти в Ахерон. Понять его. Узнать его. И лишь потом я приму решение, как с ним поступить. “Уничтожить” можно по-разному… Город. Народ. Наследие. Знание. Идеологию. Мораль. Принципы. Теорию и Идеи. Что-то одно. Что-то вкупе. Всё вместе. Это предстоит понять. — Ты восхищаешься им, — догадался я по тону. — Да. — И ты хочешь вынести оттуда часть знаний? — Часть? — черная бровь изогнулась. — Нет. — Всё, — сказал я за него. В ответ — одобрительная улыбка. — Тогда почему ты отправился туда один? Почему бы не разделить свое обучение или присутствие с кем-то? О себе я не заикался, потому как вчера Нима-а-Рунн отчетливо обосновал свою позицию. Но возможно со временем он изменит свое мнение? Когда я освежу знания или наберусь сил. Или он найдет кого-то еще в спутники, за кого не будет так опасаться. — Потому что в одиночку я менее уязвим. Я закатил глаза. — Ну так не надо позволять другим узнавать о своей уязвимости в чьем-то лице. — Они не узнают… если я буду там один. — А если я начну переживать? — попытался слегка сыронизировать я. — Как ты переживал за Сэнхаса, уходящего в Иверо. — Тогда ты будешь переживать… на расстоянии. — последнее прозвучало почти как приказ. — Как я. Я тихо хохотнул и опустил взгляд, всматриваясь уже не в небо, а в просторы, казалось, бескрайней равнины. — Значит по возвращении ты будешь так же регулярно “кормить” меня увлекательными рассказами. На меня теллар посмотрел как-то странно. — “Так же”? — с иронией уточнил он. — Это когда он никому ничего не рассказывает? Переглянувшись, мы тихо рассмеялись уже вместе. — Верю, что мы еще не разучились вместе работать, — ответил я, отсмеявшись, хоть и немного грустно. Нима-а-Рунн на это тепло улыбнулся, а я вновь скользнул взглядом по Кузне, уходящей высоко в облака, и меня посетила мысль: — А почему бы не обратиться к ней с просьбой вернуть нашего общего друга?.. Идея показалась такой очевидной и в то же время странной, что у меня даже не возникло сомнений в том, что это может сработать. — Если тебе приходит зов на миры, которые нужно уничтожить, если она отзывается тебе, как владельцу Ключа. То почему бы тебе не воспользоваться… — Бессмысленно, — пожал плечами Нима-а-Рунн. — Сэнхас он… Она, — поправился теллар, — уже жива в этом времени. Я встрепенулся и удивленно посмотрел на него. — Но ты же сказал… — В твоем времени он еще не рождался, — настойчиво напомнил теллар, — Про моё речи не шло. — Я понял, — кивнул я и помахал ладонью, обрывая прочие пояснения, после чего жадно спросил. — И каков..а она сейчас? Но теллар быстро сбил мой порыв. — Нихера не помнит, зато сидит на планете, куда я тебя тем более не пущу. — Это еще почему?! — даже слегка возмутился я. — Потому что я сам там не выживу! А вот это уже аргумент! Для теллара, чей срок осознанной жизни и перерождений исчисляется сотнями тысяч лет это очень весомое заявление. — Но она как-то ведь там выживает, — развел я руками. — По той же причине, по какой всегда выживал в Иверо и, особенно, в Чертогах, — повел он ладонью по воздуху. — По той же, по которой может работать со Смертью как с одной из Первооснов. Она и сама сейчас альтернативно-живая. Обитая в том мире, так или иначе станешь меняться. Пока энергия Смерти окончательно не станет естественна для тебя как воздух. Меня будто тронул холодок по душе. Стылый ветерок подземелий и катакомб, какой приносит щекочущий сладковатый аромат, будто бы вечный спутник смертей. Я прикрыл глаза, борясь с фантазией и пытаясь представить себе планету, которую целиком пропитала эта энергия. Какая она? Если не мертвая, а альтернативно-живая. — Я покажу тебе потом, — поддержал Нима-а-Рунн. — Открою односторонний портал, чтобы стало понятно. Но ни ты, ни я не ступим на ту землю ни шага. Эта магическая зараза должна остаться только там. — Оно настолько заразное? — Хуже. Оно настолько голодное. Жаждущее. — теллар прикрыл глаза. — Я хотел бы вытащить ее оттуда, но… не стоит. — Почему? — Потому что рядом с ней стоят два… существа, которые должны завершить своё развитие… То, как низко просел голос Нима-а-Рунна, дало понять, что это существа не просто… рядом стоят. — Кто это? Нима ответил не сразу, сумрачно глядя мне в глаза. — У меня нет определения для подобного. Нет названия. Это нежить. Не немертвь, с которыми ранее пересекался его путь. Нежить. Но они живые. Ожили заново, оставаясь нежитью. Они равно несут в себе Жизнь и Смерть, будучи полностью посвященными Вечной Госпоже. — синие глаза смотрели жестко, но на самом дне я к своему изумлению различил крохотный отголосок… страха. — А я почти решил, что в Мультиверсуме нет мест, которые ты боишься, — решил я и дополнил. — Кроме Иверо. Но она лишь условно часть Мультиверсума. Нима покачал головой. — Их предостаточно. На счастье… ты про них не знаешь. Я едко и кривовато улыбнулся. — Говоришь так, словно пожизненно хочешь оставить меня наивным и счастливым учеником. — Я хочу пожизненно оставить тебя живым. — мрачно буркнул он. — Не вляпавшимся во все сомнительные Первоосновы, какие только даже эхом залетали за Граничный Щит! — А Сэнхас о них знал? — О ком? — сделал непонимающее лицо теллар. Я сумрачно уставился на него. — Нима… О Первоосновах. О сомнительных местах. О чем мы сейчас говоирим. Нима-а-Рунн как-то сдулся и нахохлился подобно мокрой птице. — Знал? В одной половине он жил, во вторую влез по самые ноздри… Даже в те, которых в здравом уме не то что касаться не стоит, а даже находиться в мире их присутствия! Еще и тебе исказил чувство опасности в отношении их! На мгновение мне стало даже стыдно. Я понимал, о чем сейчас речь. Помнил то черное зеркальное озеро в недрах нашей домашней пещеры, в котором покоились ритуальные плиты. Иногда я приходил к тому озеру один. После того, как наставник представил меня ему, конечно же. Но я действительно имел смелость обращаться к той… сущности, которая явлалась озером, чтобы снять с себя нежелательный налет проклятий. или ненужных эмоций. Она помогала. Всегда. Даже сейчас я подумал, что не прочь снова коснуться черной зеркальной глади. — Вот об этом я и говорю. — сумрачно проскрипел он. — Вы играете с Изнанкой как с домашним питомцем. Кормите ее. А она — ластится к вашим рукам… и ты совершенно потерял страх перед одной из самых гиблых Первооснов не только в нашем Мультиверсуме, но и за его границей! Даже сиды ее боятся! — Но это ведь Наш анклав, — пожал я плечами. — Я прекрасно помню, что остальные почти наверняка не будут столь дружелюбны. Нима даже не моргал. — Сама фраза “наш анклав Изнанки” звучит для любого понимающего жутко. Ты сиду какому-то такое ляпни… увидишь по-настоящему бледного и испуганного сида! Они от нее сюда сбежали! А вы с ней играетесь! — Так не лучше ли иметь такое отношение? — мелко возмутился я. — Чем бояться, обходить стороной, бежать из мира, где есть подобные проявления, не лучше ли знать, как правильно обходиться с той или иной сутью? Понимать ее, знать, принимать, возможно хранить ее! Это лишает страха, но оставляет опасение. Это делает нас сильнее, крепче! — Потому я и сказал, что он исказил твое чувство опасности. — Нима вздохнул. — У него это чувство всегда сбоило… потому он и стал тем, кем стал. И потому я рад, что он не застал Ахерон. Нима-а-Рунн немного помолчал, а потом ворчливо добавил: — Худшее не то, что с ним могли бы сделать. А то, что он бы сделал с городом… вписавшись в него, словно родился в его стенах. Не знаю, насколько бы у него исказилось мышление и как бы его психика изогнулась бы на этот раз… Я не готов проверять. Достаточно, что я вижу сейчас. Когда она там. — Но почему ты думаешь, что я такого не выдержу? — этот вопрос мучал меня еще раньше с наставником. — Я не говорил, что ты не выдержишь. Я боюсь, что ты как-раз выдержишь. Приспособишься. Проникнешься этим. И пойдешь по тому же пути к могуществу и знаниям, по которому прошел Хийерри. — Одно из имен, да?... — тихо догадался я. — Первое. — Мне он его не говорил… — чуть понуро ответил я. — Мне тоже не сразу сказал. — Нима-а-Рунн вздохнул. — Я узнал это имя случайно. Оговорился о старых временах, во времена которых заложил базис своих знаний… и о первом откате, на который пошел добровольно, ради того, чтобы выплатить все Виры. — Нима вздохнул. — Сейчас тоже после отката… Но почему-то в этот раз память не возвращается. Совсем. Словно блок стоит. — Может, еще не время? — предположил я, отгоняя прочь ненужные мысли и рефлексию по текущей где-то мимо меня дороге к могуществу. — Нет. Здесь другое. Даже Зов от Виры приглушен. Словно кто-то или что-то вкатало печать, на время обнуляя дух. — теллар мрачно передернул плечами. — Хотя… проблески были. В любом случае, сейчас остается только ждать… пока она на той проклятой планете. — Казалось бы, так все просто. Открой портал, покажи себя. Или выйди на связь. Напомни. Попробуй воздействовать во время сна. Почему бы и нет? — Я пробовал. — голос Нима-а-Рунна дрогнул. — Я даже получил отклик. Память спит, но она есть. Вот только на мой зов отозвалась память о ком-то другом. С более… древних времен. Кто-то, похожий на меня… в общих чертах. Синие глаза. Раскосые и большие. Черные волосы. Другой вид. Другие времена. Совместная работа, о которой лучше ей не вспоминать, иначе запрет на посещение Ахерона потеряет свою актуальность. Не выдержав, я хмыкнул под тяжелым взглядом теллара. — А представь, настанут времена, когда он всё вспомнит. Совсем всё и всех, — я с мелочной издевкой искоса глянул на него. — Хотя… как знать, зачем он хотел добраться до Кузни. — Чтобы вернуть потерянное… в Перезапусках. — убито ответил теллар. — Тогда может стоит воспользоваться нынешним уникальным случаем и пронаблюдать за всем, что она вспоминает? — коварно предложил я. — Чтобы оно не стало для нас сюрпризом. — Коварно… — оценил теллар. А потом улыбнулся. — Но сперва тебя надо привести в порядок. Чтобы ты сам не развалился от любого встречного удара и не сдох от запаха моего курева. — Ты что, куришь? — севшим голосом спросил я. Нима вопрос понял превратно: — Травку сейго… из которой то бухло гоню. — флегматично отозвался пацан. — Штырит так же, но травит всё живое в округе… — Теперь у тебя не только песни и бухло забористое, но еще и курево, — проворчал я. — Надеюсь, остаточным запахом с одежды меня не убьет? — Не.. Оно быстро распадается. — флегматично отозвался этот пернатый поганец. — Но вопрос твоего вида решить придется, иначе мы не сможем работать. — синие глаза сощурились. — Уже вспомнил ритуал смены вида или книжонку дать? Из вашей же библиотеки. — Книжонку, пожалуй, — кивнул я, задумчиво почесывая темную утреннюю щетину. — Это тоже сведет… тот же ритуал. — он поморщился. — Ладно. Давай жрать, а потом пойдем в вашу нору… Хотя, можно и там поесть… Аристократичный Нима-а-Рунн… который ранее так никогда не дозволял себе изъясняться. — Думаю, лучше пойти сразу в пещеру. Признайся, чем ты тут в одиночку питаешься? — Тем, что в таверне покупаю. — не стал скрывать очевидного он, кивнув в сторону ближайшего к Твердыне города по другую сторону от устья реки. — А в пещере дома запасы многолетние, вкусные, — подмигнул я и уточнил. — В пищевом холодильнике. Нима-а-Рунн поднял руки, полностью капитулируя. — Идем. Как еще начать новый день в новом жизненном этапе, как не с вкусного завтрака, переходящего в сытый обед? Я подхватил Нима-а-Рунна под локоть и привычно сосредоточился, вспоминая нужный набор глифов для открытия портала домой. В пещеру, в которой я вырос, обучился, стал собой и разделил с напарником и Наставником жизнь. Сколько бы веков и эонов не прошло, наверное, я до последнего буду считать нашу просторную нору любимым домом. Потому что дом — это не только и не всегда место, где обязательно ждут. Дом — это место, в которое хочется возвращаться. Как в пещеру, где нас незримо и безмолвно ждал строгий мир, в котором шептались наши разумные клинки и сокровища, в лице черного и белого меллорна. Как в Темпаст, любимую и теплую сердцу Твердыню, возведенную на мечтах двух кланов и телларской надежде. Как в Согарэв, безграничный и тихий, ныне окрашенный тенью явившего себя ока Кузни. Это всё наши дома. В них всегда мы будем желать возвращаться.