Я скрiзь

***

— Давай, ты успокоишься? — его верхняя губа неестественно дёргается, Дан хмурится и, кажется, прожигает глазами ее горячее от ярости лицо, — я устал от криков. Неужели ты до сих пор не научилась разговаривать нормально? Тина вздрагивает и улыбается также неестественно, как и он злится. Она не может разговаривать нормально, потому что эта ситуация в целом не вписывается в [рамки ее нормального]. — А давай, ты не будешь говорить мне, что делать? — уверенности в голосе хватает лишь на пять уверенных слов, дальше он предательски хрипнет. Тина крепче обнимает себя руками и делает дистанцию с мужчиной ещё больше. Між нами півкроку, між нами безодня. Ей не хватает сил просто уйти и она ненавидит себя за это. — Хватит строить из себя строптивую… — Дан говорит спокойно, пытаясь настроить ее на такую же волну, но у самого с трудом получается не поддаваться эмоциям, — давай нормально поговорим. Я не хочу участвовать в скандале, о котором ты потом с удовольствием напишешь в своей новой песенке, Тина. Протягивает ее имя, кидая новый упрек. Ему не нравится, когда Тина выносит их моменты на публику, даже в текстах песен. Дан не выносит коммерции из чувств. Ему важно, чтобы личное оставалось таковым. — Не хочется любви как в песнях? Да? — ерничает Тина, в ответ кидая прозрачный намек. Дан сжимает кулаки. — Данчик, отвечай. — Ты настоящая стерва, Кароль. За эти годы ты классно сработалась с Завадюком, научилась из всего делать шоу. Я последний раз спрашиваю, мы можем поговорить нормально? — Нормально нужно было разговаривать раньше, — Тина убирает волосы в хвост, выпуская на лицо хаотичные прядки. Терпения у них осталось одинаково мало. Ходят по краю пропасти и ждут, у кого первого сдадут нервы, тот проиграет и навсегда останется виноватым в их истории. Но разве важно, кто больше виноват, когда с минуты на минуты их корабль неминуемо вдребезги разобьется об айсберг? вщент in bucati Их спасет только, если айсберг растает, исчезнув с их пути. Но разве может кто-то другой вместо них двоих бороться за эту любовь? — Да, — без сомнений ответит Дан, веривший в магию. — Нет, — скажет Тина, которая всегда полагалась только на свои силы. — Мне надоело, что ты пытаешь управлять мной, моими действиями, чувствами. Я не марионетка, — Тина касается кончиком ногтя его груди. Пытается не плакать и выглядеть убедительной. — Это тебе надоело? — Дан убирает ее руку, сжимая за костяшки, — Разве это я врываюсь к тебе в дом и хочу поговорить? Это я устраиваю шоу на концерте, говоря такие слова… а потом признаюсь в любви матери, будто… — Замолчи. Просто помовчи Я не хочу это слышать. Я сказала на том концерте то, что думала и чувствовала. Мне не страшно быть честной при всех, — перед ее глазами все расплывалось, Тине становилось все сложнее не поддаваться эмоциям. Тина считала речь в Кишиневе своим подвигом, а Дан так жестоко и неосторожно умалял ее значение в их истории. — А потом налетела на меня с обвинениями чуть ли не во всех предательствах мира, когда я посмел никак не прокомментировать твои слова! — Я… — Тина теряется. — Что ты замямлила, Кароль… высказывать претензии смелости хватило, а обсудить заранее такие важные поступки, касающиеся нас обоих — нет? Когда ты уже поймёшь, что это не игра, за каждым действием стоят реальные последствия. Нельзя делать такие вещи, а потом жить как ни в чем не бывало. Люди ждут, а мы ничего не можем им объяснить. — Ты реально ничего не понимаешь? Или издеваешься надо мной? — в Тининых глазах блеском кричат о себе слезы, которые она, стиснув зубы, пытается сдержать. — Я сказала это не просто так, мне было важно, чтобы эти слова прозвучали именно в тот момент, именно с той сцены… Они должны были нас спасти — И что теперь? Что теперь, Тина? У людей появилось еще больше вопросов, но ты не хочешь на них отвечать. Прекрасная ситуация, но скажи, что теперь делать мне? — Неужели те мои слова для тебя ничего не значат? — Ты меня слышишь? — Дан говорит громче, — Я говорю о последствиях. — Что. Значат. Для. Тебя. Мои. Слова? — повторяет Тина, проговаривая каждое слово. Инстинктивно поднимается на носочки, чтобы смотреть ему прямо в глаза. — Они значили больше, если бы ты сказала их мне лично… в глаза без тысячи свидетелей. Но тебе ведь так неинтересно. Я прав? Тебе хочется отхватить побольше заголовков и взбодрить поклонников перед релизом. — Дан замирает, но спустя пять секунд решается продолжить, — Ты ведь не для меня эти слова говорила, точно не для меня, — в карих бушует ураган. — Дан, ты вообще меня не понимаешь и не хочешь… — Тина глохнет от его слов и тонет в обиде. — Я пытаюсь, но не могу понять «твою линию», чего ты хочешь? Почему тебе кажется, что слова, сказанные на публике весят больше, чем признания тет-а-тет? Ему важно понять, почему она поступила так. Но в тоже время страшно. Положительных прогнозов крайне мало. — Я говорила тебе лично. — А через день попросила не давить на тебя и оставить в покое… — говори все. — Я просто хочу… — не договаривает, Дан перебивает, нападая снова. Он не корит себя изнутри, поэтому чувствует себя намного увереннее и сильнее в этом разговоре. — Тина, мне сложно так жить. Ты меняешь решения по десять раз в день. То я тебе нужен настолько, что ты дышать без меня не можешь, то я давлю и слишком настойчиво вырываюсь в твое личное пространство. Где эта грань? Пожалуйста, скажи! Давай хоть раз посмотрим на ситуацию объективно, без розовых очков и мифов о любви. Жить в режиме: «когда я буду тебе нужен, ты мне позвонишь» не самая приятная история. Я хочу понимать, что меня ждёт завтра. Мне надоели сюрпризы от тебя. Мне нужен хоть какой-то островок стабильности. — Я готова, но… — Я хотел, чтобы у нас был диалог, но ты решила, что нам нужно разговаривать через сотни посредников на концерте, которые разбирают на атомы твои слова и хотят докопаться до сути. До нашей с тобой сути, Тина! Я хотел писать нашу с тобой историю нашими почерками, но ты, к сожалению, не выбрала меня в соавторы… Живот девушки неприятно скручивает, когда Дан говорит о «них» в прошедшем времени. — Дан, пожалуйста, попробуй понять, зачем я это сделала. — Тина берет его за руку, надеясь, что прикосновения помогут им найти общий язык. — А ты пойми меня! Пойми, как я чувствую себя в последнее время. Любовь — это когда хорошо обоим, а не тогда, когда мы пытаемся сделать все возможное, чтобы Тина Кароль снова ожила… Тина вздрагивает. І монстрами стали ми — Что ты сделал для меня, Дан? — девушка замирает, услышав этот упрек. Тина пытается списать его слова на усталость, но усмирить свои чувства, бьющиеся в новом болезненном потоке, не выходит. — Я ничего не собираюсь тебе объяснять, если ты не понимаешь таких простых вещей. Точнее не хочешь понять… Я постоянно ломаю себя и перешагиваю через свои чувства. — Что я не понимаю? — Тина не выдерживает и кричит на него. — Как оказалось, ничего. — Так нельзя отвечать, это детская позиция, — Тина из последних сил сдерживает истерику. — Тин, нам слишком сложно друг с другом, понимаешь? Я готов к сложностям, но не таким, ты буквально выкручиваешь меня наизнанку. И ты делаешь это целенаправленно, будто проверяешь меня на прочность. — Я не проверяю, я хочу, чтобы мы оба были счастливы, — она отвечает честно, Дан чувствует это сердцем. Но это уже ничего не меняет. К сожалению, сердце решает не все. — У меня внутри пустота. Ты тоже выглядишь несчастной, я не могу ничего для тебя сделать и от этого мне ещё хуже. Дан не говорит эту фразу, но все слишком очевидно: он хочет все закончить. — Я тебя поняла… я хочу домой, — Тина опускает руки, сглатывая ком, подкативший к горлу. — Если хочешь, уезжай, вернешься, если снова будет грустно и захочется пару дней залечить раны в моих объятиях. — Дан, — она тяжело вздыхает, понимая, что он снова пытается ее ранить. Неужели недостаточно? Неужели ему нравится это делать… — А что? Разве предыдущие десять раз было не так? Сколько раз ты отказывалась приезжать, когда я тебя об этом просил? Когда я ждал, когда нуждался в тебе… Ты всегда слушала только себя, а я пытался внушить себе, что это нормально. Не получилось, прости. — Ты прекрасно знаешь, что это моя болезненная тема, но целенаправленно давишь на это. Манипулятор… — Тина сжимает кулак и ударяет Дана по плечу. Бьет ещё и ещё раз, пока он не перехватывает ее руки. Прижимает к себе, чтобы Тина успокоилась, но она продолжает вырываться. — Я даю тебе право выбора. Хочешь — уезжай, хочешь — оставайся. Это ты называешь манипуляцией? — Какой же ты… — Тина сдувает пряди с лица и тяжело дышит от злости, — Я ненавижу тебя. — Знаю я, как ты меня ненавидишь… — Дан закатывает глаза, сдерживая ее напряженные кулаки в своих ладонях. «Ненавижу значит люблю», — одновременно проговаривают про себя эту фразу и дрожат. Дан гладит подушечками больших пальцев ее кожу, чувствуя каждую мурашку. Тина встает на носочки и утыкается в его грудь лбом. Судорожно ловит ртом воздух, но не плачет. Он устало обнимает ее за плечи, наслаждаясь минутой тишины и покоя… Их затишье продолжается недолго. Вот бы сейчас любить друг друга, а не выяснять отношения в доме его родителей, в комнате, в которой он вырос. Дан медленно приближается к ее губам, Тина никак не реагирует. Они делаю три шага назад, пока Тинины бедра не упираются в крышку пианино. Тина закусывает зубами губы. Но будучи плотно прижатой к инструменту, отуманенная ароматом, исходящим от его шеи, открывается ему. Он целует ее стремительно и смело, остужает ее ненависть и зажигает сердце. ошибочное решение, но единственное Дан оставляет ладони на ее бедрах, а губами покрывает нежную кожу шеи, но Тина больше не чувствует прежнего спокойствия в его руках. Чувство «правильности» испарилось. Тина понимала, что это всего лишь минутная слабость и скорее всего она будет последняя. У него не получается успокоить ее. Их разбившиеся отношения даже физическая близость уже не спасала. — Прекрати, — Тина строго проговаривает ему в губы, когда Дан заводиться. Дану кажется, что она блефует, поэтому продолжает этой поцелуй, укрепляя хват на ее запястьях, углубляя касания. Он любит ее. И он уверен в этом чувстве. Тина пытается выдернуть руки из его хвата. Сначала несмело, когда чувствует сопротивление, включает режим «спасение». Теперь ищет спасение не в нем А от него. Применяет силу, чувствуя, как дыхание сковывает паника. Дан не отпускает ее, не хочет снова ссориться, хочет хотя бы минуту тишины и спокойствия. Его лечит нежность с ней, а он очень долго мечтал об исцелении. — Дай мне уйти, — просит Тина. Чувствует, что Дан не собирается отпускать. От чувства бессилия ее начинает трясти. Дыхание затрудняется, слезы струями бегут по щекам. — отпусти, отпусти меня, — шёпотом кричит она. — Ты точно решила? — Дан только сейчас замечает реакцию ее тела и с трудом отстраняется, пробегая напряженными пальцами по белым клавишам. Пугается, узнавая в этих симптомах паническую атаку. Ему кажется, что ее нельзя сейчас отпускать. Хочет успокоить ее. Но причина паники в нем. И от этого осознания он впадает в ступор, тревожно всматриваясь в ее глаза. Тина не понимает, что с ней происходит, упускает начало панической атаки, которая накрывает ее уже второй волной. — Я точно решила, — зло цедит сквозь зубы, тело подсказывает ей, что нужно бежать. — Хорошо, уходи, но прямо сейчас, — мужчина делает ещё один шаг назад, Тина застывает и молчит. Она понимает, что уйти будет самым правильным решением, но не может вынести боль от этой мысли. — Так отпусти меня! — Отпустил, — Дан поднимает руки. — Не смей оборачиваться и что-то мне говорить. Не смей напоследок улыбаться моей маме и жать руку отцу. Просто уйди. Дан делает все, чтобы Тина разрешила себе уйти. — Я ненавижу себя за зависимость от тебя… от такого человека, как ты, Балан, — страх сменяется злостью. Кажется, злится намного легче. Тина бьет по инструменту и с грохотом захлопывает крышку. Дан делает ещё один шаг назад. Они оба на краю. Нервы предательски сдают. — Не могу поделиться взаимностью. А мое пианино ни в чем не виновато. — А кто виноват? — Никто не виноват, иногда так случается, когда очень хочешь быть с человеком, но будто все против, — Дан аккуратно подходит и снова предпринимает попытку обнять ее. — Мы виноваты, Дан… только мы с тобой и точка, — зло сжимает его плечи. — Жирная? — гладит ее по волосам и талии. — Жирная, — проговаривает Тина и утыкается ему в плечо. Он целует ее в висок сквозь волосы. — Мне страшно, — Тина вздрагивает, ощущая, что момент, когда ей придется уйти, сейчас максимально близок. — Чего ты боишься? — Уйти, — проговаривает Тина и эта фраза становится самой честной за этот день, — еще страшнее остаться. Цугцванг. Эта шахматная партия проиграна, ни у кого больше нет ходов. Черный король поставил мат, но белая королева вопреки правилам поставила шах. — Ненавижу, когда ты плачешь, — голос Дана смягчается, он болезненным взглядом разглядывает ее лицо. — Я не плачу. — Ты нет, но твои глаза ревут уже минут тридцать, — Дан кладет ладонь на ее грудную клетку в районе сердца, попадает с первого раза, — Рассудок контролировать ты научилась, а сердце нет. И оно плачет. — Я так желаю, что мы встретились… — Дан не перестает ее целовать, — если бы мы не тот день, мы были бы сейчас сильнее и крепче. Помнишь, какими мы были? Тина отстраняется. Дан касается руками ее ресниц, они пропитаны солью. Не перестает дарить ей нежность даже в момент таких слов. — Ты правда жалеешь обо всем? — спрашивает дрожащим голосом, готова провалиться под землю прямо сейчас. — Ты рыдаешь и не знаешь, что делать. Я так устал, что уже не осознаю, что на самом деле чувствую… Мы разрушили друг друга. Как об этом не жалеть? — Тина качает головой и не может осознать, что Дан верит в то, что говорит. — Я не понимаю, Дан, зачем? Зачем были все эти сказки, магия, если тебе никогда не было со мной хорошо! — Тина снова переходит на крик, Дан уже не выдерживает ее децибел. — А тебе было? — вопросом на вопрос. — Я верила, что будет… Вот-вот, там за поворотом нас ждёт счастье, что-то доброе и светлое… то, о чем мы с тобой оба мечтали. — Получается, не сбылось. — Получается, — он снова берет ее руку и переплетает пальцы. Дан не хочет, чтобы она уходила. Смотрит в ее глаза и дрожит, не веря, что он не смог побороться за эту женщину. Прекрасную, красивую, взбалмошную и громкую, уже абсолютно родную… Но предпринимать новую попытку поздно. У него больше нет сил на эту борьбу. И Дан в этом честно признается и себе, и ей. Тина дёргается, направляясь к двери. — Тебе страшно? — Дан задерживает девушку за талию и оставляет ладонь на коже живота. Тина вздрагивает от щекотки и инстинктивно прижимается к нему. — Уже нет. — Не ври, — поднимает ее лицо за подбородок, — Мне тоже страшно представить, что будет, если ты уйдешь. Ты отпечаталась в моем сердце. Как бы то не было, я люблю тебя. — Достаточно, Дан. — Все будет хорошо, у нас обоих, слышишь? Тина больше не хочет ничего слышать. Уже не будет хорошо — это факт. Она знает, какого это — отвыкать от человека, вспоминать объятия и искать любой повод для встречи. Ей тяжело, но она собирает волю в кулак и снова шагает к выходу. Дан больше не позволяет себе останавливать ее. Так будет лучше. Нужно прекращать это затянувшееся издевательство друг над другом. Первые секунды Тине кажется, что Дан встанет и попытается догнать ее, не дав уйти. Но Дан не двигается, лишь облегченно выдыхает, когда девушка пересекает порог. Его выдох застывает в ее голове, болью пронизывая каждую частичку ее вывернутой наизнанку души. Ему стало легче — эта мысль убивает. Тина бежит по лестнице, чтобы как можно быстрее покинуть его дом. Хочет оказываться на воздухе и тоже выдохнуть. если у нее получится. если она сможет так, как он. Остается пару ступеней, Тина искренне надеется, что входная дверь открыта. — Тина, — замирает, когда слышит голос. Мама. Мама Люда почему-то не спала, — ты куда? — Я хотела… — Ты хотела уехать, не попрощавшись с нами? — Людмила говорит непривычно строго. — Нет, просто… — Тина не знала, что сказать, чувствовала себя провинившейся девочкой, маленьким ребенком. — Мам, Тине нужно срочно уехать. Мы бы все объяснили тебе всё утром, — Дан выходит на лестницу и пронзительно смотрит маме в глаза. Тина впервые полностью оглядывает мужчину, он так изменился… осунулся и побледнел. Она почему не замечала или старалась не замечать это раньше. Тяжесть в груди усиливается. — Дан, наверное, ты забыл, но мы не может отпустить гостью ночью одну! — Людмила злиться на сына, Тина впервые видит его маму такой. — Все нормально, есть такси, — Дан пытается говорить холодно. Он хочет, чтобы мама не вмешивалась. — Утром отец сам отвезет тебя, — Людмила поворачивается к Тине, игнорируя просьбы сына, — Сейчас, пожалуйста, давайте все ляжем спать. — Мам, мы тут все взрослые люди. — Я вижу настолько вы все тут взрослые…

***

Тина переоделась в футболку, которую ей выдала мама Люда, и села на подоконник, поджав под себя ноги. Открыла окно. Стук дождя успокаивал, а аромат очищал легкие. Она знала, что не уснет, поэтому решила попробовать написать строки. Тина прекрасно осознавала, что конвертировала боль в творчество, но она уже давно не упрекала себя в этом. Так легче проживать боль. Так больше смыслов. — Замерзнешь, — сердце вздрогнуло, когда она услышала его голос. — Я не удивлена, что наши комнаты находятся друг под другом, — Тина попыталась звучать холодно, но у нее не вышло. Испугалась, так как была совсем не готова к продолжению разговора. Все-таки зря Людмила оставила ее в доме, сил продолжать бороться против разрушения не осталось. — Не удивляйся, а лучше закрой окно, у нас холодные дожди. — Не хочу. — А я хочу, чтобы ты не заболела. — Какая разница? — Не хочу, чтобы твой народ остался без народного голоса, — улыбается Дан, Тина нервно натягивает футболку на голые колени. Так разговаривать значительно комфортнее. Она вспоминает, как они с Даном ночи напролет болтали без умолку, укладывая друг друга спать. Дан понимал, что Тина не будет делать того, что он просит. Нужно было действовать решительнее. Дан тоже открыл большую створку, осторожно вылез наружу и спустился на Тинин подоконник. — И к чему этот риск? — Тина сделала вид, что не удивилась, но мурашки предательски побежали по коже. Она подготовила руки, чтобы, если что, подстраховать его. — Я тебе рассказывал, что уже падал из этого окна? Только тогда этой яблони ещё не было, ее, кстати, посадили именно после того случая, чтобы амортизировать мои следующие падения. Но следующих падений не произошло. Когда к чему-то готов, этому событию уже нет смысла случаться. — Это может случиться сегодня, — Тина продолжала волноваться за него. — Не случится, если ты подашь мне руку. Пусть это будет за то, что я страховал тебя на тех трех несчастных ступеньках в павильоне. — Ты просто никогда не ходил на каблуках, — она протягивает ему руку, помогая спуститься. — Бог наградил меня прекрасным ростом. — Каблуки носят не для роста, если что. Ты долго будешь здесь? — Я пришел, чтобы закрыть твое окно. — Закрывай и иди обратно к себе, — скрещивает руки. — Моя комната закрыта на замок изнутри, — Дан разводит руками. — Тогда возвращайся так, как пришел, — Тина пытается избегать зрительного контакта. — Не могу, спускаться легче, чем подниматься. Обратной дороги нет. — Черт, и что ты предлагаешь, Балан? Я устала. — Придется разделить со мной этот диван и эту ночь. — Зачем ты это делаешь? — Тина так надеялась, что все закончилось, но нет, Дан хотел продолжить. — Дан, пожалуйста, я больше не могу… пожалей меня. — Сегодня больше не будет боли. Я обещаю. Мы просто будем рядом, давай это будут лучшие секунды за сегодняшний день. Дан выключает в комнате свет и ложится на диван. Тина пару минут медлит, но присоединяется. Мужчина аккуратно зарывается носом в ее волосы и прикрывает глаза, чувствуя цветочный аромат. Тина прижимается спиной к его груди, желая ещё лучше почувствовать его присутствие. Опасно так нуждаться в человеке, с которым, что не день, то настоящие американские горки, но все же, ей нравилось, что у нее был кто-то, с кем в любой момент можно было поругаться. — Мне с тобой очень хорошо. — Мне тоже. Вопрос о чувствах отпадает, только бы утром их спасти. Найти выход. А пока есть ночь, чтобы побыть друг с другом.

***

Тина просыпается в шесть утра без будильника. Дан бы с удовольствием поспал подольше. Они разные, и это уже не про противоположности, которые притягиваются. Это про полярности, которые никогда не смогут совпасть. — Пойдём подышим воздухом, пока родители не проснулись. — Они подумают, что мы убежали вместе, — зевая, проговаривает Дан. — Не подумают. Они заваривают по чашке черного кофе и выходят из дома. Дан настаивает на завтраке, но Тина уверяет, что ещё слишком рано для приема пищи. Тина не надела куртку, но Дан накинул ей на плече свою. Тина не спорила, лишь довольно укуталась в новую теплую вещь.

***

Они шли вдоль берега и поочередно бросали в воду камни. Молчали, разговор явно не клеился. Слишком много было сказано вчера. Тина должна была уйти и теперь ругала себя за то, что послушала маму. Делить с ним это утро, реку, потрясающий чистый воздух — выше ее сил. Сложно родным людям быть друг для друга чужими. — О чем ты мечтаешь, Дан, только честно? — спрашивает Тина, пытаясь перекричать буйных чаек. — Вернуть в свою жизнь баланс. — Дан кидает камень, создавая круги на воде, — хочу быть с человеком, с которым мне будет легко и хорошо. — Так легко или хорошо? — для Дана это неделимая связка, для Тины чуть ли не антонимы. Она совершает бросок следом, но ее камень сразу тонет. 1:0 в его пользу. — Одного без другого не бывает. В вечных преодолениях и борьбе за чувства нет счастья, — теперь Дан терпит неудачу, не расчесывает силу, камень улетает далеко и с громким звуком булькается в воду. 1:1 — За любовь нужно бороться, — Тина усвоила это правило ещё в детстве. — Борьба и любовь? — в Дана в детстве вкладывали другие смыслы. — Счастье в гармонии, борьба тратит энергию и разрушает магию между людьми. Настоящая любовь, когда люди совпадают, живут одними мечтами. Едят сырники с одним и тем же вареньем, мечтают о поездках в одни и те же страны, засыпают в одинаковых позах… — Люди слишком разные, чтобы полностью совпадать. Это скучно… так не бывает в жизни. — Совпадения встречаются очень редко, но именно это и называется настоящей любовью. — Если бы все ждали такую любовь. Не было бы семей, детей… — Не было… Тина сжимает в руках очередной камень, но решает не бросать его в воду. Дан выигрывает следующий раунд. 2:1 Тина использует ещё три попытки, но все камни сразу тонут. Девушка злится, не понимая, что делает не так. Дан подходит к ней сзади и осторожно берет ее за локоть. Решает помочь. — Для начала, нужно выбрать правильный камень. — шепчет ей на ухо, — Ищи тонкий, плоский и круглый камень. Да, вот этот подойдет. Теперь расположи камень на ладони так, чтобы указательный палец оказался на ребре камня. Дан поправляет камень и убирает с Тининого лица волосы, чтобы девушка смогла хорошо прицелиться. Касания обжигают, но ей нравится эта нервная, но такая нежная близость. — Теперь встань к воде боком, ноги должны быть на ширине плеч. Согни запястья назад и выбрось их вперед. Движение должно быть таким, будто ты провожаешь камень по поверхности воды. Давай, смелее, сейчас все получится. Тина бросает, Дан контролирует, чтобы она не потеряла баланс и сама не улетела в воду. Получается. Тинин камень пролетает по поверхности, создав ровно восемь «блинчиков». 2:2 — Скажи, что в наших отношениях я сделала не так? Почему все вышло так? — Тина резко поворачивает к Дану и пристально смотрит ему в глаза. — Тише, — Дан пытается успокоить ее, взяв за плечи, но девушка настаивает на ответе. — Мы оба сделали все возможное, но Тин… — Нет, Дан, мы сделали недостаточно. Нас можно было спасти. — Мы никогда не будем счастливы вместе, как бы мы не любили. У нас совершенно разные взгляды на жизнь. Я верю, что любовь должна давать крылья и лёгкость. — Крылья тебе подарит другая… какая-нибудь ворона или курица, — Тина хлопает мужчину по плечу. — В тебе так мало настоящего, Тина. Защитные позы, шутки, ты постоянно ждешь удар и готовишься обороняться. Ты боец, а не женщина. — Мне очень приятно это слышать. твоє слово гострими крихтами скла… Поднимает самый большой камень и кидает его из-за всех сил. Этот раунд остаётся за ней. 2:3 Потом ещё и ещё. 2:4 2:5 — Ты понимаешь, как тяжело быть с человеком, который постоянно в боевой стойке, ждёт удара и готовится обороняться? — Дан тоже начинает говорить громко и эмоционально. Только с Тиной ему удается так быстро переходить из одного состояния в другое. — Это было не мое желание стать такой, — Тина отвечает слишком спокойно и робко разводит руками. — Но в твоих силах все закончить. — Те, кто был на моем месте, знают, чего мне стоило происходящее, каких сил. Поверь, люди горюют и встают в защитную стойку не из-за развлечения. Они молчат. дві правди — Знаешь, я все ещё надеюсь, что встречу человека, который полюбит меня такой, какая я есть… настоящей. Я верю, что необязательно полностью перекраивать себя для того, чтобы быть любимой. Для этого необязательно «оживать». Мне кажется, даже такая странная, неуверенная и непостоянная, я могу быть любима кем-то. — Ты представляешь, какого будет этому человеку. Какого любить ту, которая не позволяет себя любить? Ни у кого не хватит ни сил, ни чувств круглые сутки бороться за внутреннее равновесие другого человека. Настоящая любовь может быть только между счастливыми людьми, которые встретились, чтобы приумножить свое счастье. Тебя невозможно любить, Тина… ты делаешь для этого всё. Камни, подготовленные для очередного броска, выпадают из Тининых рук. — Прости — слетает с его губ. Дан только сейчас осознал, что сейчас произошло. Он сказал то, что думает, но Тине точно не нужна была такая жестокая правда. Но уже поздно. Ей не больно, пустота снова победила, обезболив в ней все, что умело чувствовать. Тина очень расстроилась, обнаружив себя неспособной спокойно реагировать на такие упреки. Сложно осознавать, что есть вещи, которые всегда будут задевать ее за живое, сколько бы времени не прошло. Но некоторые изменения в себе Тина почувствовала, раньше от таких слов она бы расплакалась. Разозлилась на обидчика из-за несправедливости и обиды. Сейчас ей хватило сил покачать головой и изобразить что-то похожее на улыбку: — Ничего, я не обижаюсь. — Я не хочу тебя терять, но смысла все спасать больше нет. — Дан, у меня к тебе последний вопрос. Если бы ты с самой первой встречи знал, что все закончится так… чтобы ты выбрал: недолгое счастье, которое принесет тебе много боли, или спокойную жизнь без меня? — Я бы выбрал не потерять себя… «тебя» — хотелось услышать Тине. Но она услышала все правильно. И Дан имел на это право. 0:0 проиграли оба

***

Они возвращаются в дом. Тина собирает в себе последние силы и как ни в чем не бывало прощается с его родными. Отец рассказывает о достопримечательностях, которые ей обязательно нужно будет посетить во время следующего приезда. Но мама Люда чувствует, что Тина больше не вернётся. С Даном Тина решает не прощаться. Он все сказал. Она ему все сказала. Сдался, когда она ещё видела причины бороться и продолжала отстаивать их чувства. Сдался, когда увидел последствия их болезненной любви в ее глазах. Все кончено, и самым лучшее решение — принять это. Напоследок Тина тихо вошла в комнату Дана, ещё раз оглядела забавную полувзрослую и полудетскую мебель. Комната очень хорошо отражала характер своего хозяина. Перед уходом девушка оставила на тумбочке маленькую книжку — сборник сказок, подаренный Даном. Тина с детства не любила сказки, но эти выучила наизусть. Расставалась с книжкой и распадалась на частицы, каждая из которых умирала в одиночестве. — Больше не нужно сказок, хочу засыпать в тишине и одиночестве. Я почему-то верю, что смогу ещё полюбить. Такси довозит ее до аэропорта. Перед вылетом на Тинин телефон приходит смс. От него: «Я никогда ещё никого так не любил, Тина, но мы заслуживаем быть счастливыми» Пользователь заблокировал вас, переписка удалится у обоих через 10 секунд. Тина тяжело вздохнула и выключила телефон, отвернувшись к иллюминатору. Ей было стыдно роптать на расставание с одним человеком, ведь у нее был целый мир… большой и ещё совсем неизученный. Но иногда один человек значит для тебя больше, чем целый мир. Тина попросила у стюардессы ручку и лист бумаги. Ей нужно было вновь переписывать «сценарий» своего будущего. Встретиться с чужим «не хочу» и не разрушиться от этого оказалось непросто, но это точно то, чему ей было нужно было научиться. Но она точно знала, что этой ночью позвонит ему…

Вже не буде, як колись

Я поруч, я скрізь…