Театр ужасов

Адриана сидела на кровати и бессмысленно смотрела перед собой. Она до сих пор не пришла в себя после того, что произошло вчера вечером. Ее изнасиловал собственный муж. Поначалу, когда Дон, последние дни предпочитавший ночевать где-то в другом месте, пришел в их спальню и прилег рядом, нежно обняв ее, Адриана решила, что он, наконец, осознал, как несправедливо был груб с ней, и пришел мириться. Она была не против. Но нежность тут же сменилась жестокостью. И как Адриана ни сопротивлялась, как ни умоляла Дона оставить ее в покое, он остался глух к ее словам и овладел ею — да, что там, попросту отымел — не обращая внимания на крики боли и возражения. Потом Дон встал и ушел. На мгновение Адриане показалось, что он и сам в шоке от того, что только что совершил, что он не знает, что на него нашло. Но ни слова извинений или раскаяния, он оставил ее плачущую, опустошенную, раздавленную, и она до утра не сомкнула глаз, пытаясь осознать произошедшее и решить, что же делать дальше. Но она так ничего и не решила. Осознав, что она опять не может думать о работе, да и само пребывание в комнате, где над ней надругался Дон, ей противно, Адриана снова, как несколько предыдущих дней, отправилась бесцельно слоняться по дому. В очередной раз взглянула на картину. Неизвестный художник добавил еще несколько мазков, и в беспорядочные пятна начали отдаленно напоминать чье-то жуткое лицо. Заглянула во все комнаты третьего и второго этажа, исключая ту, где заперся Дон. Мимо нее она проскочила так, будто боялась, что муж сейчас выскочит оттуда, схватит ее, и все повторится. Она заглянула даже в комнату Карно, которую до этого избегала, хоть и убедила себя, что случай с кроватью был всего лишь сном. Какой-то новый предмет, лежащий на столике, привлек ее внимание. Адриана точно знала, что раньше его там не было. Подойдя, она увидела цепочку с медальоном в форме сердца и взяла украшение, чтобы рассмотреть его поближе… и вдруг услышала незнакомые голоса, мужской и женский, раздавшиеся прямо над ухом, будто неизвестные люди ссорились прямо в этой комнате. «— Я нашел это в твоей комнате! Где ты это взяла? — А что, Золтан? Что ты имеешь в виду? — Ты отлично знаешь, что я имею в виду! Это подарок Гастона, так? — Нет, я купила его в Лондоне! — Я ведь не дурак, Мария! Я следил за тобой! Он все время крутится около тебя! — Но ты не прав, Золтан! Он просто друг, вот и все! — Завтра чтобы духу его здесь не было! — Но он же твой компаньон! Пожалуйста, не обвиняй меня! Поверь мне, Золтан, я люблю тебя, только тебя! — Я хочу верить! Хочу!» На этом голоса замолчали, и медальон исчез прямо из рук Адрианы, всерьез задумавшейся, могло ли вчерашнее происшествие так сказаться на ней, что у нее начались зрительные и слуховые галлюцинации. Впрочем, голоса в этом доме она уже слышала — в детской. Это позволяло сделать вывод, что с ней все в порядке. Но вот предметы до сих пор не появлялись и не исчезали. Спустившись в холл, Адриана заметила стоящую у лестницы Харриет. — Эй! Я уже заждалась, — вместо приветствия сказала та, и Адриана попыталась изобразить вежливую улыбку: — Извините, Харриет… Я совсем забыла… Готовы приступить? — Ну, так! — охотно подтвердила Харриет. — Что надо сделать? — Сейчас подумаю, — Адриане было не до того, чтобы придумывать Харриет работу, но она сориентировалась. — Помыть посуду на кухне… Застелить постели… В ванной нужно прибрать… Протереть пыль… И надо подмести полы… И еще, пожалуйста, вынесите мусор. — Сейчас все сделаем! — Харриет в прямом смысле закатала рукава. Чужой свитер был ей велик. — У меня есть вопрос, Харриет, — Адриану внезапно посетила идея. — Я заметила из окна башни небольшое здание в саду в восточной части острова. Что это за домик? — Никогда не была в той части острова, — пожала плечами домработница. — Все тропинки размыты… Но Сайрус там был. Так что спросите у него. — Кстати, — Адриана вспомнила еще об одной вещи. — Я нашла в доме старинную колоду карт Таро. Я не умею гадать. Может, вы хотите ее себе забрать? — Дайте взглянуть, — Харриет протянула руку к колоде. — Ух, ты! Конечно, хочу! Красотища! Знаете что, я вам погадаю, — она схватила Адриану за руку и вполне уверенно потащила на кухню. — Прямо сейчас. Идите сюда. Усевшись за стол, Харриет перетасовала колоду и разложила рубашкой вверх. — Возьмите восемь карт, — важно произнесла она, и Адриане ничего не оставалось, как присесть рядом и выполнить требование Харриет. Та разместила выбранные карты особым, только ей понятным образом и принялась рассматривать. — Хм, плохи дела… Можно, конечно, истолковать по-разному… Ну, ладно, смотрите… Карта посредине — шут. Это вы. Шута окружают семь других энергий. Одна карта — это влюбленные. Это значит, что шуту придется делать выбор в области любви. Обычно в этом ничего плохого нет. Но другие карты… Вверху две карты — справедливость и сила. Это хорошо, потому что шут может воспользоваться ими при принятии решения. Эмоциональность и рассудительность. Еще отвага, сила и решительность. Но остальные четыре карты — это самые плохие карты в колоде. Повешенный, башня, дьявол и смерть. Повешенный — жертва грядущим событиям. Башня — разрушения, которые вторгнуться в вашу жизнь. Дьявол приносит зло. Смерть — ждите мучительных перемен. — Так какой приговор? — поинтересовалась Адриана. Изначально она собиралась отказаться от гадания, и теперь очень жалела, что не сделала этого. — У вас будут большие неприятности с возлюбленным, им овладеет зло, и вам придется собрать все силы и отвагу, которые у вас есть, чтобы бороться. Вам придется воспользоваться разумом, чтобы победить, — подытожила Харриет. — Я понимаю, вы думаете, что это чушь собачья… — Нет, почему же… Спасибо. Было очень интересно, — вежливо поблагодарила домработницу Адриана, вынужденно признав, что кое-что из сказанного было правдой. Про неприятности с возлюбленным. И раз уж она только что пообщалась с живой гадалкой, Адриана решила посетить и механическую, чтобы покончить с ворожбой на сегодня. «Храни свои секреты. Не доверяй никому» — сообщила цыганка, и очередная записка отправилась в урну. Бутылка с абсентом оказалась почти пустой. На дне осталось не больше двух глотков. Дон не стал их допивать, зато основательно приложился к стоящей рядом бутылке с джином. В поисках Сайруса выйдя из дома через заднюю дверь, Адриана не рассчитывала, что ей повезет сразу увидеть его. Парень стоял возле старой поленницы, видимо, до этого колол дрова, и, одной рукой удерживая Спенса, другой пытался его погладить. Кот вырывался, не очень-то довольный столь грубой лаской. — Вот безмозглая тварь! Глупый кот! Хороший котик! Пушистик! — приговаривал при этом Сайрус, потом увидел Адриану и, отпустив животное, сконфужено потупился. Почувствовав свободу. Спенс немедленно рванул прочь. — Сайрус, из окна башни я разглядела меленький домик в парке, ты не видел его? — спросила Адриана. — Да, он там, — подтвердил парень. — Можешь проводить меня? — спросила Адриана. — Ну… Тропинки размыло… Я ходил туда, но там пришлось прыгать, — предупредил Сайрус. — Ничего, думаю, я справлюсь, — ответила Адриана и выжидающе уставилась на Сайруса. Тому понадобилась пара минут, чтобы догадаться, чего от него ждут: — Оу, да! Я провожу. Идите за мной. Вон туда… Миновав беседку на сваях, мост через высохший ручей и склеп, где Адриана уже была, Сайрус повел женщину дальше сквозь рощу, и та поняла, почему в свое время не добралась до оранжереи. Заброшенная, наполовину высохшая роща заканчивалась у обрыва, через который не было моста. Тогда Адриана не стала разбираться, что с ним стало, теперь же, присмотревшись повнимательнее, поняла, что он и не предполагался. Раньше здесь можно было пройти. Овраг появился сравнительно недавно. Его вымыла вода на участке, лишенном деревьев. Рытвина была достаточно глубока и широка, чтобы Адриана решила не рисковать, перепрыгивая на другую сторону. Но для не ведающего страха Сайруса это не было препятствием. В силу своих умственных способностей он не понимал, в какую ловушку может угодить в случае неудачи. — Видите? Там! Он там! — указал парень за рощу на противоположном краю оврага, после чего чуть отступил от крутого склона и перемахнул на другую сторону. — Я что-то не уверена, Сайрус, — Адриана еще раз оценила размер препятствия. — Ведь это опасно. А другой дороги нет? — Нет, — ответил Сайрус и бесстрашно перепрыгнул обратно. — Но я вам помогу. Сейчас я сделаю мост. Сайрус подошел к одинокому дереву у края оврага, из последних сил цепляющемуся корнями за рыхлую породу. Большая часть его корней уже и так «держалась» за воздух, так что парню осталось лишь довершить начатое природой. Тем не менее, Адриана не сдержала возглас удивления: — Ого! Сайрус! Невероятно! Глазам не верю! — Я сильный! — гордо заявил парень, самодовольно улыбнувшись. — Мама всегда говорит, что у меня силы больше, чем мозгов. — Мама права, Сайрус, — ответила Адриана, имея в виду, что будь тот поумнее, он давно бы повалил дерево и сделал мост, а не рисковал каждый раз свернуть шею, прыгая туда и обратно. Но парню она этого не сказала, поэтому он расценил услышанное, как комплимент, и смутился, а потом спохватился: — Ладно, мне надо бежать. Мама рассердится, если у нас не будет дров, чтобы приготовить обед. Проводив парня взглядом, Адриана осторожно перебралась по «мосту» через овраг и прошла через рощу. За рощей находился песчаный пляж, собственное место для купания, которое очень понравилось Адриане. Она любила плавать, но не любила толпу, обязательный атрибут бассейна или общественного пляжа. Пляж тем больше ей понравился, что был отгорожен от остального залива полукруглым мысом и цепочкой крохотных островков, скорее даже больших камней. Свой собственный маленький «залив» в заливе. Именно у начала мыса и находилась оранжерея. Но Адриана вначале прошла мимо нее. На самом конце мыса она заметила кое-что, оказавшееся старой смотровой трубой. Основательно проржавевшая, нацелена она была не на залив, а внутрь острова. Похоже, тот, кто смотрел в нее последним, интересовался не природой, а жизнью обитателей особняка. Адриана тоже заглянула в окуляр и увидела башню, где располагалась комната Малькольма, а в ней два окна. Но в бывшей комнате мистера Виршэдоу было только одно окно. Это напомнило Адриане о заколоченном досками проходе, месте, куда она пока не заглянула, но было бы неплохо это сделать. Если из любопытства она ухитрилась разобрать кирпичную стену, то с досками тем более управится. В оранжерею Адриана попала без дополнительных усилий. Металлический каркас проржавел, но входная дверь была открыта, поэтому ей не пришлось сражаться с ржавыми петлями. Грязные стекла пропускали немного света, но его оказалось достаточно, чтобы разглядеть рабочий стол, горшки разных размеров, пустые и с высохшей рассадой, старый садовый инструмент, среди которого неожиданно затесалась треугольная кельма. — Может, ее использовали, когда вынимали рассаду? Отодвигали грунт от стенок горшка? — предположила Адриана и взяла все еще острую кельму в руки. То, что произошло дальше, удивило ее много сильнее, чем медальон и голоса в комнате Карноваша. Оранжерея пробудилась. Сквозь чистые стекла лился яркий солнечный свет. Металлический каркас заблестел. Растения ожили, на многих из них появились бутоны и распустившиеся цветы. Вместо унылой пустоши теперь Адриану окружал живописный маленький оазис. И она в нем была не одна. Возле рабочего стола, используя кельму так, как предположила Адриана, стояла женщина в рабочем фартуке, украшенном монограммой в форме буквы «Г». Красивое лицо ее было печальным. Глаза покраснели, а на щеках были заметны следы недавних слез. Погруженная в свои невеселые раздумья, женщина пересаживала цветы, ничего не замечая вокруг. В том числе и мужчину, застывшего в дверях, недобрым взглядом сверлящего затылок женщины. Адриана узнала Золтана Карноваша с трудом. Меньше всего он походил на собственный портрет, висящий в спальне. Тот Золтан был спокоен и умиротворен. Этот чем-то взбешен. Карноваш с портрета и стоящий в дверях отличались так же, как Дон до переезда и сегодняшний. …— Золтан? Что ты здесь делаешь? Что тебе нужно? — женщина, наконец, заметила наблюдающего за ней мужчину. — Просто смотрю, Гортензия… Ты против? — мужчина подошел к женщине, взял из ее руки кельму и, будто машинально, провел пальцами по заточенному краю, после чего дотронулся до женского плеча. — Оставь меня, Золтан… Оставь меня в покое! — Гортензия отстранилась от мужчины. Было понятно, что именно он — виновник ее недавних слез. — Да… В покое… Именно, в покое… — как бы про себя повторил Золтан… а затем резко схватил женщину за руку, развернул к себе и вонзил кельму ей в горло. Вынул. И снова вонзил. Со зверским выражением на лице он бил опять и опять, а когда женщина упала, захлебываясь кровью, присел рядом и принялся все той же кельмой, как совком засыпать грунт из мешка ей в открытый в предсмертном крике рот, в раны, на лицо. При этом он хохотал. И смех этот был смехом сумасшедшего. Дьявольский смех… Адриана отбросила кельму, и оранжерея приобрела свой прежний запущенный вид. Но перед глазами женщины все еще стояла сцена только что привидевшегося злодейства. Она все еще видела Золтана Карноваша и Гортензию, его «покинувшую супруга без всяких объяснений» первую жену. Убивающего мужчину и женщину в испачканном землей, окровавленном фартуке. Видела кровавые брызги и лужу, растекающуюся возле шеи убитой. Ей показалось, что воображаемая лужа сейчас наяву коснется ее обуви, и Адриана отскочила, зацепив по пути стопку разномастных горшков. Она с грохотом обрушилась, горшки разбились и из нижнего, самого большого, вывалились человеческие останки. Время хорошо потрудилось над ними, но сначала это сделал сам Карноваш, расчленив тело Гортензии, утрамбовав в горшок и прикрыв обрывками платья. В ужасе выскочив из оранжереи, Адриана долго сидела на песчаном берегу. Она только что нашла труп. Но то, что она увидела перед этим… Что это было? Те самые призраки, о которых ей все говорили? Или все же нервное расстройство? Произошедшее чем-то напомнило ей вчерашний вечер. То, как Дон сначала нежно прикоснулся к ней, а потом будто сошел с ума, за исключением того, что он просто взял ее силой, а не убил. За очень большим исключением. И какой же вес Золтан Карноваш имел в местном обществе, что полиция после пропажи жены ни в чем его не заподозрила, не обыскала остров, поверив тому на слово, что жена его бросила. Трудно поверить, что они не нашли труп Гортензии. То, что с ним сделал Карно. Не так уж изобретательно, даже для обычного человека, не говоря уже об иллюзионисте, он его спрятал. И еще это фартук в круглой комнате… Когда Золтан принес его в солярий? И стоит ли звонить в полицию теперь? Прошло почти сто лет. Как бы бессердечно это ни прозвучало, но страдания Гортензии уже закончились, и собственные переживания Адрианы интересовали ее гораздо сильней, чем непогребенные должным образом останки. В конце концов, решив, как героиня одного известного романа, подумать об этом позже, Адриана пошла обратно, к особняку. Еще издали она заметила чужую машину, припаркованную у парадного подъезда. Подойдя поближе, она рассмотрела логотип телефонной компании, а, войдя в дом, заметила молодого человека в форменной одежде и с ящиком инструментов, суетящегося возле столика под лестницей, на котором стоял телефонный аппарат. — Здравствуйте! Меня зовут Майк, — представился он. — Нам позвонили из риэлтерской конторы, сказали, что в Замке Карноваш снова живут, и нужно наладить связь. Меня впустила прислуга. — О, да! Спасибо! Я бы еще хотела… — ответила Адриана, вместо приветствия протягивая мастеру руку, которую тот вежливо пожал. За всеми минувшими событиями она совсем забыла не только о том, что телефон не работал, а даже о том, что он вообще есть. А вспомнив, припомнила и о том, что хотела попросить установить еще несколько телефонных аппаратов: на втором и третьем этажах, а также на кухне — но не успела и слова вымолвить, как сверху раздался гневный окрик Дона, спускающегося по лестнице: — Адриана, кто эта женщина? Что это за Харриет, которая утверждает, что ты наняла ее домработницей? Я не хочу, чтобы она находилась в нашем доме, так что лучше избавься от нее, а то… — и тут Дон увидел Майка, как раз в тот момент, когда он еще держал Адриану за руку. В два прыжка преодолев оставшееся расстояние, мужчина подскочил к мастеру и довольно-таки сильно его толкнул. — Ты, грязный сукин сын! Вонючий ублюдок! Ты что это тут делаешь? Держись подальше от моей жены! — Дон! Прекрати! — опешившая от неожиданного и столь нетипичного для мужа приступа ревности, Адриана кинулась наперерез Дону, явно не удовлетворенному содеянным, намеревающемуся затеять драку, и обратилась к растерявшемуся мастеру. — Сейчас вам лучше уйти… — Хорошо, я приду в другой раз… — ничего не понимающий Майк поспешно ретировался, а Адриана накинулась на Дона: — Ты с ума сошел? Что с тобой происходит? Ты очень изменился, Дон! С тех пор, как мы переехали, ты сам на себя не похож! До сих пор я молчала, потому что это касалось только меня, но теперь ты и на людей кидаешься! Ты должен показаться врачу! Завтра же я отвезу тебя… — Если здесь кому-то и нужен врач, то точно не мне! — Дон так сильно оттолкнул Адриану, что она чуть не упала. — Никогда не смей говорить мне «Прекрати»! И делай то, что я говорю! Или я сделаю это сам! И будет гораздо хуже! Резко развернувшись, Дон почти бегом направился обратно, вверх по лестнице, а Адриана перевела дыхание. Она, конечно, ждала от смены места новых впечатлений, но не таких. В доме, определенно, творится что-то неладное. Кажется… Хотя уже нет, не кажется. Разговоры о призраках в особняке — чистая правда. Адриана никогда не верила в привидения, считая их галлюцинациями, иллюзиями, миражами, сознательной мистификацией, но теперь готова была признать, что они существуют. По крайней мере, как души убитых людей, не желающих признавать факт своей смерти, не желающих свыкнуться со свершившимся. Плач ребенка, голос последней жены Золтана Марии, призраки его первой жены Гортензии и самого Карноваша… Все они умерли здесь. Здесь и остались. Поэтому в доме так жутко… было бы, если б не Дон. То, что происходило с ним, было куда страшней сегодняшней находки. Может быть, он тоже что-то видел, и это повлияло на него подобным образом? Адриана хмыкнула. Даже ей самой было понятно, как нелепо ее объяснение. Что можно увидеть, чтобы превратиться в такого психа? Ни загруженность работой, ни удар люстрой по голове, ни необычные явления, происходящие в замке, не могли стать причиной столь резкого изменения его поведения. Раньше Дон извинялся за нечаянно вырвавшееся грубое слово, утешал, даже если она расстраивалась по мелочам, не увлекался алкоголем и не закатывал сцен ревности на пустом месте. Теперь же с каждым часом его состояние ухудшается, он становится все раздражительней, все агрессивнее, будто теряет контроль над собой. Почему-то в этот момент Адриана снова вспомнила о Карноваше. О том, как он хладнокровно и без всякого повода убил Гортензию. Конечно, если она его не знает, не означает, что повода нет. Что-то же заставляет мужей убивать жен? Например, нежелание одной добровольно уступить место следующей. Разумеется, это не оправдание, но мотив. Однако Золтан из видения в оранжерее не походил на человека, спланировавшего убийство. Он выглядел так, будто ему просто захотелось убить. Как будто он тоже внезапно потерял над собой контроль и выпустил на свободу некое зло, до этого спрятанное где-то в глубине. Да и, судя по разговору, услышанному в хозяйской спальне, ревнивцем он тоже был. Правда, в случае с Марией, если судить по газетной вырезке и черновику письма из ее комнаты, у него были для этого основания. Нельзя сказать, что история полностью повторяется, но кое-что общее точно есть. Так, может, рано списывать дом со счетов? Возможно, он построен в одном из странных мест, которые называют проклятыми? А, может, события столетней давности оставили на особняке свой отпечаток и теперь проявляются таким неожиданным образом? И неужели это она всерьез рассматривает мистические явления, как причину происходящего? Впрочем, при всем своем скептицизме, она не могла ее однозначно ни подтвердить, ни опровергнуть. Лу рассказывала, что в доме происходили несчастья с рабочими, но до них после Карновашей здесь никто не жил. Вот если бы жил, и испытал или не испытал нечто подобное… Тогда да. А так ей только и остается, чтобы продолжать собирать информацию о Замке Карноваш. И, возможно, кое-что новое она узнает, заглянув в комнату за деревянной перегородкой в башне. Прихватив молоток, который так и лежал в библиотеке, Адриана направилась к комнате Малькольма, напротив которой находилась та самая перегородка. Постучав по ней в нескольких местах, Адриана определила место, за которым мог бы находиться проход. А также поняла, что сколочена та из довольно-таки тонких досок, сломать которые будет нетрудно даже ей. Как говорится, рушить — не строить. Или что-то подобное. За перегородкой располагалась такая же полукруглая комната, как та, в которой жил Малькольм. Только очевидно не жилая. Карноваш в свое время использовали ее, как чердак, для хранения ненужных или сломанных вещей. Там стояла разваленная мебель, треснутые зеркала, часы, которые не захотели или не смогли починить, сундуки со старыми вещами и много чего еще. Там был даже один из экспонатов «пыточной» коллекции Карно — закрепленные на стойках с перекладиной тиски для головы. Вероятно, им не хватило места в гостиной. Или же они выглядели чересчур устрашающе даже для специфического вкуса хозяина. А если они все же — цирковой реквизит, то, как и все остальное, могли тоже просто выйти из строя. Как бы то ни было, не они привлекли внимание Адрианы, а четыре женских портрета в шикарных рамах, размером под стать портрету Марии, висящему над камином в ее бывшей комнате. На одном из них Адриана разглядела Гортензию. Значит, остальные три тоже могли бы принадлежать женам Золтана. Как их там? Виктории, Леоноре и Регине. Что ж, это вполне объяснимо. Приводя в дом новую жену, Карно должен же был куда-то деть вещи прежней. Наверняка, во всех этих сундуках они. Открыв ближайший, Адриана убедилась в своей правоте. Судя по книгам о цветоводстве, тот, куда она заглянула, принадлежал Гортензии. Кроме них и старых платьев в нем лежали еще изящная брошь, медальон и тетрадь. В медальон была вложена миниатюрка, изображающая очаровательное детское личико. София, дочь Золтана и Гортензии, счастливо улыбалась, не подозревая, как мало дней ей предстоит прожить на белом свете. Тетрадь оказалась дневником Гортензии. Адриана открыла его на последней записи и прочитала: «14 сентября 1889 года. Дорогой дневник, я все больше и больше боюсь Золтана. Он следит за каждым моим шагом, и я чувствую на себе его горящий взгляд, где бы я ни находилась. Бедная моя девочка! Не испытывала ли она то же самое? Как он мог поднять на нее руку? Он говорит, что это был несчастный случай. Как люди могли поверить в это? Но, дорогой дневник, Золтан не всегда был таким. Совсем недавно он был нежным и заботливым. Как он радовался, когда родилась София! Я знаю… Я помню… Но после прошлогодней поездки в Париж все изменилось. Я не знаю, что с ним произошло. Все, что у меня осталось, это мои цветы. Все свое время я провожу в оранжерее. Как можно дальше от всевидящих глаз Золтана.» Получив лишнее подтверждение недавно сделанных выводов, усугубленное новыми ужасающими подробностями, Адриана захлопнула дневник и положила его на место. А вот брошь Гортензии, наоборот, взяла. Старинная вещица не выглядела дорогой, но очень понравилась Адриане. Так понравилась, что она решила взять ее себе. Если за сотню лет никто не востребовал имущество Гортензии, значит, наследников у нее не было, и женщина подумала, что ничего плохого не произойдет, если у украшения появится новая хозяйка.