Intertwining fates

Ванда заглядывала в чужие головы, прошлое, мысли бесчисленное количество раз. Они были такие разные, беспорядочные, боящиеся, влюбленные, запутанные. У всех своя история. У кого-то чистый лист, свежий, белый, но абсолютно пустой, или исчёрканный нервными линиями, наслоившимися друг на друга, пытаясь спрятать за собой прошлое. У всех разные страхи, разные судьбы, мысли, но таких она не видела ещё никогда. Здесь, на грязной чёрной рваной странице, исцарапанной болью и ночными кашмарами, были алые следы крови, которые не высыхали до сех пор. Белая бумага была покрыта тяжёлыми слоями, такими, что нигде не осталось просветов, а рваные края и царапины, оставленные ножом уже, кажется, не подлежали восстановлению. Но Ванда не боялась прикасаться, не боялась испачкать пальцы в крови. Она бережно расправляла страницу, боясь лишь только нанести вред, но осторожно продолжала. Она залезала в голову Джеймса не часто, но каждый раз, когда был шанс. Максимофф сама не знала почему, но ее впервые так тянуло, впервые интересовало и хотелось помочь, залечить раны, укротить бушующее грозовое море хоть ненадолго. Оссобенно после того, как однажды ночью её пальцы коснулись лба спящего солдата и она прознала весь ужас, царивший в его мыслях намного отчеливей, узрев страшные кашмары, что мучали Баки уже очень давно, не давая спокойно спать. Тогда она еле смогла сдержать крик, ощущая как кончики пальцев пронизывает цепкий липкий ужас. Тогда Джеймс почувствовал вмешательство в свой разум, проснулся, но ведьмы рядом уже не было. Лишь звенящая одинокая тишина, нарушаемая собвенным частым тяжёлым дыханием. Баки ей не доверял, сторонился, местами осторожничал. Его пугала сила ведьмы, которая алой, словно кровь, дымкой обволакивала все его мысли, накрывая багровые невысохшие следы, залезая так глубоко, как не мог больше никто. Он препятсвовал, запрещал, угрожал. Отторгал, но ему становилось легче, хотя бы на какое-то время спокойнее, разум становился чище, светлее. Баки не понимал как это работает, считал чуждым, не принимал. Но вскоре иногда позволял ей это делать, хоть и нехотя, потому что в ту минуту, когда кашмары в леденящей ночи хватались за горло и неумолимо душили, в страхе не давая сделать вдох, когда вокруг воспоминания тяжёлой густой тьмой окружали и сдавливали, спасал только её кроваво-красный свет. Один раз он остановил её руку, сжал тонкое запастье, сказал сухим, до боли пустым голосом —Мне с этим жить, от этого не уйти А она лишь смотрела своими проницательными понимающими глазами, молчала. Видела в этих словах отражение собвеннной ранимой души, где отголосками прошлого всплывали образы родителей, обугленные развалины их общего дома и смерть брата, а за спиной тёмной крадущейся тенью, из которой исходит лишь мрак – Гидра, а после жертвы, которые отпечатались на руках ведьмы крававой пеленой. Баки видел – она понимала, отчётливо видел в её зелёных глазах. Там была пустота, противная и липкая скорбь. Там были звезды, прекрасные, мерцаюшие, приглядеться – разбитые осколки, терзающие душу. Он задавался вопросами, спросить не решался. Молчал. Почти всегда молчал. Безмолвно смотрел, силясь найти в её взгляде ответы. Хотя слов в тот тихий момент, когда они были рядом, было вовсе не нужно. Ванда видела в его глазах холод. Там, тёмной ночью, выла колючая ледяная вьюга и в этом гуле были слышны голоса прошлого, взывая и вновь дергая за старые раны безрукого солдата. Она затягиала, манила к себе и Ванда поддавалась этому влечению. Спустя время между ними возникла ещё тонкая, хрупкая, но явственная связь. Баки был уже не против её присутвивия, наоборот. Он не хотел доверять, хотел закрыться, отвернуться, но все равно вопреки своим принципам позволял видеть в своих глазах то, что не давал никому, не закрываясь пеленой безчувсвенности и избегая любого зрительного контакта, как раньше. Ванда ценила это, не осужала, понимала, с каждым разом находя в нем отражение себя. Не хотела, не принимала, но постепенно убеждалась в том, что рваные раны у них схожи, а страницы, вдоль и поперёк замазаны толстым слоем, одинаково чёрные. Максимофф чувствовала все. Она знала, когда ночные кашмары начинали впиваться длинными когтистыми лапами, когда Баки ворочался в мятой кровати в холодном поту, пытаясь спокойно спать. Она приходила, незаметно, тихо, с большой осторожностью, ни издавая ни единого звука, будто её тут и нет. Наклонялась над кроватью, проводя рукой над головой солдата и красный свет красиво переливался, мягко проникая в его голову. Тогда Баки все же успел поймать её за руку, перед тем, как ведьма снова собиралась незаметно уйти. Он бросил на неё взгляд, невинный, напуганый, просящий. –Останься –попросил низкий хриплый от пересохшего горла голос и Ванда не в силах была противостоять. Она опустилась на кровать рядом с ним, а мужчина все ещё не отпускал её руку, лишь чуть крепче сжимая ладонь и наблюдая за тем, какая реакция на это последует. Ночная тишина больше не казалась ему такой звенящей и одинокой, она приносила покой. Ванда чувсовала тоже самое, ответно переплетая свои пальцы с чужими. Они вновь смотрели друг-другу в глаза в безмолвии и на этот раз находили там только покой. На страницах их судьб, на угольно-черных местах начали выступать белые еле заметные просветы.