Мёртвая вода. Живая вода

      Капитан Немо мёртв уже несколько лет. По крайней мере, ему нравится утверждать об этом, как о само собой разумеющемся факте. Он мёртв для людей, мёртв для себя, а главное, мёртв для своего трагического прошлого.       Немо без труда мог сказать, сколько лет назад это случилось, однако неизменно считал, что время для мёртвых не имеет значения. Безусловно, в салоне "Наутилуса" висели электронные часы, позволявшие узнавать точный час и дату, а ещё сверять график корабельных вахт. Иногда, рассматривая свежее расписание, капитан задумывался: имело ли бы время для его подчинённых такое же значение, если б не необходимость чередоваться друг с другом? Иными словами, чувствуют ли они себя такими же мёртвыми, как он? Или ответ очевиден самим фактом их пребывания на "Наутилусе"? Пользуясь тем, что салон пустует, Немо позволяет себе неопределённо повести плечами и что-то проворчать.       Капитан не любит вспоминать о прошлом. Прошлое приносит сожаления, вгрызается вглубь черепа чувством вины, растекается по венам вязким сиропом ненависти. В отдельных случаях этот сироп вскипает за считанные секунды, заставляя ощущать свою кровь раскалённой лавой, выжигающей тело изнутри, оставляя после себя лишь долгую мигрень и пепел опустошения. Но подобные приступы редки; в обычное время его ненависть - лёд. Лёд, что сохранил жалкие останки его прежнего "Я", как мерзлота сохраняет тушу мамонта - не позволяя жить, но и не давая уйти с лица Земли окончательно.       Разумеется, в существовании такого рода были и свои плюсы. В отличие от прошлого себя, Немо больше не подчинялся устоям общества, не имел обязательств, за исключением тех, кои брал на себя добровольно, не зависел от чужих решений и воли других людей... Склоки, беды, человеческая глупость и мелочность не должны были отныне причинять ему боль. Не должны были... Капитан проводит ладонью по лбу, отгоняя зудящие мысли. Когда-то он смог уверить себя в этом - почему сейчас возникают сомнения?       В коридоре раздаются звонкие голоса, лёгкие шаги, и через минуту в дверях появляется Пьер Аронакс. "...завтра в десять", - заканчивает он начатую ещё снаружи фразу, с улыбкой машет напоследок (очевидно, своим друзьям), а затем разворачивается и замечает Немо. Профессор на секунду замирает - почти неразличимо: менее внимательный наблюдатель мог бы и не обратить внимания - однако командир "Наутилуса" успевает заметить этот тонкий переход от дружеской неформальности к вежливой собранности.       - Доброго дня, капитан, - голос его пассажира приятный и сдержанный, но былой непосредственности в нём больше нет, отчего Немо охватывает странное разочарование. Посему он, хмуро кивнув в ответ, отворачивается к иллюминатору, уловив тихий вздох.       Судя по звукам, профессор проходит вглубь зала, устраиваясь на диване у противоположной стены, и слегка шуршит страницами своего альбома. В этот момент капитан внезапно находит ответ на мучающий вопрос. Причина его сомнений в собственном выборе сидит в паре десятков футов от него и увлечённо орудует пером из китового уса. Немо чуть поворачивает голову, скашивая взгляд в сторону объекта любопытства, с минуту наблюдает за его работой и закрывает глаза.       "Ну, разумеется!"       В первый раз эта догадка казалась нелепой. Немо сравнивал себя с этим человеком и решительно не находил ни одной сферы (кроме, пожалуй, медицины), где мог бы ему проиграть. Пьер Аронакс часто сомневался, когда требовалось принять решение; он также был достаточно скромной комплекции, чтобы претендовать на физическую стойкость. Профессор посвятил жизнь изучению моря, но и здесь капитан знал о море больше. И не только о море: он лучше разбирался в лингвистике, инженерии, истории, искусстве, политике и множестве других вещей. Тёплые отношения с друзьями? Нет, с таким типом, как Нед Ленд, капитан точно не стал бы поддерживать дружбу!       Тогда в чём заключается корень странного притяжения, заставлявшего Немо раз за разом возвращаться к обдумыванию этой странной связи со своим пассажиром? Подумав ещё немного, Немо счёл необходимым признать, что завидует. О, нет, разумеется, не его научной известности или дружбе с двумя попутчиками! Но, вероятно, той самой искре жизни, сопровождавшей его в каждом отдельном действии.       Искра вспыхивала в глазах профессора, когда он с восторгом наблюдал чудеса подводного мира, увлечённо зарисовывал их в альбоме, вдохновенно записывал рассказы о буднях в свой дневник... Когда профессор видел с палубы земли, близ которых никто никогда не бывал. Наконец, когда они двое вместе вели беседы на научные и философские темы.       Пьер Аронакс был живым.       Он был подвижной волной, переливающейся в лучах солнца, и морской пеной, бьющейся в прибое у тропических пляжей. И даже если временами застывал в смятении или задумчивости, его взгляд оставался живым и полным эмоций, неизбежно отражавшихся на лице, как рябь на водной глади. Эта особенность всегда забавляла капитана.       Немо украдкой смотрит в зеркало, висящее на противоположной стене. Из отражения на него смотрит суровый и собранный командир "Наутилуса". Его лицо непроницаемо, как глубинные слои океана для солнечного света. Он воплощение морской бездны: далёкий и неизменно недоступный для людей. Чем глубже, тем сильнее давление и сопротивление - тайны, лежащие на дне, он унесёт с собой в могилу. Бездна темна, как его глаза; в ней царят холод и молчаливая неподвижность, прерываемая редкими извержениями подводных вулканов. Бездна создаёт крайне экстремальные условия, поэтому в ней практически нет обитателей; её не расцвечивают косяки рыб или мириады кустистых водорослей. Она мертва, как душа капитана Немо. Но если это состояние было нормой для них обоих, что за странное чувство свербило в груди у главы "Наутилуса"?       "Зависть ли я чувствую или заурядное сожаление об ошибках прошлого?"       В такие моменты капитан с долей яда размышляет: смогло ли бы жизнелюбие Аронакса остаться неизменным, если бы на его долю выпало столько же ударов судьбы? И почти сразу одёргивает себя. Никто не должен испытывать то, что испытал он. Никто, кроме тех, кого ещё настигнет его яростная месть!       Взгляд падает на тетрадь в руках профессора. Немо прекрасно понимает, для чего его пассажир аккуратно ведёт научные записи - чего он не может понять, так это чужого увлечения личным дневником. Надеется рассказать всему миру о "Наутилусе" и его командире? Запнувшись об эту мысль, Немо чувствует странную смесь раздражения и интереса. Случайному пассажиру не должно быть никакого дела. И уж тем более, это не должно интересовать самого капитана! И тем не менее... Человек, не осведомлённый ровным счётом ни о каких подробностях его жизни, вряд ли претендует на звание правдивого биографа. К тому же, в одном из ящиков стола командирской каюты лежит неоконченная рукопись жизни её хозяина, и другая ему без надобности. Периодически выводя аккуратные буквы на её листах, капитан задавался вопросом, для чего вообще делает это. И в ответ напоминал себе, что подчас и мёртвые могут донести опыт до живых потомков - ведь путешествуют же книги и другие произведения искусства через века! Быть может, история его жизни - его ошибок, взлётов, падений и научных изысканий - привнесёт в сознание людей что-то полезное. Возможно, это единственное, что он ещё может сделать для человечества...       Профессор, очевидно, не собирается ждать ничьей смерти - он намерен закончить историю при жизни всех действующих лиц, и его мотивы крайне туманны. Наука? Для неё достаточно отчётов о проведённых исследованиях. Деньги? Вряд ли профессор писал свои прежние труды ради них. Слава? Капитан усмехается, быстро становясь вновь серьёзным. Он знает, чего стоит знакомство с ним и чем заплатили за него его семья и ближайшее окружение. И даже ныне... Немо вздрагивает, подмечая пугающую закономерность: все пули и клинки, летящие в него, попадают в его подчинённых; все смертельные капризы природы забирают кого угодно, кроме него самого, точно Смерти забавно наблюдать за человеком, бросившим ей этот вызов. Слишком дерзко, чтобы не наказать - слишком просто, чтобы сразу убить его самого.       Аронакс погружён в работу и даже не представляет, что за человек сидит в нескольких метрах от него. Немо мог бы открыть ему глаза, но это неизбежно отравило бы всё их знакомство. Так зачем? Профессор не скрывает своего интереса к его личности и, вполне возможно, даже способен понять - но некоторым секретам лучше оставаться под замком ради их общей безопасности.       И всё же Пьер Аронакс вызывает симпатию. Командир "Наутилуса" вспоминает последние месяцы - время, что они провели вместе на борту субмарины, и невольно улыбается. Они совершенно не похожи, и в этом главная разгадка всего. Они две стороны одной монеты, два порождения человеческого общества - с той разницей, что профессор, по-видимому, больше знаком с его светлой стороной, а Немо - с тёмной. Может ли кто-то из них, в таком случае, претендовать на знание всей истины о людях? Немо морщится. Ему не нравится чувствовать себя ограниченным, тем более, в области, которую, как он уверен, знает безошибочно - но логика в который раз диктует обратное.       Говорят, Мёртвая вода способна сращивать плоть и исцелять раны. Немо не помнит, откуда знает это: возможно, читал где-то в прошлой жизни. Можно было б назвать сей факт сказкой, если бы он не был аллегорией. Капитан почти незаметно для себя прикрывает глаза. Его нынешнее мировоззрение, образ мыслей и действий позволили ему залечить былые раны (по крайней мере, поверхностно), сделали сильнее, опытнее и выносливее, но на этом и всё. Искра жизни, потухшая с окончанием прежнего бытия, заново не зажглась; омертвевшая душа не смогла воскреснуть...       В районе дальнего дивана с гулким стуком падает карандаш. Немо непроизвольно распахивает веки, отыскивая источник резкого звука. Профессор бросает на него виноватый взгляд и поспешно подцепляет беглую канцелярию. Чужая душа - потёмки, но командир "Наутилуса" слишком проницателен, а Пьер Аронакс слишком открыт для чтения извне. Поэтому Немо абсолютно уверен: с профессором всё иначе, чем с ним.       Говорят, Живая вода может вернуть искру жизни даже в тело, в котором та давно погасла - ещё одна красивая метафора, положившая начало сказке. Оживить, но не излечить, в отличие от Мёртвой. Жить с кровоточащей душой и следами прошлого слишком больно, капитан прекрасно это знает - вероятно, поэтому он отказался от такой возможности, поверив, что никогда вновь не столкнётся с подобным (отвратительно человеческим!) ощущением. Но профессор, кажется, так не считает и, в целом, не особо страдает от своей живости. Больше того: он, похоже, находит в ней удовольствие! Немо повторно ловит себя на противной зависти - чувстве, недостойном ни его нынешнего, ни, подавно, его прошлого. И всё-таки не может избавиться от мысли, что свернул не туда.       Говорят, ни одна встреча в мире не случайна. Капитан не особо задумывался о таких материях раньше, но сейчас уверен, что если в его нынешнем бытие существует карма, то имя ей - Пьер Аронакс. Непохожий, непонятный, подвергающий сомнению его собственные догмы. Немо ненавидит сомневаться, но на сей раз определённо хочет увидеть, к чему всё придёт. Суждено ли им разойтись, так и не поняв друг друга, или вызвать непоправимые последствия? Суждено ли ему погасить источник света внутри профессора, или профессору зажечь пламя внутри него? Иными словами...       Капитан Немо придвигает к себе лист бумаги и почти неосознанно выводит:       "Если Мёртвая вода схлестнётся с Живой, уничтожат ли они друг друга взаимно или обретут совершенно новые свойства?"       Он хочет верить, что однажды получит искомый ответ.