Кто бы мог подумать, что это произойдет так быстро? Мог ли даже представить, что когда-то перед глазами вновь будет мерцать назойливое предупреждение об отказе внутренних механизмов? Почему сейчас? Почему именно тогда, когда лаборатории, дома родного, места его рождения, нет на этом белом свете, и некому ему помочь, устранив все проблемы в один миг?
Это кара за то, сколько жизней он отобрал? Или за то, сколько не смог спасти? За то, что он последний в своем роде Галактический Рейнджер, выживший по милости судьбы?
Не можешь идти? Ползи, Бутхилл. Ползти в предсмертном состоянии у тебя выходило всегда лучше всего в этой жизни.
Выживать на последнем дыхании и просыпаться с новыми деталями — ты единственный, кому всегда так везло.
И ведь действительно ползет, ощущая, что чем больше он медлит, чем меньше усилий прикладывает, тем громче звучит в ушах тишина.
Ладонь касается двери и сил уже нет. Его конечности отказываются вообще слушаться, а что уж говорить о том, что держались они на последних креплениях, и ещё немного — вновь останется без них.
А по двери бьёт. Ну к кому же ещё он мог прийти — приползти — в таком состоянии? Бьёт со всеми силами, что остались.
Как же плохо ему от того, что видеть кому-то ещё придется его в таком жалком состоянии.
Боли нет, но не отступает все никак тревога, бившаяся гулом в голове. В какой момент перестал слышать все четко, даже и помнить не помнит. Кажется, что в голове не осталось ничего, кроме всепоглощающей тишины, а перед глазами только и видел, что мерцающее предупреждение о том, что левая нога потеряла свой функционал. Что правая нога не отвечает. Что внутренний накопитель энергии отключится через десять минут.
Что его сердцу осталось биться всего десять минут…
Плохо, но не смертельно. Последние свои силы использует для того, чтобы слегка приподнять свой корпус, практически не ощущая рук, лишь то, как и они медленно отказывают ему в помощи.
Создательница ведь говорила. Ведь предупреждала, что его тело не способно выживать так долго без ее вмешательства, что всегда он должен приходить по первому звоночку, и ведь приходил, но лишь тогда, когда ноги уже еле несли его с корабля. Но ведь ещё несли, правда.
— Система. — Сжимает с силой зубы, выговаривать становилось все сложнее, и язык совсем не слушался, голосовые связки работали последнюю минуту, прежде чем оставить и без возможности что-то объяснить. — Внутренний накопитель… Оторвался…
И ведь совершенно не лгал. Крепления износили себя ещё месяцев пять назад. Лишь вопросом времени оставался тот день, когда накопитель сорвётся с тонких проводов в бездну пустого тела.
Вряд-ли вообще вспомнит, как оказался на чужом столе.
Руку коротить начало, так трясло, с таким трудом ее поднял, чтобы схватиться за нагрудный имплант, с явным щелчком открывая его. Никакого пилить, все открепляется, все снимается и отодвигается при надобности.
Выдыхает из груди холодный пар. Похоже нагревательный элемент и охлаждение тоже дало сбой от слабого соединения и потока энергии. Ну вот, кажется, ещё немного если бы помедлил, то так бы и остался в своей комнате, а после разобрали на части, чтобы понять, из чего состоит. Что из себя представляет. Чем оснастили.
Всегда знал, что до этого дойдет и когда-нибудь, вновь вернувшись в лабораторию, может больше не проснуться.
Больше лучше бы не открывал глаза. Никогда.
Рука с грохотом падает на стол рядом, глаза больше не видят, даже размыто, а сознание медленно погружается в давно знакомое ощущение отключки. Словно кто-то вновь выдернул из его шеи провод, и сейчас секунда, и он снова проснется, не помня даже, как оказался на собственном корабле.
Только в этот раз корабля нет. И отключилась система сама, без внешнего вмешательства. Что может — лишь позволить разобрать себя по кусочкам и добраться до гребанного энергетического накопителя.
Перед глазами всплывают картины далёкого прошлого. Золотые поля пшеницы. Лазурные реки и озера. Изумрудно-рубиновые поля травы и цветов. Неужели вся жизнь проходит перед глазами? Это последнее дыхание его увядающей системы или попытка еще живого разума окунуть в воспоминания прошлого?
Все замирает от чужих голосов, становится тошно от понимания их значения. От смысла слов, сказанных кем-то там, вдалеке, так нежно выговаривающим его имя.
Бутхилл — мертвый стрелок. Убитый горем и желанием мести. Ненавистью и всепоглощающей утратой.
В его ушах звучал голос Ника…
«Вода здесь чиста, словно хорошее вино, лёд здесь режет, словно острый нож, это место… Самое лучшее место на свете».
Только дома больше нет. Его сожгли. Содрали все живое с лица прекрасной планеты. Арган-Апача всего лишь тень, оставшаяся после того, что с ней сотворили. Это всего лишь пепел его дома. Всего лишь развеянный по ветру девичий голосок и тихая детская попытка сыграть на гитаре, предназначенной лишь ей одной.
Воспоминания душат. Вырывают его душу и выворачивают из его тела, вынуждая вновь проживать тот миг, когда не осталось ничего. Никого. Только пепел и сожаления. Боль и ненависть. Желание собственными руками ощутить, как в хватке сжимается кожа. Как ломаются кости.
Он так этого хотел, он так хотел вернуть все обратно и просто дорожить моментами, что остались лишь давно спрятанными воспоминаниями.
В Пир-Поинт он просто Бутхилл, охотник и убийца, идущий по головам до последнего вздоха.
В Арган-Апача он не просто Бутхилл, он сын, он брат, он отец. Он был самым счастливым человеком в этой бесконечной вселенной, когда на его руках, уморенная сказкой и долгими прогулками верхом на отцовской лошади, девочка засыпала так сладко, словно он единственный в этом мире, кто способен ее защитить от зла этого мира.
Только Бутхилл не смог. Он не смог уберечь это маленькое дитя, которое с радостными визгами неслось ему навстречу.
Ему хотелось больше не проснуться. Хотелось остаться в этом мире грез, где все хорошо, где он может окунуться в ту жизнь, где всегда все было хорошо. В жизнь, где детишки игрались вырезанные им и Ником деревянными фигурками. Где Грей безустанно вязала большой плед, чтобы укрыть его и ребенка, мирно спящих в кресле перед камином.
И он практически уже дотянулся, схватил маленькую ладонь, умоляя ее не убегать вновь, не оставлять его одного. Но он же и падает в пропасть. Звонкий детский голос заменяется ещё одним давно спрятанными воспоминанием.
«Парня, вроде тебя, ждёт более достойное будущее.»
Будущее? А было ли оно у Бутхилла с того момента, как он переступил эту черту?
«Тебя не так просто убить.»
И то правда. И то, правда… Сколько раз он выживал на последнем волоске, глядя в чистое небо и вдыхая запах крови и пороха?
«Что ж, тогда удачной охоты, Бутхилл из Галактических рейнджеров!»
Было ли у Бутхилла сердце? Было. И всегда будет. Эта та черта, за которую он никогда не перейдет. И оно будет биться до тех пор, пока ещё может.
