***
Когда корабельные часы бьют полночь, Он поднимает голову к небу. Точнее, к тому, что его заменяет. И сквозь прозрачный купол хрупкого стекла Он всматривается в черноту небытия и видит, Как сотни бездонно-темных глаз глядят в его истерзанную душу. Он видит улыбку, хищный оскал во все тридцать два белоснежных зуба, И понимает: Оно улыбается ему. Оно ждёт его там, там на вершине Королевской Башни, Там, в пещере у сада, На камнях у пруда, Под деревом у странного монумента. Всё это время Оно было так пугающе-близко, А он и не подозревал. — MARA LOHK Оно тянет к нему руку. Руку без указательного пальца. Рука хочет приветствия. Рука ждет, когда её пожмут. Он не хочет приветствия. С лёгким щелчком креплений он открепляет от плеча Протез цвета лазури и тусклого золота И с гулким звоном швыряет его себе под ноги. Он поднимает к небу Изуродованный энергией Тау обрубок. Ладонь без указательного пальца не пожмет Руку без ладони. То-то же. Пугающий оскал исчезает за штормом Бездны. Он неторопливо подбирает протез, Идет в сад и садится на ступеньки. Он снова запрокидывает голову к тому, Что в изначальной системе называют небом. Скиталец Валентин смотрит в Бездну и безмятежно улыбается. Он насвистывает незатейливую мелодию. Бездна смотрит на Скитальца Валентина И хищно скалится в ответ. Оно посвящает своему Mara Lohk хор хтонический какофонии. Mara Lohk. Хору вторят Ангелы, Неукротимые зажимают руками уши. Он не внимает, Но и ушей не закрывает — Лишь невежественно свистит в ответ.