Все витражи

В оконных рамах ее храма Все витражи Цвета лжи.       Это был один из тех редких дней, когда леди Глинда не принимала гостей.       Проснувшись утром с простудой в душе и выглянув в окно, она подозвала свою горничную, неловкую молодую девушку, у которой вечно все валится из рук, и попросила отменить все встречи. Затем, облачившись в самое простое платье, не требующее помощи ничьих дополнительных рук, она покинула дом, отказываясь от любого сопровождения.       Она знала, что ее охрана, верная приказам советников, все равно бесшумной тенью последует за ней.       В это время ей все еще опасно гулять одной — многие были недовольны ее властью. До такой степени, что попытались бы устранить. Леди Глинда принимала это положение дел, как неизбежность. Любой политикой будут недовольны. Она здесь, чтобы сделать свою работу, а не заботиться о безупречном имидже. Хотя ей все еще приходилось, потому что без этого никуда.       Она гуляла по городу, приветствуя узнающих ее горожан нежной улыбкой и взмахом руки. Она купила яблоки у суетящегося лавочника и уронила мешок с ними в конце улицы, где уложенная кирпичом площадь переходила в натоптанную землю.       Беспризорники голодно и озадаченно смотрели ей вслед. Они видели, как около леди Глинды останавился экипаж и тучный мужчина соскочил с лавочки кучера, чтобы открыть ей дверь. То же видела и охрана, верно следуя за своей леди дальше по улице. Сегодня она прекратит до первой звезды Хморой на оба крыла неровный полет. Она допивает ром, выдыхает дым: «Оставь, дорогой, никто никуда не идет»...

***

Она пронесла, не плача и не крича, Сквозь тысячи сонных лет медленный пульс...       Глинда, придерживая капюшон, протинулась между двумя близкорасположенными зданиями. Грязь с их стен прилипла к ее плащу, но ей все равно придется его сжечь. Как и всю эту одежду, впрочем.       На другую сторону она вышла для наблюдателей уже не леди Глиндой — та отправилась в экипаже смотреть на город — а темноволосой веснушчатой девушкой в домотканом платье. Толпа людей в тусклых одеждах приняла ее в себя, как родную, и за сердце Глинды потянуло воспоминание о том, как она девчонкой спустилась с поезда на станции Шиза, брезгуя некрасивыми людьми и ещё совсем ничего не зная.       По тропинке она поднялась на холм, оставляя голоса и шум позади. Рукой она толкнула приоткрытую деревянную дверь и в полумраке стянула с себя капюшон.       Она бывала во многих местах с тех пор, как стала Глиндой Доброй. В богато украшенных резиденциях, на которые в стране, полной безработицы, ни у кого не должно было быть денег; коридоры дворца каждый день сияли изумрудными вставками из звенящего стекла. Но только этот старый храмик действительно до сих пор казался ей красивым.       Она прошла мимо потемневших прямоугольников на стенах коридора, откуда когда-то смотрели иконы. Она свернула в правый коридор, противоположный основному залу моления, и спустилась по лестнице в маленькую комнатку.       Свечи нашлись в пыльном углублении под статуей, взгляд которой не покидал Глинду даже в ее снах. Огонек вспыхнул, заплясав на фитиле, и пустил по стенам дрожащие тени.       Глинда заглянула в глаза Эльфабе Святой.       Они совсем не были похожи. Тем не менее, тонкая трещинка боли в груди Глинды расширилась до змеящейся паутины и сжала горло. Глинда опустилась на колени и, зажмурившись, схватилась за постамент. Его углы бились в ее ладони острыми гранями. Ее ногти беспомощно скребли по камню.       Может быть, она плакала. Она приходит домой и снимает все серебро, И тонкие пальцы дрожат, разливая чай. Сегодня она вызывает к себе врача, Если от одиночества лечат впрок...