Прощай, цыганка Сэра Были твои губы сладкими, как вино
Не так давно подле кровати горела свеча, и, несмотря на распахнутое окно, впускающее внутрь прохладу, постель её была тепла. Печально стонут половицы: батюшка ходит внизу, под её тёмной комнатой. Горячая кровь цыгана. На её руках. Отец хватает её за локоть и оттаскивает от трупа неудавшегося любовника. В дом. Отмываться от запоздалого сожаления. — За что ты так с ним..? — Так что, знала его? — встречно спрашивает он. — Не знала... — вновь врёт она. Ложь щекочет горло. Рвота брызжет на холодный кафель, пачкая босые ноги. Батюшка чертыхается и оставляет её. Мойся, мойся, не отмоешься. Не так долго стояла она над кроватью, дольше – на коленях, судорожно шепча одну молитву. Другие как выдуло из головы, а может, и не было их там никогда. Когда уж начался рассвет, она скользнула на простыни, укрылась периной и прикрыла глаза. Но прогнать чужой дух со своего ложа ей было не в силах. Был он человек неправедный, но ныне невинноубиенный. Но ведь кража... А по чьей вине? Индика всё ищет и ищет, но не находит оправданий. Четверть часа проходит, когда она, наконец, чувствует, что сон подступает. Власть над телом пропадает, она расслабляется. Слёзы давно высохли длинными липкими дорожками на щеках. Кто-то зовёт её по имени. Она бы тут же вскочила, перепуганная и ошеломлённая, была бы там хоть нотка тембра её цыгана. Но этот отклик был чем-то эфемерным. Насмешливое наваждение. Жизнь продолжается, а дни летят то неимоверно быстро, то мучительно долго. Всё чаще вставал разговор о свадьбе. Она воспринимала свой брак с некоторым безразличием. Замужество настырно стучится в её дом, чтобы вывести из под отеческой опеки. Индика не торопится открывать. Коли так надобно, пусть вышибают дверь. Батюшке с этого большой прок. Он любил поговаривать о хороших перспективах, поглаживая усы. Ночи Индики приобрели неимоверную тягость. То и дело призрачные горячие руки бродили по её коже. Находясь на границе сна, ей всё чаще чудились разные звуки: разговоры незнакомых людей, всплески воды с кваканьем лягушек и писком комаров, песня коростеля, шум мотора ... мелодия флейты Последним, что заставило принять то, что она бесповоротно тронулась умом, стал чужой голос, обосновавшийся в её голове. Она накрывала стол к ужину: постелила скатерть, расставила тарелки, разложила приборы. Осталось вынести главное блюдо. На кухне она предусмотрительно воткнула в запечённую тушу курицы нож. Восседавший во главе стола батюшка был обращён к ней спиной, когда она приближалась со своей ношей. — Давай, Индика, — раздался голос. Он был пропитан насмешливостью и нетерпением. Хитрый и тягучий. Девушка оглянулась в поисках чужого. Голос захихикал. — Да ты всерьёз задумалась над этим. Какая похвальная смелость! Ох, прошу прощения... Я имел ввиду жертва. Индика прекратила крутиться, вместо этого еле слышно вопрошая: — Кто это? — А так ли важно? Ты не отвлекайся, а то ведь не успеешь. Она сглотнула ком в горле и прижала к себе блюдо. — Ч-что ты..? — Перехвати левой рукой, не то уронишь. Она сжала сильнее. — Другой вытащи нож. Подходи медленно, не торопись. Скидывай тогда, когда будешь точно уверенна в том, что лезвие приставлено к горлу. Не забудь держать голову. Он будет сопротивляться. Индика вскрикивает, вообразив себе эту картину. Батюшка оборачивается, отвлекаясь от недочитанной с утра газеты. Поднос падает. Нож выскакивает из мяса, отлетая в сторону. То было начало. Падение привилегии быть единоличной хозяйкой своего разума. Как оказалось позже, голос этот можно если уж не искоренить, то перебить точно. Делала она это нехитрым делом: походы в церковь да чтение молитв. От первого пришлось отказаться после того, как она измученно взмахнула кистями на служении в попытке избавиться от чужих заверений, слышимых ею одной. Кандило качнулось, ударилось об икону, а Индика отчаянно вскрикнула: Сгинь! Тут же десятки глаз устремились в её сторону. Одни с немым вопросом, другие с осуждением и укоризной. Индика семенит от прихожан, бормочет извинения. Голос, нет, поганый демон смеётся. — Вон, грешница! В-о-н! — он заливается смехом пуще прежнего. Индика убегает, закрывая пунцовое лицо материнским платком. Лучше бы ей никогда об этом не думать. Никогда! После угробленного ею ужина голос не унимался: — Струсила! А ведь как складно бы вышло. Папеньки нет, и кому всё добро? Уж ты-то знаешь, куда и как нечистое прятать... И жениху этому от ворот поворот. Ох, и как зажила бы! Индика шепчет молитвы перед сном и оправдывает себя: — По моей вине... по моей вине... Я не из злого умысла... Господи, прости... Из-за неё батюшка грех на душу взял. А если бы она его... Тогда бы он конечно... Индика качает головой. Нет. Прости, Господи. Прости... Голос что-то мурлычет ей. Что-то напоминающее мелодию флейты. Индика поднимается на кровать, открывает окно и спускается в ночь. Босая, простоволосая. Путь лежит на крышу. В этот раз взбираться труднее: перед ней нет чёткой цели. Ведь там, наверху, только её девичье одиночество и тёмный небосвод, усыпанный звёздами. Через маленькое окошко она пролезает на чердак, испачкав ночную рубаху. Здесь грязно и холодно. Опустевшее место с бесполезным хламом. Индика задирает голову и смотрит на посеревшие балки. Они всё ещё толстые и крепкие. В покрытом паутиной углу стоит почти что сгнивший табурет. Она берёт его и ставит перед другим мутным окошком. Встаёт на шаткую мебель и чувствует, как в ступню упирается шапочка ржавого гвоздя. Она долго думает. Скорее даже вспоминает. Своё детство. Свою семью. Своих друзей, которых было не так уж и много. И мысли тем временем уходили в батюшкину мастерскую. Где же он хранил верёвки... — Ишь чего удумала, — недовольно раздаётся голос. Ножка табурета подгибается, трещит, и Индика с грохотом падает, поднимая облака пыли. Со сдавленным стоном она встаёт на ноги, отряхивается, а затем возвращается к себе. Этой ночью молитвы будут обращены во прощение её малодушия и уныния. Время продолжает идти. Со дня на день в их дом нагрянет чужая семья. Они заберут Индику с собой. — И будешь ты детей варить да борщи рожать. Лучшие дни твоей молодости! — Хватит! — вскрикивает она и задувает свечу. Ложится в кровать, сморщив брови. Стоит её воззваниям к Господу утихнуть, так этот чёртов голос вновь возвращается, и истязание её души продолжается. — Я не боюсь тебя, — твердит она, закрывая глаза. — Не боюсь, понял? — А зачем меня бояться? Неужто я тебе чего дурного делаю? — Сгинь, — она переворачивается на другой бок. Сон длился недолго. Индика вновь открывает глаза, осознавая, что перевернулась на спину. А ещё то, что её грудь сдавило чудовище, что ещё ни в одной сказке не описывали. Чёрт. Прислужник Дьявола сидит прямо на ней! Ей хочется кричать, визжать и выть, но она не может. Как и пошевелиться. Тело окоченело, и оставалось только с трудом вбирать воздух через нос. — Вот так неожиданный поворот. Мы поменялись местами, — он склоняет свою рогатую голову. — Не думай, что это сон. Я знаю о чём ты думаешь. Индика пытается сомкнуть веки, но ничего не выходит. Она яро верит в то, что это дурной сон. Ей бы только пошевелиться, коснуться себя, ущипнуть, чтобы согнать этот кошмар! — Конечно, это твой кошмар. Я всего лишь прошёл через его грань, обрёл плоть и кровь, став таким же реальным, как и ты. Чувствуешь? — длинный коготь щёлкает по её носу. Индика смотрит на это неправильное, уродливое тело перед собой, чувствуя отвращение и неописуемый ужас. Рук у него было больше, чем имеется у обыкновенного раба Божия, но она не пытается сосчитать их. Как и заострять взгляд на его рогах и хвосте, качающимся из стороны в сторону. — Должно быть, уже наступило время, когда ты не можешь дышать. Индика хочет возразить, но её губы склеились. Кроме того, в её ноздри будто загнали пробки, не давая ей и шанса на вздох. — Таков замысел божий, — издевательски тянет он. — Наградить род людской столькими недугами, что и перечислить их выйдет с трудом. А сколько ещё неизведанно! Индика бы барахталась на кровате, как выброшенная на берег рыба, да вот только как бы не пыталась, всё ещё не могла пошевелиться. — Хочешь знать почему это происходит? Всё, что хотела Индика – получить кислород. Зрение начинало размываться. — Судорога в гортани. Щель для прохождения воздуха перекрыта, — он одновременно развёл всеми имеющимися руками и качнул хвостом. Голос доносился до неё, как через толщу воды. Перед глазами зарождались и умирали чёрные пятна. В и так тёмной комнате бесовской силуэт становилось уловить всё сложнее. — Так много душ получили себе билет в один конец из-за этой напасти. А сколько детей! Ха-ха-ха! Бог дал, Бог взял. Девушка почти не слышала его. Будь в этой комнате хоть один человек, и была бы у этого человека хоть одна, даже тусклая свеча, то он бы, без сомнения, согласился с тем, что лицо её бледно, как у покойницы. — Хочешь спастись? — вдруг серьёзно спросил он. Индика не понимала, как её разуму вообще хватило сил между отчаянным "ДА!" родить мысль "Что ты хочешь взамен?". Но чёрт ухватился именно за неё. — Не попрошу ни души, ни поцелуя. — он сдёргивает с неё одеяло. В это мгновение Индика воочию видит, как раскалывается реальность. С грохотом каменного обвала комнату осветило багровым сиянием, на фоне которого отвратный облик черта выделялся особенно отчётливо. — Всё не может закончиться, так и не начавшись. Наша героиня должна продолжить свою историю! Он одёргивает её рубаху вверх и запускает все свои тридцать когтей в её бока, рёбра и грудь. Со вспышкой боли Индика запрокидывает голову и делает отчаянный и жадный вдох. Её дыхание больше походит на хрип, когда она переворачивается, а затем валится на пол. Дрожащими руками она шарит по холодным доскам и пытается встать на ноги. С громким звоном подсвечник падает с тумбы. Выпавшая свеча укатывается в темноту. Индика на ощупь бредёт к двери, схватившись одной рукой за бок, а другую выставив перед собой. Теперь перед глазами пляшут разноцветные круги, перекрывающие и так с трудом различимое очертание мебели. На ладони разливается что-то тёплое и липкое. Со стоном боли она отнимает её от рёбер, подносит к лицу, и в нос ударяет запах крови. Она пойдёт к отцу на рассвете. Будет бить челом об пол, раскаиваясь. Будет корить себя на чем свет стоит: блудница, неблагодарная я дочь, отпусти, отошли меня...! В монастырь. Грехи замаливать....
25 мая 2024 г. в 12:47