Не герой

      Глубоко заполночь гнëт тишины распарывает протяжный стон за изломом бархана. Там, где песок пропитан густой кровью лежат у костра два скитальца. Я не противлюсь любопытству и подхожу ближе.       Около часа слушал их историю: трагичные события, участником которых из-за своей нерасторопности я стать не успел. К тому времени третьего уже сожрали рвачи. Одинокая слеза, блеснув в рыжем свете огня, ускользает по щеке; груз тоскливой вины не дает мне и шанса сдержать рассказ, что годами я хранил в тайне, надеялся спрятать ото всех, но сейчас готов открыть горюющим путникам. В утешение им я начинаю говорить…       «Иной раз бывает, возвращается отпетый товарищ, а никто и не рад. Таким однажды мне выпало стать. В день, изменивший всю мою жизнь два родных брата оказались по разные стороны рухнувшего моста. В центре же: хватаясь за обломки, вниз летел я. Что родители, что паладины Святой нации: каждый с детства учил нас быть друг для друга нерушимым щитом. Мы в Окрана верили меньше, чем в брата. А всë же хватило одного только дня, и все уроки навсегда потеряли смысл, судьба распорядилась разлучить нас троих.       Тогда, помню, взбунтовалось Возрождение. Еще желтоворотыми пехотинцами нас отправили подавлять восстание очерненных с кошмарным приказом: сдержать отступников до прихода главных сил. На месте нас, естественно, встретила не толпа оголодавших и истощенных рабов, а ударная группа отщепенцев. Совру, если скажу, что бились мы отважно и насмерть. Нас быстро откинули за ворота города, а потом и вовсе заставили бежать… По тому злосчастному мосту, что подо мной обвалился, одному отрезал путь к отступлению, другому - шанс биться с врагом до конца.       Пути разошлись: первого брата миловали ниндзя, он встал в их ряды и отринул веру в Окрана; второй побежал за помощью, но вернуться с ней не успел, он поклялся отомстить за жизни братьев и никогда больше не отступал; я же… долго искал их двоих. И все-таки нашел… но поздно.       Лишь годы спустя мне довелось узнать судьбу братьев: первый, примкнувший к отщепенцам, стал непримиримым борцом с тиранией Святой нации, он собрал грозной силы и мужества отряд, стал героем для отвергнутых и ущемленных; о втором до сих пор ходят легенды в землях Окрана, он навеки сохранил веру, честь и отвагу, не отринул клятву отомстить… Оба думали, остальные братья мертвы. Их сердца пылали любовью и жаждой мщения: изуверской религии тоталитарного государства или стаду проклятых богом оборванцев.       И вот, я их отыскал. Изувеченным, обросшим, исхудавшим и кинутым судьбой калекой я явился к первому брату. Он меня не узнал, но был добр, вежлив, красноречив и пылок на сражения; второй брат тоже не увидел во мне знакомого лица, а всё-таки принял к себе, рассказывал о религии, государстве, философствовал о порядке и достоинстве, был учтив, горд, благороден и пылок на сражения.       Я точно понял одно: они смысл всей жизни нашли в благодарности друг другу, каждый продолжал бороться, лелеял свои идеалы в память о покинувшем мир брате. Однако же… однажды они бы встретились.       Да, бы! Хочется думать, я не зря убил этих двоих. Прирезал первого во сне, второму отравил воду в кувшине. Оба остались живы в легендах, ушли на пике славы героями, я не дал им узнать друг о друге, не дал разрушиться вечной братской любви.       С тех пор я снова скитаюсь по миру без цели, храню свою тайну и каждый день всë больше разочаровываюсь в совершенной подлости. Я никогда не найду утешения, я не смею полагать, меня кто-нибудь простит. Да и некому больше… Скоро, вот, еще один год канет с их смерти; быть может, именно в этот год они стали бы друг другу врагами, если б не я. А я даже не признался им, что выжил тогда, хладнокровно убил, считая, что во спасение…»       Последнее слово перебивает треск костра. Я гляжу на скитальцев, те всë время слушали внимательно, молча, лишь иногда всхлипывая от собственного горя. И они поднимают глаза.       Накатывает ветер, обдает путников песком. Те бесследно пропадают в оранжевой пыли. Вы никогда меня не простите.       Вновь пустыню заволакивает густая тишина, клонит в сон, я не противлюсь ему и смиренно ухожу.