Пролог. Загадочная фотография
6 мая 2024 г. в 11:57
Как вы обычно встречаете утро? Принимаете душ, наводите себе горячий чай или кофе и готовитесь к очередному сложному дню. Когда-то я также начинал свой день. По крайней мере, раньше.
Бодрость стала для меня немыслимой роскошью, желанным и недостижимым светочем. Но каждое утро обрекало меня вновь очутиться вымотанным в своем теле. И так уже идёт целую неделю. Всё вокруг кажется страшным сном, немыслимой реальностью, которую я со своей семьёй смог с трудом оставить позади, когда папу убили на службе. А теперь жестокий мир забрал ещё и моего старшего брата.
На первый взгляд Еремей мог показаться ужасным грубияном из-за своей прямолинейности и мнимого высокомерия. Он был мудрым не по годам, что только больше давало ему поводов блеснуть своим превосходством, а спор с ним превращался в настоящую прожарку, которая тут же поставит любого на место. К тому же, Еремей был абсолютно не тактильным и терпеть не может чужие прикосновения, что не раз становилось причиной скандалов.
Но, как его младший брат, я могу с полной уверенностью заявить, что за скорлупой высокомерия скрывался по-настоящему чувственный и заботливый человек. Во мне и маме он души не чаял. Всегда находил время чтобы повидаться с нами, заваливал подарками и никогда не держал на нас зла. Даже когда я случайно сломал его новый фотоаппарат, он со всех сил держал своё разочарование, чтобы не расстраивать меня. А ведь фотографии для него были смыслом жизни.
Дело в том, что Еремей был прирождённым фотографом, прямо-таки настоящим гением. Ещё с самого детства он как будто бы разгадал секрет формулы идеальной фотографии. Хороший свет, подходящий ракурс, умение заставить модель улыбнуться — и идеальный снимок готов! В итоге его навыки прогремели сначала в России, а потом и на интернациональном уровне. Это привело к постоянным гастролям и славе.
И даже при всей своей занятости мой брат умудрялся находить время на меня и наше общее хобби — съёмку с полароида. Было в старомодной камере что-то такое необычное, вдохновенное, в то время как для Еремея это был настоящий вызов. А получится ли сделать отличную фотографию с первого раза? Ведь снятый кадр, в отличие от цифровых снимков, не получится просто стереть и переснять. Плёнка, в отличие от памяти, не резиновая.
Каждые две недели, на выходных, мы ездили в самые знаменитые и интересные места в мире: Париж, Лондон, Рим, Дубай. Список можно продолжать почти бесконечно. И все эти удовольствия позволял бездонный кошёлек Ермака. К тому же, поездки мы с легкостью отбивали сделанными фотографиями, так что наше хобби стало своего рода бизнесом.
Но неделю назад нашей идиллии пришёл конец. Экспертиза показала, что Еремей делал снимки на воздушном шаре. Для хорошего ракурса он вылез из гандолы и прицепил себя тросами чтобы не упасть. Вот только тросы оказались подгнившими и не справились. Мой брат упал с километровой высоты и разбился. Буквально разлетелся по кусочкам. Похороны пришлось проводить в закрытом гробу, и пускай нам не довелось увидеть останки Ермака, мы с мамой были в полном отчаянии.
Попрощавшись с сыном, мама уехала к своему отцу и переписала квартиру на меня. И так я остался жить в полном одиночестве.
Пустоту в сердце ничем не получалось заполнить. Фотографии перестали приносить мне удовольствие. И даже когда я через силу заставлял себя делать новые снимки, в них больше не было былого волшебства. Глаз всегда находил какую-то мелочь, будь то освещение, ракурс или любой другой фактор, из-за которой я испытывал разочарование и впоследствии избавлялся от неудачных футажей.
Вчера была моя последняя попытка. Я пытался запечатлеть Останкинскую башню, с которой всегда получались хорошие снимки, но сколько бы я ни пытался, результат меня не устраивал.
Такой истерики у меня давно не было. Даже когда мы с мамой хоронили Еремея, я не так сильно рыдал. А все потому, что я подвёл волю брата. Запал возиться с камерами окончательно иссяк. С сегодняшнего дня никаких фотографий. Даже видеть их не хочу!
Затолкав в себя пару ленивых бутербродов с колбасой и заправившись кисленьким кофе на зёрнах робусты, я вторгся в лабораторию брата, несколько недель закрытую на замок.
Мне было совестно избавляться от последней памяти о брате, но я больше не могу так жить. Последние неудачи и так достаточно разъели моё сердце. Думаю, брат поймёт меня. В конце концов, Ермак желал для меня только лучшего и никогда не заставлял делать что-то через силу. Как он любил говорить, искусство без страсти — не более, чем безыдейный набор сигналов.
Мой взгляд привлёк сушильный шкаф, где последние работы Еремея ждали возможности увидеть свет. Вон заказ американского посла, который хотел увезти с собой на память изображение Ледового дворца. А там части фотоальбома со свадьбы голливудской актрисы, устроившей одно из самых громких празднование во всем мире. Надо бы отправить их заказчикам. А на полученные деньги… Чёрт, я даже не знаю, что с ними делать. Уж точно не тратить на себя, для меня это как-то по-мародерски — забирать оплату с трудов умершего брата.
Но тут меня дошло. Труды Еремея ещё не окончены. Я же оставлял его последние фотографии для проявления! Как я мог про них забыть!
Ноги понесли меня к свету лабораторных фонарей, под лучами которых уже неделю ждали проявления снимки с фотосессии брата, а рядышком уже стояли заранее заготовленные реагенты: метоловый проявитель и раствор тиосульфата для стабилизации.
Про себя я поклялся, что это будет последний раз, когда мне приходится работать с фотографиями, и последовательно погрузил щипчиками снимки в проявитель. Каждый раз, когда мы делали это с Еремеем, он любил рассказать о возникших проблемах: то идеальный ракурс выставить практически невозможно, то модель попадается слишком нетерпеливая, то погода быстро меняется, из-за чего картина перед его глазами переставала соответствовать стандартам. Мне, как обычному обывателю в работе с камерой, такие загоны казались чем-то далёким и неясным. Это как спросить какого-нибудь ушлого работника химзавода о веществах в последней разработке. Клянусь, своими описаниями химики вызывают Сатану. И если в наш мир всё-таки нагрянет падший ангел, что ж, вы знаете, кого в этом винить.
Ностальгия помогла мне скоротать время в ожидании проявления фотографии. Настоявшиеся в проявителе снимки отправились в раствор тиосульфата, дабы уберечь фотографии от повреждений, пятен и разводов, а я, тем временем, стал понемногу разбирать лабораторию. От неё мне больше никакого толка не будет. Придётся начинать новую жизнь, в чём мне помогут вырученные средства и образование переводчика.
Одна шикарная фотография за другой, стопка с ними медленно убывала, пока не осталась последняя. Вытаскивал её я без всякого энтузиазма. Это ведь очередное доказательство, почему мне не стоит заниматься фотографиями. Лучше брата я всё равно не стану.
Но стоило мне посмотреть на проявившуюся фотографию, как моя душа ушла в пятки. Трудно сказать, был ли я больше напуган или удивлён. Но такой фотографии не должно существовать.
На снимке была запечатлена красивая молодая девушка с красными волосами и европейской внешностью. Природа не обделила её сочной фигурой, и к своему совершеннолетию красотка уже обладала огромной пышной грудью, на глаз четвертого размера, которую выделяла белая блузка с коротким рукавом, и в меру объёмными бёдрами, открытые для голодных глаз благодаря короткой красной юбке в клетку.
Возможно, другой человек на моём месте не придал внимания абсурдности этой фотографии и просто бы похвалил внешность девушки. Но я абсолютно точно знаю, почему этого снимка не должно существовать, потому что девушка на фотографии — Риас Гремори.