***
В следующий раз они видятся спустя почти два года. Не иронично ли — тоже на свадьбе. Только в этот раз свадьба его, Аарона. Сара выжимает из себя тяжелую, вымученную улыбку, глядя на позолоченные буквы. Аарон&Адель Она стоит возле алтаря, в нежно-сиреневом платье подружки невесты, которое ей на удивление очень идет, и сжимает в руках букетик лаванды. Лаванда и в петлице Аарона тоже. Он эти цветы не очень то любит. И запах, вопреки всеобщему убеждению, его совершенно не успокаивает. Галстук давит шею, пиджак колет, а ботинки натирают. Он никогда не мечтал о такой свадьбе. Он вообще никогда не мечтал о свадьбе. Но вот он здесь. Все было бы не так плохо если бы она не стояла рядом. Ведь откуда Саре знать, что все это безумие началось на её собственной свадьбе. Уходя от нее, он случайно встретился с Адель. Пару фраз. Слишком бойких от нее, не слишком безразличных от него. Они переспали через неделю. Через несколько месяцев оказалось, что она ждет ребенка. Хилл, конечно же, сделал предложение. А еще через месяц Адель ребенка потеряла. Но, что бы там о нем не говорили, Аарон никогда не был мерзавцем настолько, чтобы уйти. И вот теперь эта свадьба. И Сара, которая теперь станет его «sister in law». Какие же мерзкие слова. Она, может, и разделяет его отвращение. Хотя… куда уж ей с ее идеальным браком. Красивый любящий муж, пасторальный домик в элитном районе города, учеба на престижных курсах… Он проклинает себя последними словами. Не эта ли идеальность стала причиной, по которой он оставил между ними только её короткий поцелуй на зимних качелях? Ведь он мог… От направленного на Сару влюбленного взгляда будущего шурина у Хилла сводит челюсть, как от слишком приторного сиропа, и он едва не пропускает момент, как под нежную музыку в проходе появляется его невеста. Красивая и счастливая. Целуя её, Аарон смотрит на идеальную Сару рядом, и ненавидит себя самой жгучей ненавистью. Но она ненавидит себя больше. Потому что смотрит на него тоже. И в ее взгляде ничего идеального нет. Потому что и в жизни идеальности не осталось. Только на фасаде. Ей понадобилось не больше года брака, чтобы понять, что Люка она не любит. Совсем. И заставить себя полюбить не может. Насколько влияет на это неснимаемая бриллиантовая подвеска на шее она думать не хочет. Сегодня один из тех дней, когда они с Люком играют счастливую пару. Больше всего Сара ненавидит себя за то, что Люк в эту игру верит. И сегодня он вдвойне счастлив — за сестру, и потому что его любимая жена в этот день не так замкнута в себе как обычно. И Сара не хочет портить ему праздник. — Потанцуешь со мной? Вечер медленно клонится к концу, когда перед ней возникает протянутая мужская ладонь. Сара принимает ее не раздумывая. Для всех гостей они — новообретенные родственники, и танец не выглядит странным. Но взгляд Аарона скользит от лица Сары вниз, на тонкую шею, на которой сияет его подарок, и он тяжело выдыхает, притягивая её ближе. Они танцуют в такт медленной и тягучей музыке, не говоря друг другу ни слова. Потому что нечего говорить. Все, что можно было бы сказать — пустое и бессмысленное. Смысл есть только в прикосновениях. Призрачных. Невесомых. В том, как Аарон нежно ведет по горячей обнаженной коже спины, останавливаясь ровно там, где начинается ткань платья. В том, как Сара кончиками пальцев поднимается чуть выше накрахмаленного воротника, будто случайно задевая жилку на шее. Эти случайные прикосновения — всё, что между ними может быть. Когда музыка стихает, Сара медленно отстраняется, сказав на последок: — Будь счастлив, Аарон. Поцелуя в щеку за словами не следует. Зеркало срабатывает не до конца. Аарон ненавидит за это их обоих.***
Спустя восемь месяцев Сара просит у Люка развод. Он ей отказывает.***
Закрыв за собой двери машины, они погружаются в вязкую тишину, наполняющую салон каждый раз, когда они выходят от семейного психолога. На пятом году совместной жизни они уже хорошо запомнили, что нужно дать друг другу короткую паузу, прежде чем заговорить. Люк заводит мотор, и выруливает с парковки, прежде чем сказать. — Спасибо, что сказала все как есть. Теперь я хотя бы не считаю причиной себя. — Ты никогда не был причиной. Он коротко кивает, ловко выворачивая руль. Остановившись перед шлагбаумом, поворачивается лицом к жене, поймав ее взгляд. — Я очень хочу чтобы у нас был ребенок. Но я буду ждать столько, сколько тебе нужно. Обещаю. Сара в жесте, который обычно выражает благодарность, сжимает ладонь мужа. Никакой благодарности она не чувствует. Она прекрасно знает, что не захочет с ним ребенка никогда. Не захочет привязывать себя к человеку, которого не любит. Неужели он думает, что это поможет ее удержать? Или вернуть ту нежность их семнадцати лет, что давно ушла? Жалость, которая теплилась в ней годами, все чаще сменяется гневом. Сара хочет свободы, а не этих бесконечных попыток все наладить. Не просьб мужа, уговоров, семейной терапии… Свободы! Не только от Люка, но и от этих невыносимых семейных обедов, на один из которых они сейчас едут. Она хочет избавиться от необходимости сидеть за столом с родителями Люка, его сестрой и её мужем и изображать счастье. Она не счастлива. Ей не обрести счастье от коротких прикосновений — единственного, что они с Аароном позволили себе за эти годы. И все же Сара сидит за столом, чинно улыбаясь. Их с Аароном как всегда усаживают рядом — напротив любимых детей. И он весь вечер выводит на ее запястье странные узоры. Они не говорят об этом. Никогда об этом не говорят. Но каждый раз Хилл видит на ее шее скромную подвеску и продолжает касаться. Он клянется себе — в день, когда Сара её снимет, он прекратит. Но этот день не приходит. Вместо него приходит ночь, наполненная вспышками молний, раскатами грома, и безжалостным ураганным ветром. По радио передают несколько предупреждений подряд. Старшие Моринги настаивают, чтобы все остались на ночь у них. Аарон и Сара, соглашаясь, друг на друга не смотрят. Они встречаются поздно ночью, когда за окнами все еще свистит ветер, но дом уже безмятежно спит. Они встречаются совершенно случайно, в порыве жажды забредая на кухню. Они, конечно же, не надеятся встретить там друг друга. Под аккомпанемент урагана Аарон наполняет водой два высоких стакана. Протягивает один Саре, не отрывая глаз от ее лица. — Не утихнет до утра, — шепчет. — Я знаю, — и она тоже. Громче грома только синхронный стук их сердец. Хилл подается вперед, ладонями обхватив лицо Сары. Её глаза испуганно округляются и в панике она пытается отстраниться. Это прямо противоположно тому, чего ей на самом деле хочется, но она знает — этот шаг не станет единственным. Он будет первым. Она ненавидит Люка за то, что он не может ее отпустить. Но предавать его не хочет. — Не могу… Аарон тяжело дышит, крепко сжимая волосы Сары, почти до боли. — Скажи мне отпустить, — прислоняется лбом к ее лбу. — Скажи мне уйти. Сара молчит. Минуту. Две. Целую вечность. За эту вечность Аарон успевает притянуть её к себе, яростно впиваясь в губы поцелуем. Терзает её злостью на самого себя, не решившегося сорвать её чертову свадьбу. И Сара отвечает. Кусает его губы, прижимается грудью… Послушно раздвигает ноги, когда Аарон, усадив её на столешницу, разводит их, чтобы стать ближе. Разве можно ближе?.. Его руки скользят по её бедрам, безжалостно попирая тонкий шелк ночной сорочки. Его руки там, где им быть не следует, и губы тоже… Саре нравится. Она чувствует себя живой. По настоящему… Аарон отстраняется так же резко, как Сара спрыгивает на пол. Паника охватывает обоих, родившись от неясного стука на лестнице. Паника возвращает осознание того, где они. Тишина длится долго. Но уединение так и остается ненарушенным. Сара шепчет на выдохе: — Так нельзя. Мы не должны больше этого делать. — Ты сама себе не веришь. Сара качает головой, с желанием уйти и оставить этот разговор. И все же с губ, все еще горящих от поцелуя, срывается вопрос: — За что ты меня так ненавидишь? Ты мог быть со мной. И я была бы твоей. Но ты выбрал оставить меня. А теперь… — Я думал тебе без меня будет лучше. — И как? — Она зло обводит рукой темную кухню: — Лучше?***
Семь месяцев спустя Аарон сидит в офисе юриста, подписывая последние бумаги о разводе. На выходе Адель дарит ему звонкую пощечину.***
Сара кричит, срывая горло. Тарелка из итальянского фарфора, подаренная на свадьбу, летит в стену, разбиваясь на мелкие осколки. Они с Люком празднуют восемь лет брака. Впрочем, технически, годовщина была вчера. На часах 00:14, а ругань гремит уже целых полчаса. Хотя, что греха таить, ругань не затихает последние три года. Прутья золотой клетки лопаются, острыми углами впиваясь в плоть. Обоим. Люк может только срывать горло, крича вслед Саре, наскоро натягивающей кеды: — Попутного ветра! — орет он, и тушит свет ровно в тот же миг, когда Сара захлопывает за собой дверь. Тишина ночной улицы оглушает. Но, Бог свидетель, она об этой тишине мечтала. Правильнее, наверное, вернуться в дом и попытаться в миллионный раз помириться. Сара делает шаг от крыльца. И еще один. И еще. Когда от дерева, что стоит ровно напротив их калитки отделяется тень, она лишь почти безразлично спрашивает. — Что ты здесь делаешь? — Я гулял. У Аарона куртка насквозь промокла от летнего дождя, а с темных волос падают на плечи крупные капли. Он безбожно врет. Он простоял под чертовым деревом три часа и видел все акты разыгравшейся драмы. — Прогуляешься со мной? Сара кивает. Они идут молча, и вскоре уже не отличить кто из них гуляет дольше. Аарон полный придурок. Старый отбитый придурок, что заставляет Сару мокнуть и мерзнуть под дождем, только бы не говорить, что ей пора домой. А ей просто все равно. Спустя час они все так же молча останавливаются у дома. Этот дом не Сары. Дом Аарона, мимо которого она проходила за последние несколько лет в два раза чаще чем стоило, и в три раза чаще чем это было необходимо. Дом, в который она никогда не входила. В противном случае, она бы помнила скрипящие половицы у входа. Старую вешалку из лавки миссис Хилл… Она совершенно точно помнила бы руки Аарона, стягивающие с нее насквозь мокрую джинсовку… — Ты же знаешь, он меня никогда не отпустит. — Мне его разрешение не нужно. Только твое. Здесь, в его доме, Сара готова этому верить. Особенно когда Аарон наклоняется, чтобы поцеловать. Совсем не так как три года назад, в тот раз что наконец перестал быть единственным. Теперь он целует мягко, нежно… С чувством, что ему позволят еще. Еще целовать, еще напиться её губами… Сара стягивает его куртку. Рубашку. Футболку. Холодными ладонями проходит по горячей груди, и шумно выдыхает, когда Аарон губами спускается к шее. Вздрагивает, когда он подхватывает ее на руки, унося в глубь дома. С каждым шагом поцелуи становятся глубже… К моменту, когда за ними закрывается дверь маленькой спальни, они вздохами заменяют друг другу дыхание. Столько лет… Аарон рычит, избавляя Сару от насквозь промокших штанов, и замирает, когда, лежа на его кровати, она протягивает руки, маня к себе. Накрыв ее своим телом, Аарон осыпает поцелуями лицо, шею, грудь, живот… Сара мучительно глубоко дышит, пока жаркие губы спускаются все ниже и ниже. Она позволяет ему все, и протяжно стонет, когда он трется колючей щекой о нежную кожу ее бедер. Этот стон в Аароне что-то ломает. Сара сводит его с ума, и в порыве подаренного ею безумства он ведет языком по всей внутренней стороне бедра, и зубами стягивает тонкую ткань трусиков. Его пальцы ласкают ее совершенно бесстыдно и тягуче медленно. Он ждал слишком долго чтобы теперь спешить. Нет, он будет наслаждаться каждым мгновением, каждым ее вздохом и стоном. — Аарон… Его имя слетает с её губ последней пройденной чертой. Обратно пути нет. Сара, которая, вопреки возведенной мужем золотой клетке, считала ниже своего достоинства ему изменять, теперь умерла. Аарон, который желал уважать каждое её решение, умер тоже. Пронзительная потребность друг в друге, что за все эти годы переросла в одержимость, этой ночью наконец вырвалась на свободу. — Моя Сара… Моя… Только моя… Он сделает ее своей. Этой ночью Аарон наконец сделает Сару своей. Он будет любить ее со всей страстью… Оставляя на теле алые следы поцелуев и лиловые отметины от пальцев… Оставляя на ней свой запах и вбирая в себя ее собственный. — Хочу чтобы эта ночь не кончалась. Свернувшись калачиком в крепких мужских объятиях, Сара впервые за много лет озвучит свое совершенно искреннее желание. — Давай убежим. Сара, давай убежим из этого проклятого города. К черту все бумажки. Вишня сделает нам документы, сможем уехать куда захотим. Куда ты захочешь… Аарон смотрит на нее полным надежды взглядом, крепче прижимая к себе. Покрывает поцелуями лицо, будто это добавит Саре растраченную за годы смелость. — Я бы этого хотела. Но не могу… Вопреки всему… Я не могу с ним так поступить. Он тогда в каком-то смысле тоже меня спас, от всех тех ужасов, что случились. Он любил меня, действительно любил. Разве могу я от этого отмахнуться? — Ты не можешь, — шепчет Хилл, с нежностью выводя на обнаженной спине своей Сары причудливые узоры. — Конечно, ты не можешь. Поступай как знаешь. Только помни, что сколько бы ждать не пришлось, я буду ждать. Он снова крепко ее целует, не размыкая губ пока легкие не сжимает от нехватки воздуха. И, отстранившись, почти яростно выдыхает: — Я люблю тебя, Сара.***
Возвращаясь домой, Сара прокручивает в голове давно сложившуюся прощальную речь. Она все ему скажет и они закончат мучить друг друга. Возвращаясь домой, Сара находит Люка на полу кухни. Без сознания, в луже собственной рвоты. В панике нащупав слабый пульс, она, захлебываясь слезами, звонит в скорую.***
«С днем рождения, Джек!» Щелкает затвор камеры, и глаза слепит яркая вспышка. Джек, которому сегодня исполнилось два, задорно смеется на фотографии. Его мать вымученно улыбается. С самого утра на неё и Люка сыпятся многочисленные поздравления. Их маленький сад ярко украшен гирляндами и шарами, а отведенный для подарков стол ломится от веса игрушек и детских книжек, подаренных гостями. Все играются с малышом, выискивая в нем черты родителей. Все упорно делают вид что не замечают, на кого в действительности похож мальчик. И все же, это хоть немного похоже на праздник. После ужаса, пережитого почти три года назад, когда она нашла мужа наглотавшимся таблеток, такие дни кажутся Саре настоящим благословением. И сейчас, когда сын смеется у неё на руках, а Люк вполне умиротворенно улыбается, поправляя на нем первый в жизни галстук, она в который раз говорит себе — нужно быть благодарной. Вот только не выходит. Этот сад, праздник, гости, Люк… все это душит ее. Высасывает воздух из легких. Все снова неправильно. Она снова сделала все неправильно. Но разве она могла иначе? Разве могла она уйти от мужа, едва не лишившегося жизни? Разве могла просто сесть в машину и уехать прочь?.. Вот Аарон смог. Сара мотает головой, в который раз заставляя себя не думать о нем. Бессмысленная затея. Ведь он смотрит на нее каждый день. Он смотрит на нее глазами их сына, что унаследовал каждую черту своего отца. Тонкие губы, изгиб бровей… Сара думает о клочке бумаги с адресом, который Аарон оставил ей в их последнюю встречу. — Я обещал тебе ждать. Но не заставляй меня смотреть на свою женщину в объятиях другого. Аарон… — Мой сладкий Джек, пойдешь на ручки к тете Кэнди? Школьная подружка ласково щекочет мальчика чтобы взять на руки, но он, игриво улыбаясь, сильнее обхватывает шею Сары и прячется в ее волосах. Они с Кэнди смеются. — Как же быстро он вырос, просто слов нет. — Он каждый день сейчас учится чему-то новому, мне остается только смириться с тем, как бежит время. — Я так рада за тебя, Сара, правда. Несмотря… ни на что. Кэнди многозначительно склоняет голову, крепко сжимая руку подруги. Она знает правду официально, из уст самой Сары, и не устает повторять, что все сложилось к лучшему. Что кризис пройден. Что им с Люком повезло. Им обоим. Кэнди не знает всей правды. И Сара, не желая портить всем праздник, смиренно улыбается в ответ. И собирается подойти к Люку, чтобы передать ему ребенка и немного передохнуть в доме. Не успевает. Праздничный гул замолкает, прерываемый тихими шепотками. Сара не сразу понимает в чем дело, но стоит обернуться ко входу в сад, видит его. Он стоит в дверях дома, освещаемый высоким полуденным солнцем, и выглядит так, будто он хозяин торжества, а не незваный и неожиданный гость. Сердце замирает, когда Аарон двигается с места и идет прямо к ней. Его глаза не смотрят больше ни на кого. Только на Сару. И на мальчика у нее на руках. Шепотки становятся громче. Теперь, когда Аарон стоит рядом, перестав быть умчавшимся вдаль призраком, слухи и домыслы становятся бессмысленными. Все видно слишком хорошо. Но Хиллу плевать на молву. За прошедшие месяцы он привык к причитаниям Вишни, убеждавшего босса, что сын Сары — вылитый он. Друг выдает желаемое за действительное, так Аарон привык думать. Ведь она бы сказала ему. Если бы сплетни Вишни были правдой, Сара бы ему сказала. Да? — С днем рождения, парень. Глава Черных Драконов отчетливо слышит как ломается его голос. Это, черт возьми, слышат все. Джек смотрит на нового знакомого с любопытством двухлетнего ребенка, и снова смущенно прячет голову у матери на шее. Тишину можно потрогать руками. Они с Сарой смотрят друг на друга, и между их глазами летают молнии. Как ты могла скрыть?.. Как ты мог уехать?.. Злости друг на друга между ними так много, что Аарон искренне удивляется когда эта злость не разносит все вокруг, стоит заговорить: — Можно украсть тебя на пару слов? Сара спускает сына на землю, тихо шепнув ему: — Беги к бабушке. Мальчик послушно убегает, и когда Сара идет к дому, слышит, как мать весело говорит с ним, возвращая прежний гул. Но, войдя в дом, они с Аароном будто отрезают себя от этого гула. В пустой гостиной тихо, и никто тишину нарушить не решается. В памяти пылают призраки не забытой ночи. Они и многое другое, стискивают горло, удерживая рвущиеся наружу слова. — Сара, я не могу так больше. Она вскидывает голову, заглядывая мужчине прямо в глаза, желая отыскать попытку манипулировать её чувствами. Сара делает это машинально. По привычке, подаренной ее мужем. — Все что было между нами за эти годы — на моей совести. Я позволил другому забрать тебя, хотя любил, уже тогда. И я был согласен ждать, чтобы дать тебе время достойно уйти. Я согласен был ждать, когда Люк едва не убил себя. Но я устал. У тебя больше нет причин быть с ним. Все долги уплачены. Едем со мной. Как мы хотели. Сара, прошу… Аарон подступает ближе, берет ее руки в свои, поднося к губам, а у Сары в глазах стоят слезы. Ей хватает силы сказать всего одно: — Мой сын… Хватка Аарона становится крепче, а в глазах загорается недобрый огонь. — Твой сын? — она молчит, но глаз не отводит. — Твой сын, Сара? По щекам катятся горячие слезы. Боже, что же она натворила. Она думала, выходя за Люка, избавляется от демонов, сковавших её страхом, но на самом деле только загоняла их глубже в себя, позволяя управлять жизнью. Сколько отговорок она себе находила за эти годы? Сколько глупых, бессмысленных причин повторяла в темноту бессонных ночей? И вот теперь она стоит в гостиной дома, который ненавидит, с мужчиной, которого любит. С отцом своего сына, которого лишила самого права быть Джеку отцом из-за собственной трусости. — Наш сын. Демоны внутри воют, лишившись последнего своего пристанища. Аарон мягко улыбается, склоняясь лбом к ее лбу, и невесомо целует. Вторит эхом: — Наш сын. Он обхватывает лицо Сары руками, и не отрывая взгляда, яростно шепчет: — Возьми его, и езжай со мной. Прямо сейчас. Не думай ни о чем, ничего не бойся. Оставим их всех, весь этот проклятый город. Он у нас наше счастье украл. Так давай украдем его назад. Только для нас. Глаза Аарона горят, и Сара захлебывается тысячей разных мыслей. Привычные страхи набрасываются на нее, и она отступает на несколько шагов. Отворачивается, уставившись глазами в ровные рамки фотографий на каминной полке. Она сама смотрит на себя с этих фотографий. Улыбается счастливо. Ее свадьба. Первая годовщина. Пятая. Первый день рождения Джека… Аарон прожигает ее спину собственной болью, съедаемый страхом, что она откажет. Снова уйдет, но в этот раз навсегда, ведь больше вернуться он не сможет. Сара разворачивается, утирая соленые дорожки слез. Идет прочь, ко входу в залитый солнцем сад, где все так же шепчутся гости. Думает о Люке. Она ждала, что он явится сюда. Не боялась этого, а хотела. Хотела скандала, с которым сможет наконец разорвать болезненную связь тянущую из нее жизнь. Но он не явился. Она с пугающей ясностью знала почему. Он ждал ночи, чтобы в темноте снова кричать, обвиняя ее, Сару, в собственной неспособности принять их отчуждение. Нет, хватит. Шагая по светлому коридору, она уверенно бросает через плечо: — Заводи машину. Аарон только кивает. А его сын весело смеется, бросаясь к маме, как только она выходит в сад. Сара подхватывает мальчика на руки, и, улыбаясь, целует его пухлые щеки. Взглядом обводит родственников и друзей, что выжидающе смотрят на нее. Ее улыбка ослепительно яркая, и Люк, встретившись с женой взглядом, понимает все без слов. Сара не говорит ничего. Ни ему, ни матери, ни подругам, никому… Развернувшись, она идет прочь из дома, слышит шаги и крик мужа за спиной. Но уже поздно. Аарон захлопывает за ними с Джеком дверцу машины, и, показав Люку на прощание средний палец, вдавливает в пол педаль газа.***
Солнце садится в бескрайнее море, переливающееся миллионами красок. Аарон сидит в воде по пояс, и соленая вода блестит на загорелой коже, когда его сын своими маленькими ладошками направляет в него потоки брызг. Сара смотрит за ними с берега, нежно обнимая округлившийся живот. Солнце садится в бескрайнее море, наполняя побережье тенями заката. Эти тени не пугают, принося с собой лишь умиротворение в ожидании нового дня. Эти тени Сара любит. А у теней Сентфора больше нет над ней власти.