Прощёное воскресенье

Рабочий час. Церковь. Ещё одна свеча отправляется на канун, несколько подслащённая тихим "прости". Совсем рядом ещё пару, горят, веселятся. И всё хлопочут шёпотом это бесшумное "прости". Он сам давно уже не святой. Грешками старается особо не святить, скелеты держит глубоко в шкафу, крепко держит... Но прошлое нельзя отпустить, проститься. И то единственное, что у него осталось, это церковь, да свечи. Прости, прости. Это всего лишь слово. Мимолётный звук для обычных людей - ничто, для давно ушедших в мир иной. Но иногда "ничто" это единственное, самое большее для тех, кто никогда больше не услышит гул автомобилей и пение милых птиц. Сейчас он поминал всех тех, кого знал, любил и ценил, этим самым "прости" с бесчувственным видом оглядываясь на величественную икону спасителя нерукотворного, единственную часть церкви, освещённую блеклым ликом солнца. Свечи не издавали ни единого звука, а в церкви сохранялась гробовая тишина, не нарушаемая даже излишками малых движений. Дэмиен вёл хоровод свечей по круговой. Издавна считается, что круг или кольцо, означает ни что иное, как бесконечность. Для церкви это было необязательной потребностью, но никто так же не говорил, что это запрещено. Да и кто его засудит. Он проводил эту процедуру изредка и как подобает давним традициям. Раз в год, в седьмой день перед Пасхой. Прощёное воскресенье. И хоть его не услышат, его не простят. Но его совесть будет чиста. Внезапный поток ветра приятно защекотал нос, и через мгновение неподалёку от священника возникла ещё одна фигура. Крупинки пыли поднялись с пола и закружились вокруг незнакомца, решившего в этот день посетить его скромную церковь. Это был приятный на вид молодой человек. Образ его облачился тенью, а макушка блондинистых волос потемнела под скудным освещением. Дэмиен знал кто это. Дэмиен ждал. Звук клацающих о плитку лакированных туфель грубо пронзил сохранившуюся до этого момента тишину, и уже через мгновение незнакомец возвышался над действующим кануном. Скрепив руки в замок, он осторожно заговорил,: — И в который раз я убеждаюсь, насколько же люди жалкие создания — усмехнувшись. Дэмиен неприятно сморщился, склонив голову в сторону. В своих ладонях он зажал ещё одну свечу, готовую вот-вот отправится на своё пристанище, но одно-единственное слово почему-то застыло у него поперёк горла, вызывая мимолётную изжогу. Он тяжело выдохнул, стараясь ответить так, словно это речь не была заготовлена на долгие годы вперёд — Ты понятия не имеешь, на что способны эти создания, закреплённые верой и правдой. Незнакомец снова усмехнулся, острым слухом уловив сомнение в чужом голосе и напряжение в знакомой речи. — Вера так же быстротечна, как и любовь... — Тебе ли говорить о любви, Каин? Дэмиен сжал ладонь со свечой, чувствуя, как скользит по шершавой поверхности натуральный воск, когда таинственный блондин поспешил ответить на его напор: — Ты слишком плохо меня знаешь, братец. В момент все неправильные чувства улетучились, и Дэмиену вдруг стало стыдно, что он позволил эмоциям взять над ним вверх. Что он проявил слабость, в частности в присутствии Каина, его, вроде бы, родного брата. Родного брата... Да разве братья могут видеться раз в год, а всё оставшееся время проводить в отречении с не самыми приятными намерениями? А быть готовыми глотку друг-другу перегрызть, чтобы добиться... Чего? Авторитета, может, власти? А главное, какой ценой... Священник разжал ладонь и посмотрел на свечу. Отпечатки его пальцев нечаянно, но сохранились, оставив совсем уж незаметные вмятины на мягком материале. Он вдруг что-то понял. Он осознал. — Сегодня Прощёное воскресенье. Дэмиен на секунду замялся, но продолжил: — Мне нужно... —снова сжал в руке воск — Мне нужно извиниться перед тобой... Вот на мгновение в глазах Каина сверкнул недобрый огонёк, словно он только и делал, что ждал, когда вновь услышит эти весьма привлекательные строки. Он громко хлопнул в ладоши, будто это было так необходимо, и резко развернулся к брату. Так нетерпеливо, подобно маленькому ребёнку, в детстве ёрзавшему на высокой кухонной табуретке, он уставился на Дэмиена заманчивым взглядом. — Да. Давай, сделай это. Извинись передо мной. Вдруг, послышался глухой стук. Это нижняя половина свечи в руках священника обрушилась на плитку. Разломалась таки. Не обратив внимания на восковую, младший также повернулся к брату. Они вдруг оказались совсем рядом. Вот, в метре друг от друга. И в первые за год Дэмиену показалось, будто никакой вражды, ненависти и отвращения не было. Словно... Словно так и должно быть. Собравшись с мыслями, он сделал глубокий вдох. Да, он делал это не первый раз. Не в первый раз он извинялся перед братом. Но почему же тогда каждый новую встречу он переживает, как первую? — Прости меня... Два слова. Тихие такие, совсем короткие. Но неимоверно важные для них обоих. А для обоих ли? Священник продолжал смотреть на брата, не боясь заглядывать в его глаза, ища в них ответа. Да, он действительно искал некого отклика. Ждал ответа. Ждал, потому что верил... Но он молчал. Каин молча стоял, ожидая от младшего дальнейших действий. Будто бы всё ему было мало. В сердце почему-то неприятно ёкнуло. Наверное, брат не понял, не расслышал. Похоже, он сказал слишком тихо, или... Неразборчиво?... Но он повторит. В последний раз, он повторит. — Прости меня, Каин. Но он молчал. Всё вокруг словно остановилось. Блеклый свет малых свеч теперь не грел, а блеск редких лучей внезапно испарился, поглощая церковь в глубокую ночь. Остаток воска в руках Дэмиена превратился в бесформенный кусок под сильным давлением ладони, не имеющий больше никакой пользы. Он вдруг часто задышал, занервничал. Неправильные чувства возвратились с новой силой, подобно стихийному бедствию, готовому уничтожить всё на своём пути. Он вдруг понял, насколько ошибался. Махнув плащом, священник собрался как можно скорее удалиться подальше от незнакомца. Но, пройдя некоторое расстояние, снова остановился. Он не мог оставить всё вот так. Отпустить Каина, чтобы в следующем году всё повторилось с тем же успехом? Или продолжать бороться с собственной совестью, словно всё это - его вина, его заслуга, такие отношения с братом? Нет, нет. Довольно. Он грозно развернулся, откинув кусок воска в сторону. Его голос нервно подрагивал. — А знаешь, братец. А ведь это не моя вина. — в носу неприятно защипало — Не моя вина, что мы видимся раз в год. Не моя вина, что готовы убить друг-друга, только скажи. Не моя вина, что мы враждуем. Не моя, - твоя. Твоя вина. Они вдруг снова оказались рядом, совсем близко. И только сейчас Дэмиен понял: этого не должно быть. — Ты приходишь сюда... С тех пор, как только узнал, что это возможно. И каждый год, в этот день - единственный день, когда я могу почувствовать... Могу представить, что мы в самом деле близкие друг-другу люди, ты приходишь ради... Ради чего? Дэмиен в момент оказался около Каина, хватая его за грудки. — Ради чего ты приходишь, Каин? Ради извинений? Я извинился. Сотни раз извинился, Каин. Но ни разу в жизни я не слышал от тебя того же. Неужели, это настолько сложно? Или я пока недостоин такой чести, а? Недостоин и толики твоего внимания. Недостоин тебя. А знаешь почему? Знаешь, почему тебя не интересует, что чувствуют окружающие тебя создания? Знаешь, почему ты бы никогда не посвятил мне эти два невесомых слова? Потому что ты эгоист, Каин. Чёртов сухарь. Чувствуя, как из глаз вот-вот навернуться слёзы, Дэмиен слегка оттолкнул брата, отпустив воротник синего пиджака. Он почти закончил, да. Но последние слова у него всё таки имелись. — Даже если бы мы больше не увиделись, Каин, я бы продолжил ставить за тебя свечи, каждый год, в седьмой день перед Пасхой... — он с отчаянием взглянул на брата. — А ты бы... Ты бы поставил за меня свечку? Ты бы попросил у меня прощения?.. Но он продолжал молчать. Это были последние слова, которые сказал Дэмиен перед тем, как уйти.