Ход конем

Сначала показалось, что работа двигается достаточно быстро. Они открывали одну за другой папки с делами, что принес им Лисичкин. С какими-то быстро определялись, стоит ли дальше их изучать. С какими-то приходилось возиться чуть дольше, обсуждать вслух. Но дел оказалось достаточно много, чтобы они засиделись до темна. - Что-то у нас в этот раз одна бумажная работа. – вздохнул Смолокуров, глядя на две неравные стопки. Одна, большая по размеру, покоилась на диване. Это были дела, которые точно по каким-то характеристикам не подходили. Другая, меньшая, лежала у него на столе. - Да уж… и предыдущее изучение бумаг прошло впустую. – напомнила Анастасия, стоя у его стола и разглядывая обложку верхней папки. – И прям даже страшно браться за эти дела. Вдруг опять все зря. Вопреки своим словам она упрямо протянула руку к верхней папке, но Тарас остановил ее: - Не надо. Хватит уже на сегодня. И так все эти дела в голове смешались. Оставим до завтра. Возьмемся с утра, с новыми силами и свежей головой. Пойдем-ка – домой тебя провожу. А утром все началось по новой, но уже несколько иначе. Они принялись за более тщательное изучение каждого дела. Но не успела и пара папок перекочевать в другую стопку, как в их кабинете снова появился визитер. Впрочем, на этот раз уже вполне известный. Пристав Скворцов Леонид Саввич собственной персоной. На этот раз не было ни пряников для Смолокурова, ни улыбок и милой болтовни для Анастасии. Он крайне сдержанно поздоровался. - Чем обязаны, Леонид Саввич? – Смолокуров с откровенным недовольством посмотрел на своего коллегу. Мало им что ли было того, что в деле наблюдались одни неясности да вопросы? Еще и этот субъект весьма навязчиво пытается влезть в расследование. - Вчера по приказу полковника Лисичкина у меня изъяли пару нераскрытых дел. Сказали, что для вас. – сухо ответил Скворцов. – Пришел узнать, в чем причина. - Причина? – переспросил Тарас. Очень он хотел бы узнать причину визита Скворцова. – Полагаю, что если бы вам необходимо было знать причину, то вам ее всенепременно назвали бы. - Это имеет отношение к ограблению графини Н-ской? – вдруг прямо рубанул Скворцов. - С чего вы это взяли, Леонид Саввич? – поинтересовалась Анастасия. Все симпатии, которые когда бы то ни было вызывал у нее этот человек, улетучились. Она больше не видела в нем Смолокурова, каким он мог бы быть несколько лет назад. - Ну… вы же его расследуете сейчас. – как-то туманно ответил пристав Скворцов. - А, может быть, мы это дело уже раскрыли. И сейчас занимаемся чем-то совершенно другим. – Анастасия склонила голову на бок, наблюдая его за реакцией. - Так ведь… не раскрыли… – это прозвучало еще более туманно. - А вы откуда знаете? - Так я и не знаю. – он вдруг отрицательно замотал головой, словно хотел забрать свои предыдущие слова назад. – Спрашиваю вот. Не раскрыли… еще? Анастасия хмыкнула вместо ответа. Если бы они это дело раскрыли, то это, конечно же, не составляло секрета. И уж точно бы об этом факте узнал не последним. Почему же начал отпираться? - А если даже дело графини Н-ской является причиной, по которой у вас изъяли дела? – задумчиво проговорил Смолокуров. – Что же тогда? - Так тогда мои дела изучать не надобно. – на этот вопрос пристав Скворцов ответил более охотно и совершенно внятно. – Они к ограблению графини дела иметь не могут. Не имеют с ними ничего общего. - А о чем у вас дела-то были? – Тарас перевел взгляд на стопку с делами, словно на каком-то из них могло быть написано прямо снаружи, что его вел Скворцов. - Одно об ограблении купца, там икона какая-то пропала. А второе о краже картины, пару месяцев назад. Это как раз один из знакомых графини Н-ской. Картину у него украли особо ценную какую-то. Я, право, в этом мало разбираюсь. «Как и я» - чуть было не ответил Смолокуров, но вместо этого снова вперился взглядом в Скворцова: - И что? - Так я и говорю, никакого отношения к графине не имеют дела эти. Только время свое на них зря потратите. Не про драгоценности же. И воровали в домах, а не на дороге. Одно дело – икона или там картина какая, а драгоценности… Он все же стушевался и замолчал, сжав губы. Смолокуров продолжал на него смотреть, словно ожидая продолжения объяснения. Тарас, как ни странно, помнил эти дела. Точнее, помнил дело про икону. Они с Анастасией долго спорили, может ли оно быть им полезно, имеет ли смысл дальше его изучать. И в конце концов решили все-таки оставить пока. Дел с картинами было несколько, которое из них вел Скворцов, они особо и не смотрели. И их вообще оставили все. Поэтому говорить, что дела Скворцова не имели отношения к ограблению графини, пока было опрометчиво. А вот почему пристав Скворцов хотел их убедить в обратном – оставалось пока совершенной загадкой. Молчание несколько затянулось. Но Анастасия вдруг встала из-за стола, задумчиво обошла вокруг Скворцова, расслабленно уселась на диван возле стопки ненужных дел, стукнула по ним пальцами. - Тут, Леонид Саввич, не вам, видите ли, решать. – в ее голосе за некоторой напускной простотой послышалось нечто вроде угрозы. – Что тут имеет отношение к нашему делу. Что не имеет. Не вам решать. Если только… - она вдруг подалась вперед. – Если только вдруг вы знаете об этих делах нечто большее, чем в них написано. И снова пауза. - Да что вы такое… Анастасия Андреевна. – глаза Скворцова забегали по кабинету, не зная на чем остановиться. – Да как… да я… так там же все есть… - Вот тогда, Леонид Саввич, мы здесь будем решать. – Смолокуров тоже поднялся из-за стола. – А ежели вопросы возникнут, то всенепременно к вам обратимся. За помощью. - Поможете? – после очень небольшой паузы спокойно и весьма холодно поинтересовалась Анастасия. – Если попросим? - В-в-всенеп-пременно. Готов… всегда. – заикаясь ответил Скворцов, пятясь к двери. – Н-не буду больше… мешать… - Странно как-то. Тебе не кажется? – спросила Анастасия, когда за дверью затихли шаги Скворцова. - Кажется. – согласился Смолокуров. – Только я пока понять не могу. То ли он так за свои дела держится и все еще таит обиду за то, что ограбление графини мы расследуем. То ли у него другой какой интерес. - Может, он что-то знает? – предположила Анастасия. - О драгоценностях графини? - Вряд ли о драгоценностях. – она отрицательно покачала головой. – Скорее об этих своих делах. Но дальше про Скворцова разговор не пошел, и они углубились все-таки в изучение дел. Тут все было не как с изучением бумаг по преступникам и всяким ювелирам. Тут надо было подробно все читать. Они что-то обсуждали, спорили, раскладывали папки с делами по разным стопкам, пытаясь как-то их сортировать. Заканчивали с одним делом и вроде переходили к другому, но потом возвращались к прежнему. Снова что-то читали, обсуждали, перекладывали папки. И так до самого вечера. В какой-то момент Анастасия обессиленно опустилась на диван, откинулась на спинку, прикрыла глаза рукой. - Устала, душа моя? – Тарас тут же оказался рядом. Коснулся плеча, поправил непослушные локоны, прижался губами к виску. - Мне все время кажется, что мы что-то упускаем. – начала было Анастасия, но замолчала. – Угу, устала. – призналась она, прижимаясь к плечу Смолокурова, чувствуя, как его сильные теплые руки обнимают ее, прижимают еще ближе. Хотелось послать к черту и это расследование, и все остальные вместе взятые. И остаться в этих руках навсегда. Смолокуров прикрыл глаза. Ему, можно сказать, жгла душу (ногу? сердце?) маленькая бархатная коробочка, которую он таскал в кармане со вчерашнего вечера. Сам не знал, зачем держал ее в кармане. Мог бы спокойно оставить дома до нужного момента. Но нет – упрямо везде таскал с собой. Может, и не зря таскал? Вот сейчас. Прямо сейчас. Такой момент. Достать из кармана и… Нет – сказал сам себе Смолокуров. Собрался все делать, как полагается – делай как полагается. И ничего не придумывай больше. - Ты помнишь, что завтра ужинаем у нас? – Анастасия оторвала голову от его плеча. - Еще как помню. – кивнул Смолокуров.   - Что с тобой сегодня? – Анастасия легко коснулась руки Смолокурова. – Весь день сам не свой. Они ехали в коляске извозчика на ужин в дом Семагиных после тяжелого рабочего дня. Им опять не пришлось ни с кем встречаться. Не пришлось никого допрашивать. Не пришлось никого ловить. Не пришлось искать улики. Они второй день изучали дела, которые привез им полковник Лисичкин. Весь день пытались найти самые похожие, найти между ними связь. И вроде бы что-то вырисовывалось, но в цельную картинку никак не складывалось. Так, одни обрывки, кусочки. И весь день Смолокуров был какой-то нервный. То каждые пять минут смотрел на часы. То замирал в задумчивости, глядя в никуда. - Что не так? – Анастасия заглянула ему в глаза. - Да ничего. – буркнул пристав, погладив ее по руке. – Устал просто. Бумаги эти… ищем непонятно что. Конечно, он кривил душой. Дело было вовсе не только и не столько в бумагах, а снова в той маленькой бархатной коробочке, что лежала у него в кармане. Он все давно решил для себя. И Настиным согласием заручился. И от Ардашникова, можно сказать, получил едва ли не благословение. А сейчас он ужасно злился на себя самого, тщетно пытаясь понять, отчего же было так… страшно? Другого слова кроме «страшно» почему-то не находилось. Он уже десять раз успел передумать – как и когда надобно было бы сделать Насте предложение. И каждый раз предыдущее решение казалось до безобразия дурацким и неправильным. Сейчас он думал о том, что надо было делать предложение вчера, когда она прижималась к его плечу. Но – нет, он же решил все делать правильно. А правильно – это, собственно, как? До того, как кольцо оказалось в его кармане, все виделось как-то проще. Он же ведь все решил, все продумал, речь, можно сказать, приготовил. Вроде бы. Отчего же сейчас он так мандражировал? Даже когда он пришел к ее балкону, чтобы признаться в любви, ему и то было не так страшно. Может, потому, что признание на тот момент ни к чему его не обязывало? Он же вовсе и не знал тогда, какой получит ответ. Он просто нырнул тогда с головой в омут, надеясь хоть как-то выплыть. Отчего же сейчас не нырнуть? Смолокуров посмотрел на Анастасию. В ее глазах было беспокойство, но они был такими теплыми, лучистыми. И страх, и злость начали отступать. Ужин был великолепный. Арина расстаралась на славу и сейчас то и дело получала заслуженные похвалы, пунцовея от смущения. За столом царила совершенно непринужденная, живая обстановка. Все поднимали тосты за Ардашникова и его удачное «воскрешение». Все болтали и смеялись. - Ну, позвольте и мне сказать. – Смолокуров кашлянул, скрывая смущение, и поднялся с бокалом в руке. – Повидал я на своей службе немало историй. Удивительных, странных, смешных. Разных. Но подобной вашей, Андрей Константинович, право слово, не видал еще. А еще… никогда я не встречал девушки, подобной вашей дочери. – Тарас вдруг поставил бокал на стол. В комнате моментально повисла тишина. Даже Арина, в очередной раз зашедшая зачем-то, замерла в дверях. Смолокуров отодвинул стул, обошел стол и подошел к Анастасии, сидевшей напротив него, протянул руку, помогая встать. Она подняла на него широко распахнутые глаза, в которых плескалось волнение и смущение. Смолокуров повернулся к Ардашникову. – Андрей Константинович, дерзостно прошу у вас руки вашей дочери. Люблю ее больше жизни. – он снова повернулся к Анастасии, вытащил из кармана ту самую бархатную коробочку. – Душа моя. – он на мгновенье замолчал, подбирая слова. Он позабыл все, что собирался сказать, хотя придумал накануне такую речь, что самому понравилось. О том, какая она удивительная. О том, как сильно он ее любит. О том, как хочет провести всю свою жизнь именно с ней. Помнится, он собирался опуститься на одно колено и протянуть ей кольцо. Но сейчас он был не в силах просто отпустить ее руку, которую все еще держал в своей. Казалось, что едва он это сделает, как все вокруг исчезнет. Не будет больше ее рядом. Ничего больше не будет. – Душа моя… - он так и не смог подобрать слов, но она все прочитала в его глазах. - Я согласна. – выдохнула Анастасия. Она видела, как в тот же миг во взгляде Тараса блеснуло торжество, а следом за ним появилось что-то новое. Названия этому она пока еще не смогла подобрать, но оно согревало душу, заставляло сердце сжиматься. Смолокуров плохо помнил окончание вечера. Ардашников, конечно же, благословил их. Беседа за столом еще более оживилась. Все поздравляли их с Анастасией, желали счастья, поднимали тосты в их честь. И сам Смолокуров тоже участвовал во всеобщем веселье. Благодарил, смеялся и шутил вместе со всеми. Но ему казалось, что с того самого момента, как Анастасия дала свое согласие – прилюдно, официально – он как будто бы раздвоился. И одна его часть пила, ела, смеялась вместе со всеми, а вторая так и осталась стоять, держа Настю за руку. Больше всего хотелось прижать ее к себе, подхватить на руки, унести прочь, зацеловать, заласкать, навсегда оставить в своих объятьях. Но приходилось лишь смотреть, иногда касаясь руки. Он надеялся, что хотя бы на прощание получится украдкой сорвать поцелуй с ее губ. Однако, и тут все пошло не так. Их совершенно не спешили оставить наедине. И прощание получилось каким-то очень скованным, через чур официальным. Единственное что смог позволить себе Тарас – удержать ее пальцы у своих губ несколько дольше, чем то предписывали приличия. Смолокурову не спалось. Что было, в общем-то, совершенно неудивительно. Несколько раз он проваливался в сон, но прошедший вечер рождал в голове такие сумбурные сновидения, что впору было и не засыпать вовсе. Впрочем, мысли и, с позволения сказать, фантазии Тараса тоже были очень похожи на его сны. Так что было и непонятно вовсе, что из этого лучше – спать или не спать. Промаявшись так несколько часов, он еле дождался даже не рассвета, а лишь намек на него, встал, умылся холодной водой и вышел из дому. На улицах было непривычно тихо, только дворники уже то тут, то там мели улицы да слышалась оживленная возня в пекарнях и булочных. Поеживаясь от ветра, Смолокуров хотел было немного прогуляться, но вдруг передумал. Работа – вот что должно было отвлечь его. Зайдя в участок, он приветственно кивнул дежурному уряднику, сонно потягивающему горячий ароматный чай. Тихо. Никого. Как раз поработать с бумагами. Смолокуров открыл дверь кабинета и остановился на пороге, как вкопанный. За своим столом, склонившись над одним из дел, сидела Анастасия. - Душа моя. – удивленно позвал Тарас. – Ты что здесь так рано? Анастасия подняла на него широко распахнутые глаза. Казалось, что она совершенно не ожидала его здесь увидеть. - Тарас… мне что-то не спалось. – вдруг заговорила она, поднимаясь из-за стола. – Понимаешь, я все думала об этих делах. Мне все время казалось, что мы что-то упускаем. Я решила, что надо… Оказавшись рядом со Смолокуровым, лицом к лицу с ним, она вдруг запнулась и замолчала. О делах, значит, она думала. О каких делах? В глазах пристава опять плескалось то новое выражение, которому она еще не придумала названия, но к нему сейчас примешивался и некий упрек. - Мне не спалось. – она пожала плечами и вдруг смущенно опустила глаза. - И мне не спалось. – отозвался Тарас, аккуратно обхватывая ее талию руками, медленно притягивая к себе. - Я думала о… нас. – призналась Настя, чуть краснея. - И я. – кивнул Смолокуров, прижимая ее к себе еще крепче. – Я не хочу тянуть со свадьбой. - И я… только… пост же начался. Кто же нас обвенчает сейчас. Тарас видел, как вздымается ее грудь в такт прерывистому дыханию. - Пост? – зачем-то переспросил он. В памяти услужливо всплыли недавние Масленичные гулянья, а потом история с Бурмаковским, который пытался обвенчаться со своей возлюбленной как раз в пост. – Ну, значит после поста. - На Красную горку? – Анастасия наконец подняла на него глаза. Красная горка – самое время для свадеб после Великого поста. И ждать, вроде бы, не так чтобы очень долго. - Да хоть бы и на Красную горку. – согласно кивнул Смолокуров. – Найдем день, когда… Он не договорил. Руки Анастасии легли на его плечи, и он уже не смог вспомнить, что именно хотел сказать. Зато в памяти всплыло ее обещание, данное после той странной рождественской ночи, что они провели вместе. «Скоро все время будет нашим». Дождаться бы этого времени – казалось ему тогда. А теперь вот можно было вполне поверить, что время это не за горами. И было сейчас единственное желание – прижаться губами к ее губам, что он немедленно и сделал.