More than anything

Узкие коридоры отеля как никогда становятся уже, стены медленно сдвигаются, издают звуки треска, ломки, опадающей из-под обоев плотного слоя побелки, крошатся белыми колючими хлопьями с легким, поднимающимся вверх дымом, давят, звонко ноют при каждом толчке и ломаются. Душит, сжимает страхом и отчаянием, воздух пропитался чем-то до тошноты влажным, горячим и головокружительным. Оно изводит и достигает своего финального акта, где стены схлопываются резким ударом после натянувшегося напряжения, как ржавая струна, что наконец порвалась, раздавшись секундным «криком», прежде чем остаётся металлическое послевкусие и тяжкое осознавание происходящего. Адама трясёт, лишь с той секундой осознания, что стены то стоят на месте, идеально сконструированные и исклееные плотными багровыми обоями в сочетании со всей гаммой отеля. Юноша мог бы гордиться своими трудами, вложенными средствами и усердством при оформлении создания своей скромной обители мечтаний и надежд, что вот-вот разрушится уже меньше чем через 24 часа, но адорождённый чувствует всё наростающий страх, медленно поступающий по сосудам, от ног к мозгу, готовый взорваться, испепеляющий нервные окончания, лопающиеся, как большая копна шариков без цвета и красок, испачканный чернилами и вонючей кровью завтрашних трупов на тарелках ангелов-истребителей. Адам чувствует, как его тело медленно разрезают на кусочки идеально-вычащенными столовыми приборами с отблеском чистого серебра на концах вил, где ножиком для мяса, согласно этикету, его будут точечно-нежно превращать в стейк, и юноша знает, что это будет мучительно и невыносимо. Рай слишком идеален, чтобы порвать его кожу, проткнуть её и разделить как свинью на адской бойне. Рай не ад. Они и убивать будут «идеально», с лёгкой перчинкой, которую они скроют, а прожарку они заменят тушеванием. Они не адские отродья, на раскалённой сковородке жарить до корочки они не станут, они опустят в кипящую воду и сварят, изредка приоткрывая крышку, давая маленькие секунды. Пожалуй, они назовут это «милосердием», ведь они чисты. Даже убивать они будут добросовестно. Так они считают. Так причитала Чарли Шарлотта, с неизменно ангельской улыбкой напоминая, что ангел здесь она, а Адам — блядское порождение Лилит и Адама, где последний и вовсе ушёл на последние 7 лет в неизвестное направление. Адаму страшно и тот срывается, смотря на небольшие фотографии на двери комнаты, приближая свой расфокусированный из-за слёз взгляд на очертания друзей, матери и… — Адам? Всё хорошо? — Лют спрашивает тихо, осторожно, словно пытаясь подманить к себе раненого пса, готового обороняться, ведь его уже обидели когда-то и обидят снова. Демон смотрит вниз секунд 30 точно, ощущая до невозможности сильное желание прогнать её, попросить уйти, умолять не всматриваться в это слабое, никчёмное лицо с размазанными слезами на щеках. Сейчас он хочет этого меньше всего. Его разрывает и он теряется. Лют понимает и без слов, не засматривается на силуэт в полумраке, она знает, что услышит всхлипы, знает, что увидит слёзы. Знает, что он не сломан, но глубоко внутри испуган за дорогих ему людей, которых он смог приобрести. Лют не собирается идти вперёд, она даёт личное пространство и ощущение, что он не стиснут маленьким пространством с острыми шипами и колючей проволокой. Она знает, как никто другой, как это больно — лишиться всего, особенно, когда тебя этого лишают. Она знает. Она и рай это знают. — Л-лют…извини…я.мне так страшно…потерять всех вас…потерять все…— он тихо бьёт кулаком об стену, лёгким надавливанием костяшек на твёрдую поверхность с глухим стуком кожи об тканевое покрытие. Под ногами пол расстекается густой лужей с запахом мяса, от которого тошнит, так не пахнет даже в городе каннибаллов, это намного хуже. Это мясо гниёт со считаных секунд, плавится как воск и издаёт бульканье с предсмертными криками. Оно размазывается по земле и превращается в сгнивший пластилин без возможности собрать фигурку опять. Адам видит в этом тела своих друзей и вот-вот стошнит на пол, украсив свои страхи желчными потоками организма. Ему дурно. Страшно…

«You've already done so much»

Лют нежно всматривается в образ Адама и стоит неподвижной статуей по середине коридора, глазами смотря в затемнённое лицо возлюбленного, потерявшего остатки веры в себя. Яркая лампа сзади девушки освещает её фигуру и создаёт ассоциации с самым настоящим, тем самым ангелом, в руках которого можно уснуть вечным, счастливым сном, без крови и войны, без смерти и боли, где в её руках целые времена года и яркое солнце над головой. Всё в точь, как рассказывала мать, когда сын был ещё невинным юнцом, приходящий к Лилит, когда та рассказывала чудные истории о рае, счастье, о своих стремлениях и мечтах. Где всем есть искупление и радость. Тот рай, о котором грезила мать и отец, и которого хочет достичь Адам.

«So many lives you've changed

So many souls you've touched»

Она идёт тихим шагом, напоминающим рассказы мамы о мягкой и яркой траве, по которой можно бегать босиком, и Адам видит в Лют что-то воистину божественное, обернутое в чуть вульгарные одеяния и скрытое под израненным небесами сердцем. Спустившись сверху в ад, её душа осталась по прежнему чиста, пусть и имела через чур пылкий нрав, оточенный за столько лет в кровопролитном бою, её улыбка могла ослепить сиянием тысячи звёзд на небе, и каждый раз, каждый, принц ада готов приподнести для неё все, за каждый вздох и улыбку.

«And in the end, if it's only me you've saved»

В день, когда Адам встретил раненого «грешника» (как ему тогда казалось), тот день, когда он показал ей, как умеет играть на гитаре, тот раз, когда он рассказывал ей истории о своих приключениях и план по возвышению на небеса. Те разы, когда она хотела прибить его, ставила на место, ругала и отчитывала — всё это наполняло сына Люцифера счастьем. Каждый прожитый с ней день в аду казался настоящей утопией.

«There's something that I've been dying to say»

Переплетённые вместе пальцы обжигали чувствами и дрожью, умеренной сладость и прохладой успокоения. Её Его глаза сияли драгоценными камнями и освещали весь узкий коридор, ставший слишком огромным для сына падших и изгнанного ангела, рождённый в огне и перерождённая в пепле нашли луч в руках друг друга и пылающий пожар в сердцах.

«More than anything»

«More than anything»

В конце концов, они совсем справятся. Они найдут решение. Они покорят небеса, спасут ад и пройдут новый этап жизни после смерти.

«Need you to know I love you more than anything»

Вместе. От смерти до смерти.

«More than anything»

Лишь коридоры отозвали эхом тихие звуки поцелуев.