Книга ненаписанных историй

Ну, вот я и на территории лагеря орков! Никогда не думал, что попаду сюда. Если честно, я всегда надеялся, что, наоборот, никогда в такое место не попаду. Но жизнь — такая непредсказуемая штука… Хотите знать, что из себя представляет орочий бивуак? Не знаю, как в начале войны, а сейчас, в самый ее разгар, то же самое, что и любой другой лагерь: ряды палаток из подручного материала, одна, самая большая и красивая, — обиталище лидера, несколько лобных мест, по одному большому и несколько маленьких арсеналов и продуктовых складов и толпа шарахающихся без дела в ожидании очередной битвы воинов. В лагере Кровавых Клинков по списку было все вышеперечисленное, кроме толпы орков. Вместо нее (толпы) среди пустых палаток бродил мутный типчик, явно человек, облаченный в странный наряд черного цвета. Самым странным в его костюме был то ли мешок, то ли капюшон, полностью закрывающий лицо, с прорезями для глаз. Компанию ему составлял полукозел, примостившийся на тюке возле фургона. Третьим был Крюк-Жор. — А где же все остальные?.. — спросил я у вождя. — Да, я тут последний остался… — разравнивая пыль деревянной ногой, поведал мне лидер. — Значит, я буду соревноваться с тобой? — я сделал соответствующий вывод. — Нет, — огорошил меня своим ответом орк. — Ведь нужен судья. — Стало быть, за неимением противника, я одержу победу без борьбы… — задумчиво проговорил я, и не мог не признать, что сей факт меня вполне устраивает. Я даже позволил себе улыбнуться. Так и стоял с улыбкой, застывшей на губах, когда за моей спиной раздался голос, который я меньше всего рассчитывал услышать: — Рано радуешься! — О, Цаци, какая встреча! — я обернулся навстречу той, кто, по моим подсчетам, должна была лежать на дне морском. Или хотя бы на больничной койке в Главном Госпитале Наскалья. — Ты что, набрала пару килограммов? Но Ма-Цац пропустила мое приветствие мимо ушей и обратилась к Крюк-Жору: — Этот человек принадлежит мне! Я заберу его к Верховной Ведьме! — Ты не можешь просто так забрать его, он — воин! — ответил орчихе вождь, чем несказанно меня порадовал. А Ма-Цац огорчил: — Что за чушь?! — Мои щит, шлем и меч с тобой не согласны… — я подал голос в свою защиту. — Еще как согласны! — не поддержал меня щит. — Ты не воин! — согласился с ним шлем, и только меч яростно рвался из рук: — Чего ты ждешь? Сдери с нее шкуру! — Он — воин, — тем временем вдалбливал орчихе вождь. — Он вошел в наш лагерь, чтобы участвовать в боевом состязании в честь Жмылькля. Пока состязание не завершится, он под моей защитой. — А поскольку у меня нет противника, это состязание продлится еще о-о-о-о-очень долго, — ехидно хихикнул я, и тут же понял, что не стоило этого говорить, потому как противник у меня сразу же появился. Им изъявила желание стать Ма-Цац. Вождь поманил нас рукой, и мы прошли к утрамбованной площадке между палатками, почти у ворот, с одной стороны которой располагался вдавленный в землю деревянный щит размером с коврик у двери и деревянный же чурбан, заостренный с одной стороны, с намалеванной идиотской рожей, точно ярмарочная фигурка, и перетянутый ремнями так, что с одной стороны имелась ручка, как у чемодана. — Итак, состязание начинается! — объявил судья Крюк-Жор. — Противники соревнуются в трех дисциплинах: сила, ловкость и скорость. Вы можете пройти испытание в любое время. Кто покинет лагерь, будет дисквалифицирован… — И станет моей добычей! — вставила Ма-Цац, чуть ли не урча от удовольствия и явно упиваясь своим превосходством. То есть совершенно не принимая меня в расчет. — Сегодня мой счастливый день! Вечером ты будешь болтаться на виселице, но прежде я вдоволь посмеюсь над твоим бессилием! — Первое — это испытание силы, — тем временем продолжал вождь. — Традиционный орочий вид спорта: метание «гнома», — орк указал на разрисованный чурбан. — Бросаешь «гнома» так далеко, как только сможешь. Кто дальше метнул, тот и выиграл. — То есть этот пень и есть «гном»?.. — уточнил я, оценивая масштаб трагедии. — Именно! — кивнул Крюк-Жор и предоставил право первого броска Ма-Цац. Я только не понял, почему: как соплеменнице или как женщине. Орчиха, встав на щит, с видимым усилием подняла «гнома» за ручку таким образом, чтобы его острый край был нацелен на площадку, раскачала его и швырнула. Острие чурбана, размалеванное под гномий колпак, вонзилось в землю. Крюк-Жор в роли судьи вернул снаряд в исходную позицию и вооружился мерной лентой, сшитой из носков. Я видел такие в Поркморе. Их использовали в качестве единицы измерения. Вообще во многих городах Авентазии мерой длины служит чья-то стопа. Некоторые торговцы даже заводят служащих с очень большими и очень маленькими ногами. Когда нужно купить или продать товар, они используют то одних, то других, кого выгодней. Так вот веревки, сшитые из носков, решили использовать, чтобы не было споров, чью стопу использовать за эталон. — У Ма-Цац очень хороший результат, — тем временем судья замерил расстояние от «коврика» до вмятины. — Двенадцать футов. Превосходно! — Двенадцать футов? Он, наверное, совсем не тяжелый… — предположил я. — Неужели? — хохотнула услышавшая меня орчиха. — Пожалуй, я сделаю это состязание немного интереснее… для меня… Я даю ему фору! — прокричала она судье. — Может лучше сделаешь пластическую операцию? — буркнул я, не совсем представляя, что значит столь «любезное» предложение, и очень надеясь, что вождь мне все объяснит. — Достославная Ма-Цац дает тебе фору, — так и случилось, Крюк-Жор все объяснил. — Это означает, что она позволяет тебе сделать несколько попыток в каждой дисциплине, из которых будет выбрана одна, самая успешная попытка. Если она будет лучше, чем у достославной Ма-Цац, ты победил! — Ладно, я не против… Давай сюда «гнома», — кивнул я и направился к точке «старта», надеясь каким-то образом переплюнуть двенадцатифутовый результат Ма-Цац. Увы, моя первая попытка, на которую пришлось мобилизовать все имеющиеся силы, выглядела, будто я чуть оторвал чурбан от земли и сразу положил на место. Он был невероятно тяжел! — Э-э-э… У меня, стало быть, сколько угодно попыток? — уточнил я под аккомпанемент оглушительного хохота орчихи. — Да, — орк с трудом, но сохранял серьезность. — Но только до захода солнца. Как только стемнеет, победит тот, кто показал лучший результат. — Тогда я пойду, разомнусь перед следующей попыткой, — я попытался сохранить лицо. — Иди! — в один голос милостиво разрешили мне Крюк-Жор и Ма-Цац. И я пошел разминаться. Но только не в физическом, а в умственном плане, потому что в данной ситуации у меня не было другого выбора, как сжульничать. Разумеется, прежде всего я подошел к полукозлу-торговцу. — Мое почтение! — обратился я к нему. — Кто ты такой и что тут делаешь? — Ме-е-е-еня зовут Йорг, — представился полукозел унылым голосом. — Я — коммивояжер поневоле… Я бе-е-е-ежал из Наскалья. Решил, что у орков дела обстоят лучше, чем у людей… Должен же кто-то выиграть в этой бе-е-е-езумной войне?.. Да, к сожалению, честному торговцу, вроде ме-е-е-еня, даже сотрудничество с врагом не принесло пользы. Бе-е-е-еспредел! — Почему тебе можно просто так околачиваться в лагере, а мне пришлось собрать этот хлам, чтобы меня впустили? — спросил я. — Я — торговец, торговцы нейтральны, — я еле услышал ответ Йорга за недовольной бубнежкой боекомплекта. — Мне бы немного прокачаться… Есть у тебя эликсир силы? — от личных тем я перешел к профессиональным. — На орочьих состязаниях строжайшие инструкции на счет допинга, — вздохнул полукозел. — Нарушителей бе-е-е-езжалостно… съедают. Но даже если ты и готов рискнуть, бе-е-е-ез разницы: у ме-е-е-еня даже завалящего зелья маны не осталось. Бе-е-е-езобразие! — А тот тип в капюшоне? — я указал на неторопливо продефилировавшего мимо Черного человека. — Он кто? — Понятия не име-е-е-ею! — развел руками торговец. — Кажется, вождь его знает. Он появился незадолго до тебя и с тех пор бе-е-е-есцельно шатается по лагерю. А еще этот тип сделал мне несколько подозрительных предложений… — Не нравится мне это… — я проводил глазами скрывшуюся в направлении шатра вождя фигуру в черном. — Может он шпион Мортроги, Верховной Ведьмы? — Мне уже бе-е-е-ез разницы… — не разделил моей тревоги Йорг. — Утром я отправляюсь на юг. Может там народ еще не так обе-е-е-еднел… Дальнейший разговор показался мне бессмысленным, я снова погрузился в размышления-разминку. И как-то незаметно, разминаясь, точнее размышляя, вернулся туда, откуда начал, и в крайне задумчивом состоянии, неподалеку от «Площадки для метания «гномов» налетел на характерную конструкцию. — Термитник, — констатировал я, все еще пребывая в полупрострации. — Учитывая, какими высокими они бывают, этот не очень внушительный… — Сам ты не очень внушительный! — ответили мне… но поблизости никого не было. — А-а-а… кто здесь? — естественно, спросил я, а шлем язвительно фыркнул: — Слышишь голоса в голове? Это дурной знак… — Заткнись ты! — шикнул я на шапку, внимательно прислушавшись. И услышал: — Вниз посмотри, обезьяна! — Ребята, вы кто? — передо мной в пыли чинно восседали с полсотни насекомышей. — Термиты, кто же еще? — хором хмыкнули насекомыши, а я не придумал ничего умнее, чем спросить: — Вы говорящие? — Ты только что заметил? — снова хором, точно коллективный разум, ответили термиты. — Слушай, горилла, термиты живут здесь сто тыщ миллионов лет! Думаешь, мы не научились говорить? Даже вы, обезьяны, и то справились! — Это кого вы назвали обезьянами? — возмутился я. — Людей создал невидимый волшебник восемь тысяч лет назад! И ровно столько мы говорим! — И эти приматы правят планетой… — многозначительно переглянулись букашки-таракашки, а я снова возмутился: — Какой еще планетой?! Ну, да! Правим! Человек же этот… царь зверей! — тут термиты гаденько захихикали, а я подумал, что хватит болтать о всяких глупостях. — Ребята, вы же разбираетесь в дереве, да? Почему этот деревянный «гном» такой тяжелый? — Потому что на нем сидит невидимый волшебник, — захихикали насекомыши, но потом все же выдали более правдоподобную версию. — А ты чего хотел? Это же толстенный ствол дерева! Они всегда тяжелые. — А вы не могли бы выгрызть у него сердцевину? — немного подумав, поинтересовался я. Всем же ясно, что полый внутри ствол будет полегче. — Конечно, могли бы! — ответили термиты. — А что нам за это будет? — А что вам надо? — признав требование справедливым, уточнил я, а термиты пошушукались и объявили: — Доску 1784 года из Шато-Латиф! — Это еще что такое? — удивился я, впервые слыша подобное название. — Это дерево, из которого делали винные бочки, шкафы, гробы и прочее… Тысяча семьсот восемьдесят четвертый — хороший год, дает нежный древесный букет… — пояснили насекомыши с видом родителей, втолковывающих своему неразумному чаду, почему оно не может гулять зимой в одном белье. — Вы что, издеваетесь? Где я вам его найду? — вспылил я, до сего момента считающий, что все вышеперечисленное делали просто из дерева. — Твоя проблема! — безжалостно заявили букашки. — Ну, пожалуйста! Ну, выгрызите у «гнома» сердцевину! — не особо рассчитывая на успех, я попытался надавить на жалость. — Ты не по адресу, обезьяна! — раздалось в ответ. — Мы что, похожи на группу древоточцев-социалистов? — Да, тролль вас знает! Вас же не видно! — огрызнулся я и отправился искать деревяшку. На этот раз поиски привели меня к самой большой палатке в лагере — шатру вождя. Из нее как раз выходил Черный человек. Движимый любопытством и подгоняемый азартом, я решил по горячим следам обследовать шатер. Вдруг удастся что-нибудь разузнать о шпионе. Или просто удастся что-нибудь разузнать. — Нейт! Что ты здесь делаешь?! — оглушил меня с порога удивленно-радостный вопль Вильбура. Подвешенный к центральной потолочной балке за ноги, связанный полурослик болтался как раз на уровне моего лица. — Спасаю твою полуросличью шкурку… — тихонько, с намеком, ответил я. — А-а-а… — понизив голос, обыденным тоном заявил Вильбур. — Ну, тогда пошли… — А я думал, что ты впечатлишься хотя бы тем, что я просто не слинял… — разочарованно протянул я, ожидая несколько иной реакции. — Ты что, серьезно мог меня бросить? — похоже то, что я сказал, для полурослика реально было откровением. — Нет… — поспешно залопотал я. — То есть не то, чтобы совсем уж бросить… Просто проникнуть сюда было довольно трудно… Мне пришлось достать меч… и щит… и… там были земляные гоблины… и еще драконы… и… — Я знал, что ты спасешь меня! — перебил меня Вильбур. — Правда?.. — это было откровением уже для меня. — Да ведь в тебе это было все время! — уверенно заявил мелкий. — Нужен был только повод, чтобы его пробудить! — Что пробудить? — непонимающе насторожился я. — Твое мужество, — довольно улыбнулся Вильбур. — Оно у всех есть, но немногие осмеливаются его показать. Быть настоящим героем непросто. — Да, ладно тебе, Вильбур! — я прямо засмущался. — Хорошо-хорошо, успокойся, — подмигнул мне полурослик. — Лучше развяжи меня! — Не могу, — сокрушенно развел руками я. Настало время сказать правду. — Сначала я должен победить в состязании. — В каком еще состязании? — изумленно захлопал глазами Вильбур. — В состязании воинов между мной и Ма-Цац, — ответил я, главную новость приберегая все же напоследок. — Ты — главный приз! — Ого! Здорово! — в очередной раз поразил меня своей реакцией полурослик. Настолько поразил, что я даже не сразу нашелся, что сказать, а потому спросил: — Что с артефактом? — Вождь орков отнял шкатулку. Но внутрь не заглядывал, а положил в кучу награбленного, — отрапортовал Вильбур и попытался указать нужное направление. Зря старался. И без его потуг огромная куча разномастного барахла, окруженная полоской из магического порошка, бросалась в глаза. — Вождь говорит, что на полу нарисован мощный охранный круг против воровства. Надо будет что-то придумать… — Давай сначала освободим тебя, а потом посмотрим, — заявил я. — Главное, чтобы никто другой не «посмотрел» на артефакт раньше. Ты знаешь что-нибудь о типе в капюшоне, который только что отсюда вышел? — Не-а! — помотал головой Вильбур. — Но он постоянно тут шастает, хотя вроде бы не орк… — А что, если это агент Темной Армии? — высказал я свое предположение. — Если так, то нужно поторопиться и отнести артефакт в безопасное место, — пришел к одинаковому со мной выводу полурослик. — Я тоже так думаю, — кивнул я. — Жди меня здесь. Еще немного, и я смогу тебя забрать. Даже целиком, если повезет… — Только ты поторопись, — напутствовал меня Вильбур. — Мне уже некоторое время надо в тайную комнату… для маленьких магов… Еще немножко я, конечно, потерплю, но… — Понял, постараюсь, — успокоил я полурослика, и, наконец, сделал то, зачем, собственно, и заглянул в шатер — осмотрелся. Большую часть палатки, как уже упоминалось, занимала впечатляющая коллекция трофеев, результат орочьих разбойничьих набегов: разномастные ящики, коробки, доспехи, шлемы. Некоторые из последних так и содержали внутри… хм… останки некоторых частей своих прежних владельцев… Меньшая часть представляла собой личные покои Крюк-Жора и включала ростовое зеркало и диван, застеленный богато вышитыми покрывалами, с горкой подушек и корзинкой с шерстью и спицами. Лично я ожидал пару отрубленных голов и окровавленный топор. Ну, что-то в этом духе… Рядом с корзинкой лежала деревяшка причудливой формы с запиской, написанной крупными печатными буквами: «Доска 1784 года из Шато-Как-его-там». — Интересно… — задумчиво протянул я. — Какое подозрительное совпадение… Этот кусочек дерева как раз то, что я ищу… Откуда бы ему здесь взяться? — Тот тип в капюшоне положил его там, — пояснил услышавший мои размышления Вильбур. — Да? — насторожился я. — Нутром чую: нужно быть осторожнее и побыстрее делать отсюда ноги, — но деревяшку все-таки взял. Для чего бы она не понадобилась Черному человеку (или вождю орков), мне нужнее. Вернувшись к термитам, я положил перед ними дощечку: — Вот ваша доска из Шато-Как-его-там! — Шато-Латиф, — поправили меня насекомыши, погребая под собой деревяшку. Раздался негромкий треск, во все стороны полетели опилки, и почти сразу посыпались комментарии. — Как она прекрасна!.. О, это она! Какой букет! Тонкий торфяной аромат! Вы, примитивные обезьяны, не можете по достоинству оценить его, но знатоки все бы отдали за такой экземпляр! — Хорош строить из себя гурманов! — наконец, не выдержал я, когда от деревяшки почти ничего не осталось. — Выгрызите этого «гнома», наконец! — Как скажешь, — ответили термиты. — Конечно, мы могли бы вырубить орков и освободить полурослика, но ты своим обезьяним мозгом до этого не дошел. Вперед, ребята! И насекомыши дружным строем, под присказку «Ать-два, ать-два!» промаршировали к бревну и принялись за работу. — Ты такой невообразимый тупица… — поведал мне здравый смысл, и только чуть позже я понял, что это всего лишь шлем. — Молчать, у меня все под контролем! — естественно, я осадил наглеца, когда понял, что это он такой разговорчивый, одновременно наблюдая за работой букашек. Едва они с сытым видом (и заметно увеличившись в размерах) продефилировали обратно к термитнику, я, рассчитывая, что насекомыши потрудились на славу и значительно уменьшили вес бревна, объявил, что готов ко второй попытке. — О-о-о! Сейчас посмеемся! — осклабилась Ма-Цац, а судья Крюк-Жор просто объявил: — Мы готовы! Снова поднапрягшись, я значительно свободнее оторвал «гнома» от земли. Силами термитов он стал гораздо легче, но все же не настолько, чтобы я был уверен в победе. Тем не менее, я раскачал бревно и кинул… не так далеко, как орчиха. Как мне показалось. Но сравнить я не мог. Крюк-Жор засыпал и притоптал ямку от предыдущего броска моей соперницы. — Впечатляет! — оценил мой результат орк. — Он сжульничал! — немедленно объявила Ма-Цац. — А вот и нет! — выпалил я, про себя все же прикидывая: она меня попалила или ляпнула просто так. — А вот и да! — настаивала Ма-Цац. — Все равно мой бросок был дальше! — Сейчас измерим, — судья подхватил мерную ленту, которая, как мне показалось, стала чуть короче… Разумеется, я не стал заострять на этом внимания. Особенно после того, как Крюк-Жор объявил. — Хм, ну надо же! Двенадцать футов и шесть пальцев! Человек выиграл! — Этого не может быть! — взбеленилась Ма-Цац. — Значит, ты в прошлый раз неправильно измерил, старик! Зря она это сказала. Если до этого я переживал, как бы орки не обратили внимания на изменения с «износкОвой» веревкой, и судья не дал Ма-Цац еще одну попытку для замера двух результатов одним, в смысле одинаковым, гаджетом, после выкрика орчихи (особенно той его части, которая касалась возраста) Крюк-Жор не на шутку рассердился: — Молчать! Я — судья состязания! Мое слово — закон! Человек победил, Жмылькль свидетель! Дальше у нас испытание на ловкость! И вождь направился к месту проведения следующего конкурса, мы с Ма-Цац пошли за ним. — Понимаю, я выиграл, и ты жутко разозлилась, потому как думаешь, что я сжульничал, но ведь носки врать не будут. Ты тоже неплохо выступила для женщины, — не удержался я от шпильки, заставившей орчиху яростно рыкнуть. Еще бы! В первом состязании из трех победил я, а не она! Главное, чтобы оркам не пришло в голову использовать «гнома» прежде, чем мы с Вильбуром и артефактом убежим отсюда очень-очень далеко.