"Сожительство"

       Быть вампиром на побегушках у системы — это тяжело.        Особенно когда ты — тореадор.        И ещё когда твои напарники далеко не из твоего клана.        Ласково самопревозглашённая Эклер глянула капризно на трупик, валявшийся на диване в её некогда прекрасной квартире с уютным балкончиком и видом на красоты серого Санкт-Петербурга.        За окнами уже вечерело, пора была расшторивать окна. И она застыла в процессе, разглядывая это разбитое нечто.        «Недоношенный ребёнок войны…» — или как там пелось в той песне?        Вот это неоттёсанное безобразие лежало на её диване, бросив одеяло на пол и развалившись в самой безалаберной позе. Вот этот бледный мужик с растрёпанными секущимися волосами и извечной трёхдневной щетиной обитал в её доме время от времени.        Бруха, бешеный боец. Сколько битв за территории и покой они закончили бок о бок. Сколько знойных и дождливых дней она впускала обездоленного бродягу, донашивающего за своими жертвами одежду.        Уже почти семьдесят лет… Они столько знают друг друга, чтобы быть больше, чем незнакомцы. Но трудно сказать, какова их категория отношений сейчас. Нет, они не нравились друг другу романтически, и он не мог привязаться к Эклер. Они скорее были странной смесью коллег с друзьями.        Они содержали клуб, вчетвером, вместе с ещё двумя товарищами, с которыми делили место жительства: старый и уродливый носферату, который в подвале морга держал серверные и майнил биткойн; солидный мужчина под сорок лет, в аккуратных костюмах, брендовых наручных часах и без совести лгущий. Как можно было так легко лгать о больших деньгах троим коллегам — неизвестно. Но он обвёл их всех, пока не сдал себя совершенно случайно — сказав в лоб после дикой ночки погонь за похищенной звездой.        Помимо того случая, когда Василию сильно не повезло в борьбе с вооружёнными охранниками и враждебным соклановцем, были ещё тысячи таких ситуаций, где они непременно были единой командой. И это не смотря на капризы Эклер и удивительно рассудительную безбашенность Васи.        А если опустить бои, преследования и важные собеседования…        У них была и бытовуха…?

***

       — Васенька, лапушка, — женщина припустила солнечные очки, которые непременно хотела надеть на ночной выход. А покошенный и неопрятный Василий стоял перед ней сутулым шкафом. И его угрюмая аура её совсем не смутила — золотая свадьба их знакомства, всё же. — Я ща с подружками пойду в клубик. Если будет какой красивый мальчик, то домой вернусь к следующей ночи. А ты пока возьми моющее средство из шкафа и помой ванную. Немного на шов и не смывать пару часов. Знаешь же?        — Тц. — Недовольно буркнул он, переступил с ноги на ногу и вздохнул, направившись к шкафу с бытовыми средствами. А вампиресса, предовольно хихикнув, пошла на выход, цокая каблучками.

***

       — Ну, давай, ты же самый сильный из нашей четвёрки. Тебе трудно поднять диван? Тем более тот, на котором ты будешь спать?! — уговаривала она бедолагу, который и так был постоянно в странном болезненном состоянии. Будто грипп, от которого нет излечения.        — Закажи доставку. — Буркнул в ответ бруха и перевалился на другой бок на скудной диванной постели.        — Я и так последние деньги отдала на эту софу! И ты предлагаешь отдать ещё?! Вот спасибо! Больше на моих диванах не спишь! — забесновалась она от капризной досады. Ей хотелось приберечь денег ещё и на клуб, где гулял новый наркотик. Да. Тореадоры слишком уж любят новое. А брухам положено быть мятежными и страстными к происходящему. Но этот был просто… Другой. Замученный вампирской жизнью, бедностью, болью и войной.

***

       Тишина. На руках настыл жгучий холод. Не то, чтобы у неё вообще было тёплое тело, но влажные руки в таком состоянии казались ледяными.        Она всхлипывала и подвывала, смазывая макияж слезами и прикушенными костяшками. Как призрак, замученный в четырёх безразличных стенах.        Ей больше не нравился её дом, её улица и город. Ей больше не нравилась её внешность: губы, волосы, ногти и платья.        Потому что это были атрибуты насильницы-кровопийцы. Такой мерзкой. Такой гадкой.        Она этой ночью укусила человека силой. И не одного. Это было против всех её моральных устоев, компасов и карт. И теперь вина разливалась ядовито по жилам вместе с вампирской кровью. Тореадорам положено соблазнять, получать право кусать… А вышло так неизящно…        Дверь входная открылась, зазвенели ключи. Эклер вздрогнула, встала с могильно-холодного пола у балконной двери, стала утирать глаза в попытке избавиться от свидетельств своих слёз. Но лишь размазала тени и тушь со стрелками по белой коже.        Накинула мягкий розовый халатик на плечи и побрела в сторону своей спальни, чтобы не нарваться на чужой взгляд.        Но вот незадача: её опущенный взгляд уткнулся в плечо в пыльном аддидасе. И они встали, как вкопанные. Пригвождённые.        Секунды вытянулись в тяжкую бесконечность. Молчание, отсутствие вздохов, холодная рука на ручке двери в узком коридоре квартирки.        И вот. Нос уткнулся в пыль. Заплаканные глаза распахнулись в секундном удивлении. И позже зажмурились с новым всхлипом. Олимпийку сжали бледные тонкие пальцы с алыми ногтями. А на шоколадного цвета волосы легла большая грубая ладонь, изъеденная химикатами и тяжёлым трудом.        Ласково самопревозглашённая Эклер, крича от едкой горечи и вины в грязную ткань, стала понимать, что симпатичная бармейд из любимого клуба начинает терять свою успокаивающую актуальность для неё.

***

       Вздохнув, вампиресса подхватила брошенное одеяло и накинула на широкие плечи, на которых её же стараниями была новая футболка от Lacoste. И села рядом с напившимся проспиртованной кровью вампиром, почти что не брезгливо вороша его волосы и приласкивая его извечно больную и мятежную пародию на душу.