***
— Что-то мне этот тип не нравится, — безапелляционно заявил Камило, глядя на Мигеля, шагавшего рядом с Луизой, и тащившего ведро с камнями. Мирабель с сомнением пожала плечами — Мигель был странным, да, но, вроде бы, безобидным. Не считая того, что постоянно болтал про каких-то скандинавов с труднопроизносимыми именами. — Он так и вьется вокруг Луизы, — проворчала Исабела. — Глаз не сводит… — Так это ведь хорошо! — обрадовалась Мирабель. — А если он ее обманет? — Ну он же не самоубийца… — И все равно, он мне не нравится. Недавно ляпнул, что я подобен какому-то… Лохи. Что за Лохи, а? Вот кто-нибудь знает? — Камило, насупившись, сложил руки на груди, и его кузины помотали головами. — Вот то-то. И вообще, его дядя Бруно видел в предсказании! — И что? Меня дядя Бруно тоже видел в предсказании! — Мирабель тут же бросилась на защиту любимого дядюшки, сердито сверкая очками. — И мы целых полгода жили по родственникам, пока Каситу восстанавливали! Ну… ладно, то, что дядя Бруно видел, что он придет, это ничего не значит, — сдался Камило, зная, что когда дело касалось репутации дяди Бруно, Мирабель самого Папу Римского переспорит. Но, конечно, Мирабель тоже волновалась о чувствах сестры. Правда, на все расспросы Луиза только отмалчивалась, мечтательно улыбаясь, а самого Мигеля расспрашивать, не вздумал ли он морочить голову честной девушке, Мирабель было стыдно. К счастью, в семье был человек, который точно мог сказать, честны ли намерения Мигеля, и Мирабель вместе с Исабелой отправились к Долорес. — Лола! — Мирабель окликнула кузину громким шепотом, и Долорес отвлеклась от любования помолвочным колечком на своем пальце, с трудом фокусируя взгляд на ней. — Ты знаешь что-нибудь про Мигеля? — Он пришел из Боготы, — рассеянно ответила Долорес. — Там какие-то сражения, бабушка волнуется, что дойдут до нас. — Нет, мы про то, что этот Мигель думает о Луизе? Он вообще про нее говорит что-то? — уточнила Исабела, и Долорес задумчиво наклонила голову. — Не знаю… Он сочиняет стихи, правда, не такие хорошие, как у Мариано. Но там все время поминает какую-то Брюн… Брун… — Он пишет стихи про дядю Бруно?! — Мирабель от волнения повысила голос, и Долорес страдальчески вжала голову в плечи. — Ой, прости. — Нет, не про дядю Бруно. А про какую-то Брунхильду. — То есть, этот мерзавец влюблен в какую-то женщину, а моей сестре просто голову морочит?! — разъярилась Исабела, и в ее волосах зашевелились наперстянки. — Да я ему кактус выращу в… — Негодяй! — согласилась Долорес, и добавила с мечтательной улыбкой. — Вот Мариано пишет стихи только для меня и про меня… — Я с ним поговорю, — пообещала Исабела, и Мирабель на всякий случай отошла от сестры на пару шагов — к наперстянкам прибавились венерины мухоловки.***
Мигель окончательно смирился, что поэтического дара ему не досталось, но воспеть Луизу ему хотелось. Все в ней было прекрасно: ее характер, ее голос, улыбки и смех, нежный взгляд, сила и мощь. И его сердце начинало колотиться в груди, как сумасшедшее, стоило заговорить с ней, прекрасной Валькирией. Она была подобна Брунхильде, но он бы ни за что не поступил с ней так, как Зигфрид! Луиза была достойна любви и восхищения — и за свой кроткий нрав, и за ежедневный труд на благо всего города, и… и просто вообще, она была достойна всей любви в мире. Мигель понимал, что в приличной семье, которой и была семья Мадригаль, такое сокровище ни за что не отдадут в жены проходимцу, которого знают меньше месяца, но в глубине души верил, что у него есть шансы. Надежда слегка увяла, когда перед ним, в облаке из ползучих лоз, явилась старшая сестра Луизы. — Перестань морочить голову моей сестре! Совести у тебя нет, и сердца тоже! — разъяренно прошипела Исабела, ухватив его за воротник. — Луиза — честная и порядочная девушка, и может, за горами на такие вещи не обращают внимания, но у нас здесь, в Энканто… — Я понял! — быстро сказал Мигель, чувствуя, как колючая лоза обвилась вокруг лодыжки. — Надеюсь! — Исабела, смерив его взглядом напоследок, исчезла так же стремительно, как и появилась. Мигель, постояв еще пару минут, расправил плечи. Точно! Он должен показать всю серьезность своих намерений — может, однажды, семья Мадригаль смилостивится над ним. Тем же вечером, отмывшись в реке до скрипа, и переодевшись в новую рубашку, которую ему сшила младшая сестра Луизы, добрая Мирабель, Мигель отправился в Каситу. Стоя на пороге, он нервничал сильнее, чем перед поступлением в Национальный Университет, и когда дверь распахнул отец Луизы, сеньор Агустин, Мигель только нервно сглотнул. — Я вас слушаю, молодой человек? — вежливо произнес сеньор Агустин, приподняв брови, и Мигель выпалил на одном дыхании: — Яхчувстречтьсясвшейдчрью. — Простите, а теперь еще раз, и по-испански, если можно, — сеньор Агустин поправил очки, и Мигель, откашлявшись, повторил: — Я хочу встречаться с вашей дочерью. — С которой из них? — в глазах сеньора Агустина запрыгали смешинки. — И вообще, это слишком важный вопрос, чтобы обсуждать его на пороге. Проходите, проходите… Мигель на ватных ногах прошел в Каситу и нервно сглотнул, увидев сердитую Исабелу и мрачного Камило, скрестивших на нем одинаково неприязненные взгляды. — У нас гости? — удивилась донья Альма, обменявшись взглядами с сеньорой Хульетой, и сеньор Агустин объяснил: — Этот молодой человек сказал, что хочет встречаться с нашей дочерью. — Я... я понимаю, что вы меня не знаете, — затараторил Мигель, пытаясь поймать взгляд Луизы, на щеках которой расцвел застенчивый румянец. — Но я, честное слово, с самыми благородными и честными намерениями!.. — А что за Брунхильда, которой вы стихи пишете? — с вызовом спросила Исабела, и над столом повисла тишина. Мигель покраснел и опустил голову. — Это… Валькирия. О, прекрасная Брунхильда, будь моей женой! — выпалив это, он хлопнулся на одно колено, протянув руки в сторону Луизы. — Валькирия? — в один голос переспросили Исабела и Долорес. — Да кто такой этот Лохи?! — не выдержал Камило. — Я сошью платье на свадьбу! — тут же вызвалась Мирабель, и донья Альма, вздохнув, прижала ладонь ко лбу: — Молодой человек, мы ваш порыв оценили, но… — Я согласна, — застенчиво сказала Луиза, и Мигель словно оказался в раю при жизни, даже ни на секунду не вспомнив про Вальхаллу.