Диалектический отказ

Будильник разрывался стуком и вибрацией. За шторами все ещё стояла угольно-черная ночь, но где-то на востоке уже тихой, осторожной поступью выглядывали первые лучи солнца. От безжизненно-холодного звука будильника накатывает раздражение, но сил открыть глаза и протянуть руку до прикроватной тумбочки, чтобы отключить утреннего палача, нет. Спустя минуту телефон, изнемогая от разрывающих его звуков, отключается сам, а Рогозина перекатывается на спину, крепче кутаясь в тяжелое оделяло. Очередной день наступил и в нём нужно снова собираться на работу. Женщина проснулась, но вставать не спешила, наслаждаясь минутами утренней тишины. От воспоминаний о службе навеяла тоска, а измученное чувство долга заставило Галину открыть глаза. Вчера она приехала домой далеко за полночь, наспех приняла душ и без сил рухнула в мягкую, прохладную постель. Большая спальня ещё хранила темноту ночи и только вспыхивающий каждые пять минут экран смартфона нарушал эту картину. Лежавшие рядом с мобильным наручные часы от прикосновения сонных пальцев загорелись циферблатом. 6:10. «Хоть позавтракаю спокойно». Уткнулась носом в соседнюю, не помятую за ночь подушку. Запах напомнил о позавчерашних любовных играх и мужчине, кому он принадлежал. От нахлынувших воспоминаний полковник усмехнулась, встала и направилась в ванную, по пути собирая растрепавшиеся за ночь волосы заколкой. В ванной ожила ярким, теплым огнем лампочка. В её лучах обычно скрытая за слоем тонального крема кожа выглядит серой и потускневшей, темные круги под глазами не молодят, а морщины, казалось, с каждой неделей залегали всё глубже. Критически провела сухими, холодными пальцами по лицу и с легким оттенком сожаления проговорила своему отражению в зеркале: — Да, Галя, не шешнадцать. — С каждым годом прибавляющиеся цифры давно её не пугали, но осознание, что в свои пятьдесят где-то что-то было безвозвратно упущено, в последнее время не давало Галине покоя. Прохладная вода приятно бодрила, зубная паста до слёз обжигала десна. Достала из зеркального шкафа баночки с сыворотками и кремами, небрежно размазала содержимое склянок по своему лицу. Стекло косметики благородно звенело в дуете с фаянсом раковины. Закончив приводить себя в относительный порядок, Галина неспеша прошла до кухни и щелкнула конфоркой на плите. На полке в кухонном шкафу, в небольшой цветастой банке, хранился кофе: дорогой, бразильский. Женщина берегла для особого случая: незапланированного выходного или спокойного утра в первый день короткого отпуска. Тут же подловила себя на мысли, что банку эту за последние полтора года вскрывала два раза — в первый, когда Коля вручил его ей и второй, когда они пробовали напиток у неё дома после окончания очередного непростого дела. Галина покрутила банку в руках и вернула её на место. В турку полетели две чайные ложки молотых зерен. Она не любила кофе, сваренный в кофемашине, или того хуже, растворимый. На вкус любой по стоимости напиток всегда казался дешевым и горьким. Медная турка мирно поблескивала на плите желто-красными подтеками в редких утренних лучах. Галина поставила огонь на минимум и прошла в спальню. Свежевыглаженный с вечера воскресенья костюм и рубашка привычно висели на чуть приоткрытой дверце платяного шкафа. Каждое утро начиналось одинаково, не смотря на погоду, настроение, здоровье. Даже наличие или отсутствие в её спальне мужчины не нарушало эту болезненную педантичность. Иногда Галина ловила себя на мысли, что жизнь — штука интересная и крайне короткая: прожитые годы пролетели как одна неделя, а по их окончании остались лишь две, пылящиеся в книжном шкафу докторские и призрачно-белое кресло руководителя лучшей службы в стране. Иногда накатывала жалось по отношению к своей судьбе: мол, не была бы такой дурой, может всё сложилось бы иначе, а потом, в круговерти дел эти мысли уходили на второй план, и больше Рогозина к ним не возвращалась. В тишине квартиры ей всегда было чем заняться. В книжном шкафу стояла куча непрочитанных книг, в закладках браузера на домашнем компьютере накидано множество научных статей, но чаще перманентное одиночество скрашивал её заместитель, с которым они вместе пили кофе по вечерам. Редко Круглов оставался на всю ночь и проводил с ней утро, часто — собирался и уезжал к себе, стараясь не тревожить лишний раз её чувства. Их отношения Галина в шутку называла диалектическим отказом — до поры до времени кажется, что вот ещё шаг — и все изменится, но шага ни он, ни она не делали. Его, наверное, всё устраивало. Её, в принципе, тоже. Привычную прическу она научилась делать за считанные минуты. Пальцы ловко зажимали шпильки и зацепляли пряди волос, облако лака вуалью покрывало и без того идеально уложенные волоски. На макияж уходило обычно еще меньше времени, чем на прическу. Переодевшаяся, собранная, безукоризненная, так похожая на полковника Рогозину, Галина вновь вернулась на кухню. Кофе медленно начинал закипать, разнося по квартире аромат темного шоколада и кофейных зерен. Галина открыла холодильник, надеясь, что с позавчерашнего ужина остался сыр. Черствые полбулки черного хлеба должно было скрасить сливочное масло, но как назло, в холодильнике не оказалось и его. Вновь решила перебрать содержимое шкафов на кухне и с удивлением поняла, что на полках не оказалось даже овсянки — в противном случае, была надежда позавтракать кашей на воде. "Надо сегодня же уйти вовремя с работы и заехать за продуктами. Докатилась, Рогозина, даже позавтракать не чем." Пока предавалась размышлениям, даже не заметила, как, вскипев, пеной выбежал кофе. — Черт, — прошипела и сняла с плиты убежавший напиток. Времени наводить порядки не было, и женщина, оставив все как есть, надела ботинки, пальто и выбежала на улицу. Дорога до ФЭС знакома до каждой ямы. Если позволяло время, Галина могла свернуть на Ленинградке и дворами прошмыгнуть на стоянку Федеральной Экспертной Службы. В таком случае, времени на дорогу уходило чуть больше, но была возможность не встрять в пробке. Тихо говорила магнитола, заглушая поток ненужных мыслей в голове. В дороге всегда была возможность разложить по полочкам новый день, подумать, что она будет делать в первой половине рабочего дня, а что во второй. Каждый шаг в её жизни был грамотно построен и не имел права на ошибку. Оступалась она крайне редко, а если такое и случалось, то в кровь содранные колени ещё долго напоминали о падении, поэтому Галина старалась чаще смотреть под ноги. С высоты прожитых лет каждая давно зажившая ссадина воспринималась как ошибка молодости, а новая — как сознательный выбор. И не всегда Рогозина была довольна конечным результатом своих действий. Погода этим утром была на удивление приятной: сухой, относительно теплой. Для московского октября редкость, но и это не приносило должного удовлетворения. Подъехав к зданию ФЭС, быстро припарковала машину, на входе поздоровалась с конвоирами и прошла на административный этаж. — Доброе утро, Галина Николаевна, — Андрей, не смотря на раннее утро, уже в ФЭС, в лабораторном халате. Она давно не удивлялась выходкам своих подчиненных. — По тебе не скажешь. Опять не спал полночи? — поставила подпись в журнале и оценила внешний вид Холодова: помятый, с залегшими темными кругами под глазами от недосыпа. "Кто бы, Галя, говорил". — Программку по нейросети решил дописать. Галина Николаевна, Вы точно это оцените, — для приличия пришлось пожурить эксперта, но душу грело осознание того, что они все здесь не просто коллеги — семья. Она с теплотой и огромным уважением относилась к каждому, кто работал в её команде и ребята всегда отвечали полковнику тем же. Пока Холодов хвастался новой игрушкой, подтягивались все остальные. Летучка прошла быстро, когда Данилов и Круглов были отправлены на осмотр места преступления, женщина закрылась в своем кабинете. Электронная почта пухла от количества писем из Министерства. Полдня пролетело незаметно. Несколько раз её дергали эксперты, пару-тройку раз ей звонил Круглов, докладывая, что они со Стёпой нашли на месте преступления. На работе она никогда не позволяла себе лишнего. Пару раз, когда рудименты прошлого вновь колыхали её чувства, она срывалась на коллег, но тут же извинялась, ощущая себя последней дурой после этих инцидентов. Вот и сейчас, в коротком телефонном разговоре нет места сантиментам. Они ловко прячут свои неуставные отношения под образом работы. И никто не узнает, что между ними не только отчеты, допросы и экспертизы. — Галина Николаевна, там труп Дорощенко доставили, — рабочую тишину вдруг нарушила Амелина. — Спасибо, Оксан, иду. — ответила бодро, собранно. Ноги на автомате несут в морг. Артем, по-научному верно рассказывает о причине смерти очередной жертвы. Пристально всматривается в лицо давно окоченевшего тела и только потом переводит взгляд на причину смерти — десять ножевых ранений в живот. Сколько бы не пыталась отучить себя от этой дурной манеры, ничего не получалось. "Молодая совсем, ещё жить да жить". Сказавшаяся не лучшим образом профессиональная деформация приучила Рогозину не пропускать через себя слёзы родителей, детей, мужей и жён пострадавших. Некоторые дела, отличающиеся особой жестокостью и изощренностью тиной оседали в сознании, но чаще всего женщина умело фильтровала личное отношение к совершаемым преступлениям от выполняемого ею долга. Тукаев показывает ей результаты экспертиз, излагая информацию исключительно сухим языком, подкрепляя свой отчет медицинской терминологией. Про себя отмечает, как за эти два года «вырос» Артем. Пришел совсем птенцом, а сейчас — специалист не хуже Вали. Для неё это очередной повод для гордости. Хотя, поводы, чтоб гордиться своими подчиненными, у неё есть всегда. — Галина Николаевна, отец убитого в допросной, ждет Вас, — их беседу прерывает вошедший в морг Данилов. Коротко кивнув оперативнику, направилась в допросную. К середине дня большая половина дел была переделана. Рогозина, в перерывах между допросами и бумажной работой, наслаждалась долгожданной передышкой, катая на языке горечь крепкого, черного напитка. Кофе порядком осточертел, но ничего другого в буфете не оказалось. Дурно подкатывала к горлу тошнота после каждого нового глотка остывающего напитка. "Будь бы здесь Валя, уже бы не раз проворчала, как ужасно я выгляжу." Голова была забита потоком поступающей информации и остановиться на чём-то одном женщина не могла. Она бегло пересматривала разноцветные распечатки экспертиз, параллельно грела руки о тепло керамической кружки. Хотелось, чтобы кто-то из коллег составил компанию, но Андрей и Оксана были заняты вещь-доками, Николай Петрович отправлен в банк, а Артём занимался гистологией. Тишина опустошала и наполняла одновременно, и понять этот феномен за столько лет Рогозина так и не могла. Под вечер силы были на исходе. Образы опрашиваемых людей перепутались в голове и напоминали больше винегрет из голосов, лиц и деталей допроса, от которых гудела голова. Одной в кабинете было привычно, тихо и спокойно. Казалось, что это было единственное место в ФЭС, где она могла и поработать и прийти в себя после бешенной круговерти дел. Круглова за целый день она так и не видела, поэтому, когда майор появился в её кабинете, она удивленно изогнула брови. — Домой собираешься? — заместитель сел напротив неё и заставил своим присутствием оторваться от бумаг. С виду спокойная, как скала, но внутри теплится совершенно непрошенный огонёк привязанности к мужчине. Сегодня даже не хотелось ругать себя за эти фривольные размышления. — Хотела доделать отчет смежникам. Не хочешь присоединиться? — голос ровный, безэмоциональный. Николай усмехается, напоминая ей о том, что сейчас — вечер пятницы. Под его недвусмысленным взглядом она смягчается и позволяет себе отложить отчет в сторону. — Хочу забрать тебя отсюда пораньше. К тебе? — Николай смотрит на неё выжидающе, ожидая от полковника короткого кивка головой. Рогозина вовремя вспоминает про убежавший, неубранный утренний кофе на плите, отсутствие продуктов в холодильнике и бесконечное желание проснуться в постели не одной. — Давай к тебе, — уточнять о том, почему в этот раз они сменят место свидания женщина не стала, да и Круглов не интересовался. Она едва уловимо улыбнулась ему, желая вызвать в нем то же действие, и у неё это удается. — Надеюсь, ты не против? — Нет, конечно. У меня как раз припасена бутылочка хорошего грузинского вина, — в ответ на его предложение полковник ничего не ответила, предвкушая яркость сегодняшнего позднего вечера и ночи. В глубине души она, как и любая женщина, понадеялась, что в этот раз их отношения сдвинутся с мертвой точки, но как полковник Рогозина она делала всё возможное, чтобы этого не произошло. Перед тем, как заснуть после любовных утех на мягких простынях в спальне Круглова, Галина в очередной раз подумает о том, что их отношения — это бред в последней стадии его проявления, а вся её жизнь и есть однообразный и каждодневный бег по одному и тому же кругу. Но пока она чутко вслушивалась в размеренное дыхание своего заместителя и понимала, что в новом дне она не будет одинока.