Все те звёзды, что мы крадём с ночного неба

– Нет, – отчаянно взмолилась Одетта. – Нет, пожалуйста! Но как бы она не старалась быстрее перебирать ногами – карета была уже далеко. Она слышала, как кричит Фелис. Слышала, сколько боли и страха в этом возгласе. Но она не могла ничего сделать. Женщина почувствовала, как первые капли дождя коснулись её макушки. Через несколько секунд мелкий дождик перерос в настоящий жуткий ливень, но ей было всё равно. Жгучая боль пронзила её сердце, и словно в душе повисла какая-то неописуемая тяжесть. Уставшие ноги предательски подкосились и она была вынуждена опуститься на холодные ступеньки чёрного входа Оперы. – Это всё твоя вина, – твердил ей её разум. Она должна была предотвратить это. Она не должна была позволять ей уйти на то злополучное свидание, а отправить тренироваться. Тренироваться ради будущего, о котором она мечтала. Тренироваться также, как тренировалась когда-то сама Одетта, мечтая о том же самом. Стать знаменитой балериной. – Вставай, Одетта, – снова заговорил её разум. – Тебе нужно работать. Однако её сердце болело. Так больно, как болело лишь единожды в жизни, в те далёкие десять лет назад. Она не знала, сколько времени провела, сидя на каменных ступеньках под разбушевавшимся ливнем. Промокшая насквозь, женщина мысленно проклинала себя. У неё не было права на болезнь, а ведь подхватить простуду, пока сидишь на холодном мраморе под дождём – раз плюнуть. Но даже если бы она знала, что ей нужно встать, она не смогла бы. Боль была слишком сильной. Невыносимой. Одетта чувствовала себя физически и морально больной. – Возьми себя в руки! – повторяла бывшая прима как мантру, всё же найдя в себе силы встать на ноги. Женщина вздохнула, открыла тяжёлую дверь и вошла в Оперу. Резкий толчок выбил её из колеи ещё больше. Запах крепкого кофе ударил в нос, а на одежде появилось огромное количество коричневых пятен от напитка. Отстирать будет трудно. Да какой там, стирать то теперь и негде. – Замечательно. Только этого мне не хватало, – подумала бывшая прима. – Ох, прошу прощения. Мне жаль, – раздался до боли знакомый мужской голос. – Всё в порядке, – раздражённо пробормотала Одетта, пытаясь как можно скорее пройти мимо этого человека, кем бы он ни был. Повезло ещё, что кофе был холодным, иначе наверняка пришлось бы иметь дело с ожогами. – Одетта? – Мерант неловко коснулся её руки. – Что с тобой? – Мне пора идти, – быстро произнесла женщина, отчаянно желая, чтобы ноющие ноги шевелились быстрее. – Одетта, – остановил он её. – Позволь мне помочь. В конце концов, это моя вина. Женщина замерла на месте, не в силах как можно скорее уйти от него подальше, или повернуться, чтобы посмотреть в эти хорошо знакомые карие глаза. Чёрт возьми, как же она устала. Этот холод, эта боль, эта усталость давным-давно осточертела ей. Но у неё не было другого выбора. У калек почти никогда нет выбора. После пожара она должна была либо работать за низкую зарплату уборщицей, либо девушкой непристойного поведения. В любой другой день она бы просто развернулась и ушла, но сегодня утрата последнего лучика в её жизни в лице Фелис взяла над бывшей примой вверх. – Хорошо, – наконец вздохнула она. Она уставшая, одинокая, потерявшая вторую работу и жильё женщина. Так что чтобы ни случилось, хуже уже не будет. Даже если придётся принять помощь. Даже если помощь Луи Меранта. – Пойдём ко мне в кабинет, – сказал он и осторожно подошёл ближе, умоляя всех богов, чтобы она перестала сопротивляться и наконец-то позволила ему сделать всё самому. – Но мне нужно забрать свои вещи… – возразила Одетта. Хотя…какие к чёрту у неё могут быть вещи? Так, по мелочи, старые пожитки. И жильё, и мебель, и даже старая обшарпанная посуда – всё принадлежит и принадлежало Реджине Ле О. Своего у Одетты практически ничего нет. И даже если прямо сейчас она найдёт в себе силы или осмелится дойти до бывшего своего пристанища, вряд ли владелица лучшего ресторана во всём Париже отдаст ей её вещи. Не исключено, что она давно всё вышвырнула на помойку. – Тебе нужно вытереться. Ты промокла насквозь, и я уже вижу, что ты начинаешь замерзать, – возразил величайший балетмейстер всех времён. Не будь бывшая прима такой уставшей и подавленной, она бы улыбнулась сложившейся ситуации. Чтобы он – лучший учитель балета, известный практически во всём мире, решил помочь ей – простой уборщице? Расскажи это кто-то Одетте чуть раньше – она бы не поверила. Однако, в нынешнем положении ей ничего больше не оставалось, кроме как слабо кивнуть ему головой, выражая согласие. Он осторожно обнял её за плечо и они направились в сторону кабинета. Помещение было довольно большим. Одетта видела этот кабинет ежедневно, когда прибиралась, но никогда не обращала внимание на его обстановку. Всё же, нельзя было отрицать тот факт, что в кабинете было довольно уютно. Большой письменный стол с огромным количеством бумаг, по всей видимости, это были сценарии предстоящих спектаклей. Достигающий потолка платяной шкаф в углу, с неизвестным ей содержимым. Окно и небольшая вешалка для одежды. – Подожди немного. У меня есть сухие полотенца и одеяло, – Мерант открыл платяной шкаф и принялся перебирать каждую полку. – Твоя одежда мокрая насквозь, я дам тебе свою рубашку. Правда, она может быть тебе велика, но всё же, – он бросил взгляд на женщину, и напрягся, увидев в её глазах смущение и явное желание отказаться от всего предложенного. – Я не смогу взять ни того, ни другого, – тихо прошептала Одетта. – Ты возьмёшь, Одетта. В конце концов, мы всё ещё друзья. Друзья всегда помогают друг другу, не так ли? – мужчина неловко улыбнулся, желая хотя бы немного подбодрить её. Как же невыносимо видеть любовь всей своей жизни такой подавленной! – Спасибо, – скромно прошептала женщина, наконец сдаваясь, и беря предложенную сухую одежду. Мерант лишь качнул головой, мол, это пустяки, и она отправилась в ванную, чтобы переодеться. – Давай я заварю чай? Тебе необходимо согреться, – спросил мужчина, когда она вернулась. – Мне нужно работать. Ещё раз спасибо тебе большое за рубашку. Я верну её, как только выдастся возможность. – Ты можешь оставить её себе. – Мерант… – У меня их много. Правда. Оставь себе. Недоверчиво взглянув на него, женщина всё же скромно кивнула, в очередной раз шепча слова благодарности. Нет, всё же спорить с ним у неё нет сил. – Постой. Думаю, что нам нужно поговорить, – Луи остановил её, когда она уже развернулась, чтобы уйти. – О чём? – Мне нужно знать, что произошло. Почему она задержалась? Вы ведь занимаетесь каждый божий день, тренируясь по несколько часов до и после моих занятий. Что стало причиной, из-за которой она не подготовилась к такому важному смотру? Я видел тебя, когда ты стояла на балконе. Скажи мне, пожалуйста. Она молчала. Казалось, что боль в её сердце усилилась в несколько раз. Комок подступил к горлу, а воспоминание о произнесённых словах Фелис материализовалось в памяти. – Одетта, – прошептал он, когда молчание слишком затянулось. – Она ушла накануне вечером, – наконец с трудом сказала Одетта. – То есть? – Она сказала, что хотела пойти на свидание с Руди. Она была уверена, что готова к смотру, а мальчишка лишь запудрил ей мозги. – И ты её отпустила? – Я не её мать, Луи. От внезапной смены обращения его бросило в жар. Как же давно он не слышал своё имя с её уст. Было так странно реагировать подобным образом, но ностальгически приятно. Он только сейчас осознал, как сильно ему этого не хватало. – Ты для неё больше, чем мать, – сказал величайший балетмейстер всех времён. Бывшая прима устало вздохнула. Казалось, что вся усталость и боль мира лежит на её плечах. – Я прекрасно осознаю, что это целиком и полностью моя вина. Не мог бы ты перестать мне об этом говорить? – Я этого не говорил, – удивлённо возразил Мерант, пытаясь не потерять ту тоненькую надежду на то, что Одетта согласится говорить с ним и дальше. – Но ты подумал. Я должна была остановить её. Я должна была заставить её остаться и тренироваться. Я должна была поискать её, когда она не вернулась поздно вечером. Она – всего лишь ребенок. Я — причина, по которой они её забрали. – Что ты имеешь ввиду? Как же невыносимо больно было смотреть на то, как она произносит эти слова и страдает. Страдает уже много лет, и теперь на её участь выпало ещё больше несчастий. – Реджина отправила её обратно в приют, – убитым голосом прошептала женщина. – Как она посмела? – Она богата. Она может делать всё, что захочет. У неё есть сила. Одетта почувствовала, как слова застревают в горле, а на глаза наворачиваются слёзы. Она закрыла лицо руками, отчаянно призывая всё своё хладнокровие, чтобы не расплакаться перед Мерантом. – Она вернётся, – Луи не раздумывая коснулся её руки и крепко сжал. Это казалось естественным жестом, но спустя столько лет было странно снова чувствовать прикосновение рук друг друга. Одетта убрала руки от лица и посмотрела на него. Его карие глаза всегда утешали её. – Я принесу чай, – наконец сказал он, когда оба почувствовали, насколько ощутимой стала неловкость в воздухе. – Мерант… – Просто Луи. Ты всегда можешь и могла меня так звать, – он нехотя выпустил её холодную ладонь из своих тёплых пальцев и ушёл. Не зная, чем отвлечь себя от неприятных мыслей, бывшая прима решила осмотреться. Взгляд скользил по каждой полке, каждой картине на стене. Она взглянула на окно, на подоконнике которого стояла ваза с увядшим цветком. Как иронично, она тоже чувствует себя увядшей. На улице уже было темно, и всё ещё шёл сильный дождь. Прислушавшись, женщина услышала гром. Вот только разбушевавшегося грома ночному Парижу не хватало. Внимание Одетты привлекла фотография на письменном столе Меранта. Подойдя чуть ближе, она разглядела, кто же там был изображён. Старая фотография красивой балерины. Её фотография. Послышался скрип двери, и в кабинет вошёл Мерант с двумя кружками чая. Он заметил, что Одетта напряжённо смотрит куда-то и, проследив, куда направлен её взгляд, что она заметила стоящее на его столе напоминание о ней. – Это для тебя, – он протянул ей кружку с горячим напитком. – Я нашёл её совсем недавно, – солгал он, взглядом указывая на фото. Он хранил эту фотографию десять лет. Он смотрел на неё каждый божий день. – Почему ты мне помогаешь? – внезапно спросила она, всё ещё глядя на изображение молодой девушки, которой когда-то она была. – Ты знаешь почему. Потому что мы друзья. – Мы были ими. – Мы ими остались, Одетта. – Луи, я уже другой человек. Посмотри на меня. Ты добрался до вершины, а я осталась внизу. И я останусь здесь навсегда. – Одетта, не говори так, – с мольбой в голосе попросил мужчина. – Луи, я всего лишь уборщица. А ты величайший танцовщик и балетмейстер. Ничего бы не могло сработать. – Могло. Если бы я зарабатывал достаточно денег. – Я никогда не просила о деньгах! Мне нужен был ты, а не деньги. Но ты ушёл, – повысила голос Одетта, и он увидел, как в её глазах вспыхнуло отчаяние и злость одновременно. – Я просто хотел… – Я знаю, чего ты хотел, – прервала она его. – Но разве ты не подумал, чего я хочу? В любом случае, сейчас это уже не имеет значения. Мне пора идти. – Одетта, остановись. Пожалуйста. Но прежде чем она успела подняться, ногу пронзила резкая и острая боль. Коварная вещь, неконтролируемая, предугадывать такие моменты за десять лет она всё же не научилась. Чёрт, ну вот почему именно сейчас? Она уже почти потеряла равновесие, но в мгновение ока Мерант предотвратил падение, подхватив её за талию. – Ты в порядке? – обеспокоено спросил он. – Да, ничего страшного. Мне действительно нужно идти. Необходимо забрать вещи, и попытаться найти другой дом, так что не мог бы ты… – Она тебя уволила? – теперь его очередь перебивать. Нет, никуда он её в такой дождь не отпустит. Уж тем более с больной ногой и трясущуюся от усталости. – Это не важно… – Да, это важно. Я сказал ей… – Камилла в этом не виновата! Не исключай её из-за меня, – в панике воскликнула Одетта. – Пожалуйста, – чуть тише добавила она. Он смиренно вздохнул, но руки с талии не убрал. Всё же велика вероятность того, что она вновь упадёт, а ему этого не хотелось бы. Они стояли молча, лишь гром за окном разбушевался ещё сильнее, и ветер громко завывал. Из-за низкой зарплаты, Одетте пришлось работать на двух работах, дабы прокормить себя и хотя бы как-то выживать. Однако с появлением Фелис кормить девочку приходилось за свой счёт, поэтому женщина чаще начала голодать. Стараясь отдать сироте как можно больше еды, так как ей нужно было много сил на тренировках, женщина совершенно забывала про себя. В животе тихо заурчало. Когда она в последний раз ела? Она и не помнила. Может, дня два назад. Вода немного насыщает, но и её недостаточно. – Прости, я должен был тебя спросить, – Луи быстро убрал руки, и принялся рыться в своей сумке. Чёрт, неужели он услышал? – Нет, Луи. Вот уж это я действительно не могу принять. Ты сделал для меня слишком много. – У тебя истощение, Одетта. Я уже второй день наблюдаю, как ты умираешь от голода. И я не отпущу тебя, пока ты не поешь, – пусть это и прозвучало как-то по собственнически, ему было всё равно. Она права, он действительно уже много для неё сделал, так что ей просто остаётся смириться и принять тот факт, что он будет помогать до последнего. – Хорошо, – сдалась она. – Но в таком случае ты поешь со мной. Я не смогу есть твою еду одна. Они ели молча. Бывшая прима виновато прятала взгляд, и смотрела на всё что угодно, но только не на него. Им не нужны были слова, ему было достаточно и того, что Одетта согласилась принять его помощь. Луи был рад видеть, что она наконец-то хоть что-то поела. Ей это было нужно больше всего на свете. – Ты можешь занять одну комнату на чердаке, – предложил Мерант, решив нарушить молчание. – Я уверен, что Огюст не будет против. Я знаю, что чердак – это не самое удобное место, но… – Это лучше, чем я могла себе представить. Спасибо, – ответила она, и всё же решилась посмотреть на него. В её глазах он увидел искреннюю благодарность. Ради этого взгляда стоило проснуться сегодня утром. – Я могу показать тебе, где находится эта комната и помочь с уборкой. Наверняка там пыльно, но, к сожалению, других вариантов нет. – Было бы неплохо. Казалось, что они поднимались по лестнице с миллионами ступенек. Мерант мысленно проклял себя и то, как высоко расположена вершина Оперы. Он знал, как тяжело Одетте попасть сюда, даже с его помощью. И теперь ей придётся делать каждый день без него. Хоть она и не жаловалась, но он знал, что у неё чертовски сильно болит нога. Он увидел это в её глазах. Когда они наконец достигли вершины лестницы, она была измотана, но не показала этого. Она выпрямилась и подошла к куче старого реквизита, чтобы разобраться в нём. Он решил сделать то же самое. Уборка не заняла много времени. Они использовали некоторый реквизит, например, кровати, одеяла, старый самодельный стол и стулья. Реквизит был старый, но его ещё можно было использовать. Так же здесь была маленькая кухня. Они так же приготовили постель для Фелис. – Она вернётся, – повторил Мерант. Ей очень хотелось в это верить, но как это могло бы быть возможно? Всё же, она сбежала из приюта однажды. Так может всё же есть надежда… Когда они покончили с уборкой, время было уже позднее. Ливень потихоньку стих, и небо очистилось от туч. – Хочешь посмотреть на звёзды со мной? – бросил через плечо Луи, подходя к окну в коридоре. Вопрос кажется таким нереальным. Он не спрашивал её об этом вот уже десять лет. После пожара она не могла больше смотреть на звёзды. Это напоминало ей о них. – Небо такое чистое. Кажется, я больше не вижу никаких облаков, – она не знала, почему согласилась. Было уже поздно, следующим утром её ждала работа. Его тоже. Но эта, казалось бы, глупая идея, вероятно, была лучшей, что у него была за такое долгое время. – Сегодня так красиво, – прошептала она, глядя на небо, полное искрящихся звёзд. – Я действительно не помню, когда я смотрела на них в последний раз. – Серьёзно? – мужчина удивился. – Тебе ведь это нравилось. – У меня было не так уж много времени. Я всегда работаю, иногда целую ночь. Реджина любила давать мне много тяжёлой работы по ночам. – Она должна была давать тебе время отдохнуть. – Ты её не знаешь, – впервые за вечер рассмеялась Одетта. – Ле О любит вымешать зло на людях. То, как она относилась к Камилле… Мне так хотелось что-нибудь с этим сделать. Поэтому я возразила Реджине. Я ещё ни разу не видела её такой злой. – Она ударила тебя? – предположил он. Это вполне было возможно. – Всё было не так уж и плохо. Раньше она делала это только в особых ситуациях, подобных этой. – Но это… – Луи, – она успокоила его. – Сейчас это не имеет никакого значения. – Но это действительно важно, – Мерант заговорил чуть громче. – Не связывайся с ней. Ты не представляешь, как она опасна. – Ты могла сказать мне. – Мне не нужна была твоя помощь. Я ненавижу жалость. – Почему же ты такая упрямая, – будто себя спросил он. Это прозвучало так тяжело, но Одетта не ответила. Воцарилось молчание. Через какое-то время она тихо начала напевать какую-то мелодию. «Всего блеска тысячи прожекторов, всех звезд, что мы крадём с ночного неба, никогда не будет достаточно. Никогда не бывает достаточно». 
Её голос был прекрасен. Как хорошая танцовщица, она пела и играла на фортепиано. Музыкальный слух необходим в танце. В сложившейся ситуации пение и игра на фортепиано — единственное, что у неё оставалось. Это было всё, что у неё было общего с танцами. Иногда он наблюдал, как она играет на фортепиано на сцене театра. Вероятно, это было незаконно, и он не мог смотреть на неё без разрешения, кроме её голоса. Это было ангельски. А её пальцы были словно созданы для фортепиано. Как будто она рождена для этого. Она рождена, чтобы быть артисткой. Золотых башен ещё слишком мало, эти руки могли бы удержать мир, но он… – продолжил Мерант. 
Никогда не будет достаточно, никогда не будет достаточно, – закончили они вместе. Это была их песня. Когда они были моложе, они пели её каждый вечер. Сидя на крыше оперы и разыскивая падающие звезды. – Одетта, ты дрожишь! – заметил вдруг он. – Почему ты не сказала мне, что замерзаешь? – Всё…в порядке. – Мы возвращаемся прямо сейчас. Одетта закатила глаза, но всё же последовала за ним. Он всё время держал её, и следил, чтобы она не упала. Внезапно она чихнула и крепче прижалась к его груди. – Мне кажется, что ты заболела, Одетта. – Я не больна. – Да, ты приболела, – он осторожно коснулся её лба, который был чуть теплее, чем должен быть. – Думаю, тебе пора лечь спать. – Перестань так со мной обращаться. – Обращаться с тобой как с кем? Ты болеешь, Одетта. Я волнуюсь. – Я не об этом. Я говорю обо всём, что ты делаешь. Ты всегда относился ко мне иначе, чем раньше. Я знаю, что моя чёртова нога сломана, но из-за тебя мне стало ещё хуже! Ты относишься ко мне как к инвалиду и смотришь на меня такими глазами. Мерант, пожалуйста. Мне не нужна твоя жалость. – Это не жалость, Одетта. Это дружба, – тихо сказал он. Это любовь, – хотел добавить мужчина, но остановил себя. – Я восхищаюсь тобой, Одетта. Ты самый сильный человек, которого я когда-либо встречал. Ты такая эмоциональная и чувствительная, но в то же время уверенная и сильная. – Я не… – Да, это так. Ты была потрясающей танцовщицей, но также и потрясающей женщиной. И ты всё ещё здесь. Ты со всем этим справилась. Большинство людей сдались бы в такой ситуации. Но ты этого не сделала. – Я жила ради танцев. Я всё время думаю, ради чего мне жить, если я больше не умею танцевать? – прошептала она. – У тебя есть новая цель. Фелис. – В тот день, когда она ушла, она сказала мне, что я не её мать, – смущённо пробормотала Одетта. – Я уверен, что она сказала это случайно. На эмоциях. Я видел, как она смотрит на тебя, как восхищается тобой. – Ты слишком добр ко мне, – улыбнулась бывшая прима, но внезапно запнулась и вновь потеряла равновесие. – Всё же я думаю, что тебе пора ложиться спать. Ты слишком устала, – он взял её на руки, словно она ничего не весит, а весила она ничтожно мало, и отнёс к кровати. Одетта бросила на него удивлённый взгляд, но возражать не стала. Сегодня он так много сделал для неё. – Ты можешь идти, Луи. Уже поздно, тебе тоже надо поспать. Со мной всё будет в порядке, – заверила она его. – Ты уверена, что сможешь остаться одна? – Конечно я могу. Луи, я взрослая женщина. Я смогу позаботиться о себе. – Но ведь это моя вина. – Это я сидела на улице, когда начался дождь. Не вини в этом…– Одетта закашлялась, не закончив предложение. Луи успокаивающе погладил её по спине. – Ложись, – сказал он, когда она прекратила кашлять. – Луи… – Ложись, – упрямо повторил мужчина. С выражением недовольной пятилетней девочки Одетта в изнеможении легла на кровать. Мужчина накинул на неё одеяло. Он боялся, что она замёрзнет. Чердак был не самым тёплым местом. Ему следовало отвезти её к себе домой. Он знал, что в реальной жизни она никогда на это не согласится. Для мужчины было неэтично брать в свой дом женщину, если они не женаты. – Перестань на меня так смотреть, – со слабой улыбкой упрекнула его Одетта в полусне. Мерант улыбнулся. В этот момент она выглядела очень милой. Он просидел на чердаке ещё довольно долго, после того, как она уснула. На самом деле долго после восхода яркого солнца.