Жизнь или город

Пока угли разгорались, я, продолжая бродить по магазину, первым делом я снова заглянул в отдел посуды и взял с собой термос фирмы «Hitt» объёмом один литр, другого к сожалению не была. Я решил продумать наперед, так как я, возможно, не смогу поддерживать тепло вечно, то мне нужна ёмкость, чтобы была готовая горячая жидкость наготове. В первую очередь я заглянул в отдел Шеф Перекреста и набрал готовые порции горохового супа. По началу я хотел взять воду и приготовить чай или кофе, чтобы было с собой, но я осознал, что в них мало калорийности и энергии, поэтому выбрал суп. Порции были не большие по триста граммов, так как у меня была стрессовая ситуация, было холодно до костей и я спешил, я решил не мелочиться я взять около пятнадцать порций, а когда возвращался обратно, решил заскочить в булочный отдел и взять две сосиски в тесте и две самсы с говядиной. Когда я вернулся к своему импровизированному костру, угли во всю горели, но тепло при это было слабое и рассеивалось. Оно и понятно помещения было большим, дым с теплом уходил на улицу, но ведь ему воздух был нужен, чтобы гореть, если бы я его сжег в маленьком помещении, хоть в офисе ночевал, где я спал на диване, то всё было бы в дыму, а огня и не было бы почти. Так, или иначе, своего я добился, первая кастрюля, что служила этакой печкой и подставкой для огня, смогла раскалить вторую, что была меньше по объёму. И в неё я налил по очереди мои порции супа из гороха. И всё же я погорячился с количества из пятнадцати собранных мной пачек, только восемь смогло вместиться в кастрюлю, но как я и сказал, я меня была паника, многое случилась за пару дней, что ни как не подается рациональности и здравому смыслу. Я переместился в прошлое, в одну из самых страшных страниц в истории человечества, при это ещё и в самое страшное место, на ровне с концлагерями. На улице мороз, трупы людей, бомбы и снаряды падают с неба. В городе ни электричества, ни воды, ни трубопровода, ни тепла, а главное….ЕДЫ. Еда, была лишь здесь и лишь я знал об этом. Её вполне хватит на человека, даже на десять или сотню, но в городе их миллионы. И я не знаю, какой сейчас год блокады, если это самая первая зима, то голод сейчас самый страшный из всех последующих. Уверен, многие задавались вопрос, читая страницы истории об этой трагедии, как бы поступили они. И вполне вероятна, многие стали бы играть герое, рассказали бы всем. Но, ни кто из них не знает, что такое голод, что такое сто двадцать пять граммов хлеба в день. А, вот я побыл всего одну ночь в магазине, пропустил завтрак и всё, мой живот болел от голода. Я так и дня не протяну. Да и почему я обязан переживать о чужом горе? Эту войну начал ни я. Ни я халатно относился к угрозе вторжения Гитлера в России, ни я решал за жителей этого города, чтобы они остались. Взять хоть, Таню Савичеву и её семью, они знали, что война придет и всё равно остались, наивно веря, что через месяц другой война окончиться. Но, я другое дело, я не выбирал здесь оказаться и тем более остаться. Я точно знаю, сколько будет существовать этот Ад снаружи и через что проедут его жители. Перед глазами пробегала хроника из черно-белых фильмов, о том, как люди умирали от дистрофии и недоедания, становились скелетами и лежали в постели, мучаясь от непрекращающегося голода. Кроме воспоминание из фильмов, я также вспоминал разного рода интервью с блокадниками, исторические передачи на эту тему, книги «Хлеб той зимой», «Должна остаться живой» ну и конечно легендарный дневник Тани Савичевой. Пока этот коледоскоп крутился перед глазами, терзая мои совесть и сомнения, я наблюдал за закипающим супам, параллельно уплетая сосиску в тесте вместе с самсой. С каждым откусанным куском я задавался вопросам, какую часть их дневного рациона блокадника я уже проглотил. Думаю, тут даже не уместно сравнивать приличную пищу с тем, что называли хлеб в то время. По сути это была смесь бумаги с заменителям нормальных продуктов и муки низшего качества. И в период с ноября по декабрь, это была самая привычная рецептура, а нормы рациона были самые низкие: 125 дитя, иждивенцам и служащим, 250 граммов рабочим и инженерно техническим рабочим, и самая высокая 375 граммов у рабочих цехов. Если, говорит, про меня, то сейчас я уже приблизился именно к последней норме, так как и самса и сосиска в теске по сто граммов каждая. Но, и здесь сравнить нельзя, так как у рабочих это всё же жалкая подобия хлеба, а у меня вполне себе нормальная человеческая еда из мяса, пшеничной муки первого сорта и специй, да и то мне этого мало для меня, и мне ещё хотелась супа, которая, кстати, уже был готов. Я зачерпнул половником суп и наложил в тарелку, которые я также прихватил в отделе пасуды, есть я стал более медленно, так как сытость появилась после двух порций сасмсы и сосисок в тесте. Пока я ел и грелся у костра, подбрасывая угли, я пытался придумать план, как мне быть дальше. Я не могу жить здесь и прятаться, всё равно есть риск, что место рано или поздно найду, к тому же еда может испортиться от влаги, что начнет проникать с крыши и со стенок с грунтовыми водами, когда начнёт таить снег. Если, смотреть правде в глаза, столько еды ни один человек не съесть даже за лет десять, и то, что я утаю её от всех, будет просто варварствам и вышней степенью наглости и жесткого эгоизма. И всё же я не мог просто отдать все эти продукты и участвовать в честной дележки, просто потому, что этот магазин, как и я не отсюда, у людей живущий здесь, как бы цинично это не звучала при всех их страданий и лишений, нет прав на него. То, есть другими слова, этот магазин является средствам существования людей из будущего, как и меня, а так как я, единственный кто перенеся с ним сюда, я единственный имею на него права. Да, многие скажут, что я жадный и жестокий эгоист, но можно подумать другие из моего времени обрекут себя на голодную смерть и будут переживать за судьбы давно умерших людей больше, чем за свою. И потом, я всё равно рассажу о нём людям, но с начала нужно позаботится о себе, как говориться «Только сытые, кормят голодный». План у меня очень просто, мне нужно найти убежище в городе, куда я мог бы перенести достаточна количество продуктов, чтобы пережить всю блокаду, но сделать это незаметно, а это трудно добиться с таким большим объёмом еды. К тому, же нужно ещё придумать как их перетащить: пакеты «Перекресток» слишком приметные и вызовут вопросы, особенно если часто буду ходит по одни и тем же маршрутам. Да и одежда нужна подходящая, не только чтобы приняли за своего, но и чтобы защититься от холода и люди не запомнили меня из всей серо толпы. И надо решить, где я буду жить, можно найти бесхозную заброшенную квартиру и попробовать её неофициально обжить, но если придут грабители, представители власти, или хуже каннибалы, то будут большие проблемы. Попробовать поселиться вместе со всем, как гражданин потерявший дом при бомбежке и пожаре: спросят документы, а у меня их нет, примут за шпиона, посадят или расстреляют. Так, стоп…а, почему я вообще решил, что сейчас именно первая блокадная зима, а не вторая, или даже вообще последняя. Началась блокада в сентябре сорок первого, закончилась двадцать седьмого января сорок четвертого. Если, просто представить, что сейчас именно начала последней зимы, то и весь выше перечисленный план не имеет смысла. Можно просто взять мизерный запас на несколько месяцев и смело рассказывать всем, что здесь магазин. Я плохо помню, что было под конец блокады, так как узнавал только о её начале, и первой зиме, но вреде поставки стали улучаться под конец, возможно даже мой магазин не сыграет существенной роли. Но, всё же…..я не могу быть уверен. Лучше провести разведку. Бомбежка вроде прекратилась, и насколько я помню, она начиналась всегда утром, когда граждане шли на работу, и вечером, когда возвращались обратно домой. У меня есть шанс проскочить. Но, сначала займусь подготовкой. *** После того, как я закончил завтрак, я перелил остатки супа в термос, пока он был ещё горячий. Я сам я собравшись силами и духом, снова вышел наружу и направился к месту, где столкнулся с горой трупов. Придя на место, я увидел новый трупы и следы грузовика. Часть тел было в крови и некоторый части тело отсутствовали, судя по всему эти люди попал под обстрел. Путь мне было некомфортно среди трупов, и они напоминали, что я могу быть следующим, я всё же старался не теряться и в спешке искать то, что мне подойдёт, так как холод давал о себе знать. Поискав три минут я наконец нашёл подходящий труп моего размера и как ни странно на нём были валенки большого размера, а сам труп был завернут в белоснежную простыню. Я подумал, что скорей всего его везли родные в морг, а валенки могли просто забыть снять. Так или иначе, он здесь, мне, конечно, было стыдно использовать его, как перед ним, так и перед его близкими, но мне его одежда всё же нужнее. Я решил прихватить из магазина джутовый шпагат, чтобы использовать его как веревку и тащить труп с простынёй за собой. Труп был на удивления легким, видимо сказывалась недоедания. Конечно, дотащить его до магазина был весьма нелегкой задачей, особенно с морозом в минус сорок градусов. И всё же хоть и запыхаясь, я справился, второе испытание было раздеть его. С начала мне пришлось разрезать скатерть, тем самым обнажив жуткое лицо умершего человек. Хотя лицом это трудно назвать, это скорее скелет, покрытый черным слоем копоти. Около рта были видны скулы, нос сильно выходил вперед, и виднелся жуткий оскал. Все лицо было в жутких жёлтых пятнах и было видно, что человек долгое время не брился и поэтому был заросший. От самого человека несло мертвечиной и…вообще было понятно, что человек долго не мылся. Запаха напоминал, запах бездомного бомжа, не в обиду конечно человеку, я понимал, что с тем возможностями, что сейчас есть в городе, я и сам могу таким стать. От таких мыслей стало не по себе, но я старался об этом не думать, концентрируясь на выживании. Снять одежду с трупа была сложной задачей, так как человек был мертвый, его мышцы замерли мертвой хваткой, особая проблема была с руками, мне было неприятно их выворачивать, так как я слышал хруст костей и сухожилий. Но, всё же я добился своего с смог снять с него чёрное пальто, а следом и шерстяной свитер, шарф, платок, что закрывал большую часть тела, штаны и валенки с теплыми носками. Как это всё воняла обычному человеку не представить и самая большая проблема, все трупы были такие, и мне ещё повезло найти с обувью. С долей брезгливости, я всё же надел её на себя, и хоть запах отталкивал, но за то стало гораздо теплее. Я не стал снимать свою старую одежду, просто потому, что окоченел бы тогда. С трудом, но первый шаг был выполнен, теперь, надо было пойти в город и узнать, какова обстановка. *** Собрав всё самое необходимое на первое время, я, недолго думая, решил пойти по знакомой дороги, где начинались трупы и следы шин от грузовика. Дойдя до места я решил пойти наугад. По пути я старался запомнит дорогу назад, если придется возвращаться в магазин. Чем дальше я шёл, тем больше становилось трупов на дороге. Их количества пугало, не только самим фактам своего присутствия, но и намёком на то, что мои страхи подтверждаются. Первая зима была самая тяжела и страшная по количеству смертей, да они всегда были, но первая была самой массовой. Пока, я шёл, всё ещё не веря тому, куда я попал, я старался продумать план наперёд. У меня уже была чёткая цель, куда мне идти, так я хотел подтвердит свои теории, а также получить возможность получить убежище, пусть даже и временное. Моё путешествие по кладбищу заняло помиом ощущения минут двадцать, может двадцать пять, пока я не наткнулся на железный забор, за которым начинались характерные для Петербурга дома. Только они были «мертвые», в том смысле, что в них нет света, хотя с чего бы ему быть днём. Все здание были побитые, в них выбило стекла, и вместо них была либо фанера, либо плотные занавески.. одним слова всё было как в учебники по истории, только ещё более жутко. И когда я вышел из кладбища, картина не поменялась: на улице лежали десятки тел. На дороги валялся мусор от бомбежки, стекла и прочий хлам. Сама улица на которой я стоял было пустынной, и людей в городе будто не была. Но, был знакомый из фильмов звук метронома, который говорил, что жизнь всё же есть в городе. В первую очередь я пытался понять, где я, чтобы это выяснить я решил проверить адрес улицы на торце одно из полуразрушенных домов. Прежде чем, прочитать название я обратил внимание на черный буквы на белой стене. «Внимание граждане при артобстреле эта сторона улицы наиболее ОПАСНА» Тот я думал, что дорога здесь более побитая, чем в других местах, а я как дурак сейчас п ней иду, надо бы убраться поскорее и пойти дальше. Я посмотрел на названия дома, оно гласило: «Малый проспект Василевского острова дом…..» Так, Малый проспект это значить, я вышел из Смоленского кладбища, куда переместился магазин, и я на Василевском острове, что облегчает задачу, ведь именно здесь мне и надо было быть. проблема была лишь в том, что названия домов ни о чём мне не говорили, ну хотя бы я знал, где какой проспект за каким располагаться, так что найти, то что я хотел думаю будет не сложно. *** На дворе было ранее утро 21 декабря 1941 года, в доме № 13/6 на 2-й линии Васильевского острова жила 11 летная девочка по имени Таня Савичева, вместе со своей семьё. На долю её семьи выпало много испытаний. Отец девочки умер ещё до войны. Братья и сестры работали на заводах, мальчики в цеху, а девочки в архив и конструкторском бюро. Два дяди Василий и Алексей трудились в службы воздушной обороны. Брат Леонид или как его называла Таня – Лёка, работал на Адмиралтейском заводе. Мама стала сшить военное обмундирования. Сама Таня собирала стеклянные бутылки для коктейля Молотова и помогла разбирать чердаки, пострадавшие от бомбежек. А, бабушка могла в силу своих лет и немощности, лишь отдавать свой и без того малый иждевенчаский паёк внучки. Дети….всё делал ради них. Родители отдавали от себя, всё что могли, чтобы они смогли выжить. Пережить этот Ад. Блокада длилась всего четыре месяцев, но казалась, что целая вечность. Вечность в голоде и холоде. Совсем недавно Таня начала ходить в 4 класс, дорога занимала всего пять минут, но с истощенным телом это была целое испытание. Тем более что провожал её до школы бой ветранома, говорящего о налете немцев. Она не сразу привыкла к этому звуку, но ещё тяжелее ей было привыкать к чувству голода, которых, был также силен, как и вечных бесконечных холод. Она бы и не ходила, если бы там не выдавали не большой, но важный паёк: суп, а если точнее вода с несколькими вермишелями, и то если повезет. Недавно у её подруги и одноклассница, тоже носившая имя Таня только с фамилией Блинова, произошла трагедия: у её мамы украли карточки и у них не было еды на 1 и 2 декабря, они только чудом не умерли, страдая от ещё большего голода. Таня тогда и рада была бы подлиться с ней своим хлебом, но она съела и свой и тот, что дал ей брат Лёка. Еды в городе не было ни какой, и её семья сама варила столярный клей, как и остальные. Вкус у этой дряни был отвратителен, даже лавровый лист не спасал и лишь немного глушил голод. Хлебные карточки берегли, как зеницу ока и самое святое что было, потерять означало смерть. Вся жизни блокадникам казалась сплошным кошмаром, казалось это ни когда не кончиться, и все они умрут от голода и холода. И всё же они не сдавались, они боролись за жизнь, они хотели жить, пусть даже жизнь была жестока и в ней, как казалось, многим, больше нет надежды. И вот девочка Таня шла по улице, возвращаясь с отоваренным хлебом, в свой родной дом. По пути то и дело на дороги лежали трупы, обессилевших от голода людей, их ни кто не забирал, и поэтому они лежали так, а люди просто проходили мимо. Девочка уже привыкла к этой картине, к счастью её дом буквально за поворотам от хлебного. Ей оставалось пройти почти пять шагов до подъезда, как вдруг она увидела мужскую фигуру в пальто, что чаятельно разглядывал названия дома. По началу, Таня, подумала, что это мог быть сосед из соседних домов, так как в доме жила только её семья. Но, в эти дни мало кто, куда ходит, если только не на работу или за хлебом отоваривать карточки. Но, смутила Таню, другое, а именно то, как выгладил незнакомец, и нет дело было не в одежде, что у всех одинаковая, а в нём самом. В отличии от других, он был более «живым», и растерянным, слова только сейчас понял, что идёт война. И, по нему нельзя было сказать, что он бедствует или имеет проблемы с едой. Глаза у него были живые, кожа румяная на лице, движения более быстрые, чем у остальных, а из-за рота был густой пар. Девочки вдруг стало, страшно. Ей рассказывали о шпионах, предателях, что питаются лучше за счёт краже еды и саботажей, а также о каннибалах и людоедах, которые выглядит более сытыми и имеют безумный взгляд из-за того, что едят людей и даже детей. Все признаки указывал на это, кроме взгляда, в котором не было безумия и паранойи, не были волнения. И она задумалась, почему этот человек выгладили иначе. Его лицо не было бледным, как у всех: на нём был красный румянец от холода, словно она только вышла из тепла. В его глазах играла жизнь, будто ещё вчера был мир. Всё ходил с безразличием и угнетениям, а он будто живой, как до войны. Он был возбужден и двигался более энергично, чем все остальные, кого встречал девочка: делала зарядку, махала руками, ходила на месте, что шокировала девочку, зная как надо экономить силы. Было видно только, что он взволнован, видимо от мысли скорее встретиться с тем, когда ждет. «Интересно, кто это может быть?» - подумала Таня, однако раздумья прервало боль в животе, и она вспоминала про отваренный хлеб, что лежал в кармане, ей пришлось очень рано встать и занять очередь, которая была очень длинной. Сегодня воскресения и вся семья, наконец, сможет собраться вместе на ужин, который является сваренный столярный клей. Девочка, почти тут же забыла про странного незнакомца и решила пройти мимо него, даже не спрашивая, кого он ждёт, было не до этого. Она уже почти зашла, как вдруг незнакомец остановил её рукой, от чего девочка вздрогнула. -Извини девочка, скажи пожалуйста тут живут Савичевы? – спросил вежливо незнакомец.