Фейерверк

Акутагава смотрит на звезды. Необычное для него занятие, но внезапное желание поглазеть на небо после победы над Гильдией было непреодолимым. Летний ветерок развевает в стороны волосы, и Рюноске наконец чувствует себя удовлетворённым: в этот день он получил признание Дазая. То, за чем он гнался четыре года после ухода Осаму из мафии. На улицах ночной Иокогамы совсем шумно – ярмарка в честь одного из многочисленных японский фестивалей. Акутагава на них никогда не ходил: до вступления в мафию было не до этого, потом было тоже не до мирных праздников, а теперь это уже переросло в привычку. Даже будет стыдно кому признаться, что на летнем фестивале за все свои двадцать лет жизни Акутагава так ни разу и не был. Как минимум это будет считаться серьезным упущением – в Японии столько красивых праздников. Но впрочем, Акутагава предпочитал любоваться всем со стороны. Всё было для него слишком шумно, а бродить по городу сил после битвы не оставалось. Но признать стоило: было в этих летних фестивалях что-то... Чарующее. Рюноске перевел взгляд на небо: над городом поднялись оранжевые фонари с иероглифами. Говорят, тот, что пролетит дальше исполнит написанное на нем желание владельца. На мостовой реки Ооки было непривычно тихо, будто ты оглох или оказался на пустыре. Не проезжали поблизости даже машины, и Акутагава наслаждался глушащей все чувства тишиной вдоволь. Появлению рядом с ним Хигучи он, как бы то не было странным, не сильно протестовал. Возможно, Акутагава просто ослабил бдительность (за что он себя потом будет долго корить), позволив своей помощнице подойти ближе и тоже уставиться за мерцающие фонари, взлетевшие так высоко, что уже было и не отличить от белых звезд на ночном небе. Возможно, Хигучи сама знала, где искать своего семпая, пользуясь неразрывной связью подчиненной и начальника, возникшей непонятным для Акутагавы образом; прямо как у него и у Дазая когда-то. Как-никак, они работают вместе не один год, и при всей его личной закрытости логику и привычки уловить было можно, стоит посмотреть внимательному взгляду. Ичиё относилась к категории внимательных людей, по крайней мере, к нему, поэтому Акутагава уже не особо удивился тихому вздоху слева от него. Возможно, этому помешало усыпляющее разум умиротворение. — Здесь красиво, – она говорит так, будто впервые здесь была, хотя живет здесь почти всю свою жизнь, и Акутагава качает головой, удостаивая её внимательного взгляда. Хигучи одета празднично: темно-розовое кимоно с белыми журавлями, подвязанное светло-синим поясом. Даже волосы завязала не в привычный для неё пучок или хвост, а заколола канзаши. Видно и правда решила не сидеть дома в выходной даже для мафии день, а прогуляться. — Пожалуй, – также тихо соглашается Рюноске и снова устремляет взор в небо. Луна в своей естественной красе пробивалась сквозь кучевые облака, кидая редкие ледяные лучи на берущуюся рябью воду, и когда они продолжали свой путь, луна осталась одна, заливая своим мягким светом всё. Акутагава никогда бы не подумал, что луна, играющая в его жизни роль маленького ночного светильника, способна светить так, будто был погожий день. Даже привычная мысль о трансформации оборотня в эту минуту не казалось такой отвратительной и ужасной, скорее грустной: дар в один миг оборачивался против своего владельца, становясь проклятием и вызывая судороги в суставах. Казалось, Акутагаву наконец-то посетило упокоение, которое он так отчаянно искал в признании Дазая, а ненависть если полностью не отпустила, то хотя бы ослабила свои тиски. Они оба, оперевшись на перила моста, завороженно смотрели на луну, даже не заметив, как на том берегу со свистом тысячи петард метнулись в ночное небо. Зависнув под луной, они разрывались, окрашивая небо в самые разные цвета и даже затмевая ночное светило. Яркие огни салюта гасли, так и не долетая до воды, но на замену им приходили новые, сверкающие ещё ярче. Ему казалось, что в эту ночь всё было таким спокойным, красивым и лишенным привычной ему жестокости, что это было необычным и приятным. Возможно, такая жизнь для всех людей, кто не связан с мафией. Рюноске с трудом отвёл взгляд от ночного неба и взглянул на Хигучи. А на нее так красиво падал лунный свет, что Акутагава невольно засмотрелся, утонув в зрачках Хигучи, отражающих вспышки ярких фейерверков: зеленый, фиолетовый, красный, ярко-желтый... Её глаза теперь сами казались ручным фейерверком или бенгальскими огнями, горящими и искрящимися в праздничные дни. Она, казалось бы, не замечала прикованного к себя взгляда. Опираясь о перила локтями и кладя голову на руки, она мечтательно смотрела на салюты, по традиции загадывая желание, как только очередной сноп искр взлетал в небо. — В этом году салюты красивее, – тихо говорит Акутагава, снова взглянув на небо, и тут же осекся: по-настоящему любовался ими он только теперь, разглядев в этом нечто большее, чем большие огни и громкие хлопки на всю улицу, что не давали уснуть. Яркие цвета не резали чувствительные глаза, и он даже не щурился. — Думаю, да, – согласно кивнула Хигучи, глядя в воду. Поднялся новый сноп искр, образующий какое-то слово, и Ичиё мигом взглянула на небо. Слово "惚れます" яркой вспышкой осветило небо, и прочитав его, они переглянулись. Каждый подумал о своем: Акутагава о том, почему не замечал красоту в своей помощнице до этого времени, а Хигучи с едва различимой улыбкой представила, что это была не простая надпись в небе, а признание от рядом стоящего семпая. Он, кажется, не отмечает праздники, по крайней мере, гуляет по городу всё в той же одежде. Рюноске взглянул в сторону площади, закашлявшись. Она будто бы горела ярким жёлтым светом, и окажись он там, наверное бы спутал с днем. — В городе много народу? – салюты стихли, и теперь они стояли в тишине, глядя то на луну, то на водную гладь. По молчаливому кодексу они не смели взглянуть друг на друга. — Не особо. Но стоит поспешить: все лавочки со сладостями скоро закроются, – пожала плечами Ичиё, отстранившись от перил моста и взглянув на часы. Оставалось около получаса до закрытия мероприятия. — Позволишь составить компанию? – стряхнув пыль с рукавов плаща, спросил разрешения Рюноске; для него самое время хоть раз побывать на таком празднике, прежде чем его заберет с собой болезнь. Хигучи удивленно оглянулась на него, но к ней быстро вернулось подобие самообладания: всё же невежливо так пялиться на человека. — Конечно, – она просияла счастливой улыбкой. Ичиё мысленно отметила, что желание, загаданное вместе с фейерверком, исполняется намного-намного быстрее чем то, что загадано под бой курантов. Две фигуры неспешно уходили под руку в сторону оживленной ярмарки никем не замеченные, и только кот провожал их своим не по-кошачьи умным взглядом.